Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

— Ничего, подожди, он очень занят, у него небось времени нет все обдумать, отдать себе отчет в своих чувствах. Такими мужиками не бросаются.

— Ох, Мура, что-то я ничего не пойму.

— А тебе пока и понимать ничего не надо! Живи себе в свое полное удовольствие! Посмотришь, как будут развиваться события, в конце концов, скажи себе — это игра, я играю, и только. Если бы это была любовь, ты бы не стала никого спрашивать, а сделала бы сама свой выбор. А раз не знаешь… И еще — обязательно переспи с Рыжим, может, тогда и определишься.

— Советы старой поблядухи? — засмеялась я.

— Да какая я поблядуха? Я теперь образец добродетели! Но в прежнее время действительно давала шороху… — с прелестной улыбкой сказала Мура. — И должна признать, — добавила она шепотом, хотя мы были одни во всем доме, — ничуточки об этом не жалею! По крайней мере, есть что вспомнить. Видишь ли, Вася.., я его люблю по-настоящему, он самый лучший человек из всех, кого я знала, но как мужчина — ничего особенного… То есть он вполне.., мы до сих пор с ним… Но это не откровение, понимаешь? А муж и отец — идеальный или почти идеальный. Так что этот момент не самое главное, особенно в солидном возрасте… А у тебя уже солидный возраст.

— Ты это к чему? — поинтересовалась я.

— К тому, что хороший человек важнее в жизни, чем хороший мужик.

— Это я давно уже и сама поняла. Но мне почему-то кажется, что Рыжий — хороший мужик. И человек, наверное, тоже. А Костя уже с гарантией отличный мужик и, как мне показалось, безусловно хороший человек.

— Тогда так — живи с обоими и радуйся жизни!

В чем проблема? Главное — не зацикливаться, а будут у тебя два, найдется и третий, а там, глядишь, и великая любовь встретится.

— Мурочка, а кто у тебя был великой любовью?

— Великой любовью? Вася, конечно!

— А кроме Васи?

— Помнишь, когда мама твоя еще была жива, но уже болела, я была как ненормальная?

— Помню.

— Меня тогда бросил один мужик, которого я любила до сумасшествия, болгарин Койчо Молев.

Красив был как Бог, волосы черные-пречерные, а глаза синие. В постели просто чудеса творил, и я буквально ополоумела… А он уехал в свою Болгарию и сгинул. Думала — не выживу, а вот видишь, выжила, и даже очень неплохо, вон у меня дочка какая и Вася… С годами начинаешь понимать: если к мужику можно подойти, прижаться, пожаловаться, что плечо болит, туфли жмут, а Белка-сволочь сказала, что я здорово располнела, и он проникнется, посочувствует, поцелует, по головке погладит… Это дорогого стоит, куда дороже постельных подвигов… Ты уж не девочка, выбирай такого, к которому можно прислониться.

— Костя сказал, что, если бы знал про ту мою историю, он бы меня нашел…

— Мило, трогательно, но ведь в сослагательном наклонении.

— Это точно!

— Ты, наверное, обижаешься, что я тебя тогда не разыскала?

— Нет, на тебя не обижаюсь. Где бы ты стала меня искать?

— Не в том дело! Просто я думала, что совсем тебе не нужна. И еще тогда Майка болела, в больнице лежала…

— Брось! Все нормально! Главное, что мы с тобой встретились и как будто не расставались.

— Да, но ты, Диночка, стала лучше — мягче, умнее, спокойнее…

— Повзрослела.

— И жизнь тебя побила…

— Это верно.

— Слушай, а давай мы с тобой по этому случаю выпьем? А то что-то есть хочется! Обеда у меня нет, но есть пельмени, можно сварить!

— Из красной с белым пачки? — вспомнила я пельмени своего детства.

— Побойся Бога! Домашние, сама лепила, у меня ж Вася с Урала, он без пельменей не живет, пришлось освоить!

У меня потекли слюнки. Но время — третий час ночи!

— Ладно, Мура, вари!

— Наш человек!

* * *

Встали мы поздно.

— Жива? — спросила Мура, когда я приплелась к ней на кухню.

— Относительно! Я столько твоих пельменей съела.., так вкусно было.

— Хочешь научу?

— Пельмени делать? Боже упаси! Нет, кулинария не моя стезя.

— Это ты зря, как известно, путь к сердцу…

— Знаю, знаю, через желудок… Но я видела столько примеров, когда женщина буквально теряла себя в заботах об ублажении его желудка, а в результате сердце доставалось другой.

— Тоже верно! А ты что, вообще не умеешь готовить?

— Умею, но не культивирую это умение…

— А гостей как принимаешь? В ресторане?

— Я так давно не принимаю гостей…

— А Додика своего чем кормишь?

— Чем придется, он неприхотливый. К тому же мы чаще куда-нибудь ходим.

— А когда муж твой был жив?

— Он не делал из еды культа, я же всегда работала, и он относился к этому с уважением.

— Тогда выбирай Рыжего!

— Почему?

— Он же готов жить врозь.

— Боюсь, что только на словах! По-моему, он такой: дашь ему палец — всю руку откусит!

— Тогда что, выбираем Иванишина? — почему-то обрадовалась Мура.

— Нет, Мура, никого не выбираем! Я, кажется, последую мудрому совету старой поблядухи и буду жить в свое удовольствие!

— То есть с обоими? — засмеялась Мура.

— Я посмотрю, как будут разворачиваться события. Рыжий уехал, Костя не появляется, выбирать мне, собственно, не из кого, так чего мучиться?

— Умница! Скажи, что ты сегодня хочешь на обед?

— Ничего! Никаких обедов! Мы поедем в ресторан, мы же собирались перед твоим отъездом, не вышло, значит, поедем сегодня!

— Да? А что, мне такая идея нравится! Пускаемся в загул?

— Вот именно!

По дороге на станцию Мура вдруг сказала;

— Слушай, на днях возвращаются мои соседи, хочешь, я все разузнаю о твоем Рыжем?

— Нет, не хочу. Зачем?

— Значит, Иванишин?

— Мура, отвяжись!

— Слушай, а как тебе удалось сохранить язык? — перевела она разговор. — Тут приезжала одна моя знакомая из Америки, всего десять лет там прожила и говорит ужасно! Все время вставляет английские слова, не помнит уже, как это по-русски…

— Ну, во-первых, я постоянно общаюсь с Додиком, а он ревнитель русского языка, всегда говорит, что терять в эмиграции язык — последнее дело, и вдобавок я способна к языкам вообще, и к родному в частности…

* * *

Мы уже заканчивали обед в отличном ресторане со смешным названием «Сыр». Мура не ошиблась, сказав с чьих-то слов, что там хорошая итальянская кухня. И вдруг позвонил Костя.

— Привет, Шадрина!

Сердце подпрыгнуло и ушло в пятки.

— Привет, Иванишин!

Мура сделала большие глаза.

— Ты, наверное, думаешь, что я мерзавец?

— Ни одной секунды! — рассмеялась я, хотя до его звонка подобная мысль мало-помалу крепла в моей голове.

— Понимаешь, тут куча всяких мелких недоразумений, вплоть до утонувшего в болоте мобильника. Ты простишь меня?

— Безусловно.

— И ты ничего плохого обо мне не думала?

Только не говори, что вообще обо мне не думала!

— Но если так оно и было?

— Шадрина, не начинай! Ты где сейчас?

— Сижу в ресторане «Сыр».