Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

— Не смей, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты видела меня в этом спектакле, не люблю его. И вообще не смогу играть, если ты будешь в зале. Не вздумай прийти тайком, я тебя все равно учую и провалюсь. Поклянись, что не придешь.

Пришлось торжественно поклясться. Сидеть дома просто не было сил. А я ведь толком и не видела Москвы. Пойду погуляю, приведу в порядок мысли и чувства… Я быстренько приняла душ, переоделась и вспомнила, что надо зарядить мобильник. Но его в сумке не оказалось. Где же он? Кажется, я забыла его на даче у отца, потому что у Кости я его из сумки не доставала. Но без телефона я как без рук… И Рыжий наверняка звонил. Пришлось волей-неволей позвонить отцу.

— Папа!

— О, Динь-Динь! Как дела?

— Хорошо, спасибо. Папа, я, кажется, забыла свой мобильник у Мальвины на столе.

— Совершенно верно, я звонил тебе домой весь вечер, но напрасно.

— Да, я очень поздно вернулась.

— Тебя можно понять, он поистине неотразим, твой Костя.

— Папа, это совсем не то…

— Хорошо, хорошо, вот что, Динь-Динь, я скоро еду в город, может, мы пообедаем вдвоем, а? Ты еще не была в «Пушкине»?

— В каком Пушкине?

— Прелестный ресторан на Тверском бульваре.

Приглашаю тебя.

— Спасибо, с удовольствием. Мне, кстати, никто не звонил?

— Кажется, нет. Итак, давай в два часа на углу, у магазина «Армения». Договорились?

— Конечно, только не забудь телефон. Положи его в карман прямо сейчас!

— Ты меня держишь за маразматика?

— О нет!

Почему-то после этой ночи встреча с отцом уже не вызывала никаких отрицательных эмоций, и не возникало ни малейшего напряжения. Подумаешь, пообедать с отцом в «прелестном» ресторане, что в этом особенного? И тут зазвонил телефон. Тося Бах.

— Динка, где тебя черти носят? Или просто к телефону не подходишь, а мобильник выключен, что за дела?

— Да замоталась я, Тоська, извини!

— Так и быть. Надеюсь, сегодняшний вечер у тебя свободен?

— Да!

— В таком случае записывай адрес, жду тебя к восьми часам! К ужину.

— Как прекрасно жить в Москве! Обедаю с отцом, ужинаю с подругой! Будет кто-то еще?

— Никого не будет, я просто жажду потрепаться с тобой, как когда-то. А завтра можем съездить к моим на дачу, они страшно хотят тебя видеть! Ну все, я помчалась, еще куча дел. В восемь жду! Целую.

— Ох, Динка, какая ты стала… Сразу видно — иностранка!

— Мне тут все говорят, что я иностранка, даже бабушка! А я совсем себя так не ощущаю. Мне тут хорошо…

— Да, выглядишь ты просто здорово, глаза блестят, и вся какая-то… Ты не влюблена часом? А? Ох, подозрительно… Кстати, тебя вчера Иванишин нашел?

— Да, — как можно безразличнее ответила я. Зачем всей Москве знать про наш роман? Да это еще и не роман. — Я была у отца на даче.

— И что?

— Ничего. Поговорили чуть-чуть, договорились встретиться, когда он вернется из Ленинграда.

— Из Ленинграда! Из Санкт-Петербурга, темнота!

— Знаю, но мне как-то непривычно еще.

И вдруг я поняла, что мне безумно хочется говорить про Костю, что-то узнать о нем, хоть я и понимала, что это ох какой нехороший признак — похоже, я здорово влюбилась. Кто бы мог подумать?

— Слушай, а он что, правда хороший актер?

У Тоськи сделался мечтательный вид.

— А черт его знает, какой он там актер! Но мужик — невероятный!

— В каком смысле? — испугалась я.

— Красив, сексуален и все такое… А то, о чем ты подумала, мне, увы, неизвестно. Я для него только старый товарищ! Но баб у него — тучи!

— Господи, откуда что берется, был просто смазливенький мальчик… Слушай, у тебя есть его фотография?

— Были где-то в журнале, я посмотрю. А ты что это так им вдруг заинтересовалась?

— Просто любопытно, что я в этой жизни упустила.

— Геморрой!

— Что? — не поняла я.

— Геморрой ты в жизни упустила!

— У него геморрой? Откуда ты знаешь?

— О господи! Ты с Луны свалилась? Теперь так говорят.

— Как говорят?

— Ну раньше говорили — морока, головная боль и все в таком роде, а теперь говорят просто — геморрой, или сокращенно гимор.

— Какая гадость!

— Ну извини, у нас сейчас еще и не такие гадости говорят. Ты пока что общалась со своими интеллигентными родственниками, довольно престарелыми, а пообщайся с Молодежью — вообще ни фига не поймешь. Ты, например, понимаешь выражение «фуцин голимый»?

— Фуцин голимый? Это еще что?

— Да в том-то и дело, что сама не знаю! Уж лет десять слышу, а понять не могу. Одно знаю: это обидно — быть голимым фуцином.

— Бред!

— Что делать? Ох, Динка, у нас же тут все с ног на голову перевернулось.

— А я думала, наоборот, с головы на ноги!

— Ну, в принципе, конечно, сейчас все-таки мы ближе к норме. Но когда, считай с рождения, стоишь на голове, то потом трудно встать на ноги и научиться нормально ходить. Шатает, понимаешь ли…

Ох, как далеко мы ушли от Кости… Но вернуть ее прямо к разговору о нем опасно, она может что-то заподозрить. К тому же надо спросить и о ее жизни.

Рассказ будет долгим, это я чувствовала. И грустным…

— Да понимаешь, все как-то по-идиотски сложилось, — вздохнула старая подружка. — Есть муж, но только в паспорте, есть сын, но он на меня насрал…

— То есть?

— Ну с мужем разбежались, это уже второй.

Первый, отец Лени, вообще слинял неведомо куда…

Даже алиментов не платил… Но черт с ним и с его алиментами, мне вскоре попался вроде бы приличный мужик, любил-обожал, Леньку как родного принял, и тот к нему привязался, «папа, папа», а что ему, Федя появился, когда Леньке всего два года было, несмышленыш… Я счастлива была безумно, Маруся помогала растить его, мать тогда еще работала… А я училась то одному, то другому, времена-то поменялись, политика засасывала, а я, ох какая я рьяная демократка была…

— А теперь ты коммунистка, что ли?

— Боже упаси! Я и сейчас демократка, просто уже не такая рьяная… Не активистка…

— Понятно. Тось, а дальше-то что?

— Дальше? Федька начал погуливать. Я бы ничего не заметила, но нашлись доброжелатели…

— Больше всего на свете ненавижу доброжелателей! — вырвалось у меня.

— Понимаю. И разделяю, но куда денешься…

Я хотела закрыть глаза, будто ничего не знаю, но не получилось. Врать не умею, в этом вся беда. Вот мало-помалу и дошло до расплева. И он слинял. Мы не разведены, но он живет с другой бабой, а я при пиковом интересе…

— Ну а сын?

— Сын связался с жуткой девкой, просто оторви да брось… Хамка, серая как валенок, ничего не знает и даже не хочет знать, грязнуха… Ужас! Но я честно попыталась с ней смириться, пустила в свой дом, а она…

— Что? — испугалась я. — Обокрала тебя?

— Нет, чего не было, того не было, но… Жила в доме как гостья, ни посуду помыть, ни сготовить, ни… Одним словом, когда я в корзине для грязного белья… Извини, но это соцреализм, короче — когда я там обнаружила ее менструальные трусы, ничем не прикрытые даже, я психанула и выгнала их…