Екатерина Вильмонт - Здравствуй, груздь!

— Хочешь, догоним и попросим?

— Неудобно!

— Еще как удобно! Пошли скорее!

Они выбежали из ресторана. Алина умирала от любопытства, с кем это обедал престарелый жених ее подруги. Но его уже и след простыл.

— Геля, куда вы так мчитесь, на пожар?

— Я не знаю, это так удивительно неприятно…

— Да бросьте! Вас наверняка не опознали!

— Все равно!

— Нет, не все равно, и вообще, мы ничего плохого не сделали, даже ни разу не поцеловались!

— Еще не хватало!

— Мне, например, очень этого не хватает! Давайте исправим этот недочет.

— Отвяжитесь!

— Ну чего вы шарахаетесь! Ладно, не будем целоваться! Не хотите, не надо. Думаете, это большая честь — целоваться с такой кулемой?

— С кулемой? — ахнула Ангелина.

— Конечно, в этом платке, без каблуков — типичная кулема.

Она вдруг издала какой-то странный звук, отвернулась и заплакала.

Он пришел в ужас и кинулся к ней:

— Геля, Геля, простите, ради бога, простите, я не хотел вас обидеть, я пошутил. Геля, Геля!

И вдруг до него дошло — она вовсе не плачет, она умирает со смеху. Странная особа, или это у нее истерика?

— Фу, как вы меня напугали, чего вы смеетесь, что уж такого смешного я сказал?

У нее от смеха уже лились слезы, она даже начала задыхаться. Он взял ее за плечи и встряхнул:

— успокоились?

— Да!

Он смотрел на нее. От смеха она странным образом преобразилась и помолодела. Глаза сверкали, и она была сейчас так хороша, что он не удержался и поцеловал ее. Она не только не оттолкнула его, а ответила на поцелуй. У него голова пошла кругом.

И в этот момент повалил снег! Крупные мокрые хлопья мгновенно отгородили их от остального мира.

Они стояли и целовались, пока хватало дыхания.

— Ну все, все, — пробормотала она, высвобождаясь. — Смотрите, снег как в последнем акте «Пиковой дамы»!

— Ох уж эти литературно-оперные ассоциации!

Они как-то не вяжутся с кулемой.

— Ну и пусть!

— А можно узнать, чего вы так веселились?

— Нельзя!

— Почему? Это страшная тайна?

— Вот именно! В такой снегопад мы не улетим!

— А поехали поездом!

— Но не обязательно, что снег будет идти всю ночь.

— До ночи еще далеко, просто здесь так рано темнеет.

— Я бы не хотела жить в Питере.

— А где бы вы хотели жить?

— В Москве.

— Но там тоже мерзкий климат.

— А вообще-то я хотела бы жить где-нибудь у моря, только у теплого. Но это уже совсем на старости лет.

— Пошли к Неве!

— Зачем?

— Люблю Неву. В ней какая-то совсем особенная вода, необычайно красивая, вы не замечали?

— Замечала. Однажды даже сказала об этом, а меня подняли на смех.

Они шли, а ветер швырял им в лицо хлопья мокрого снега. Свернули за угол и едва удержались на ногах — это дуло с Невы.

— Нет, туда нельзя, снесет, — сказал он, и они повернули в другую сторону. Снег все валил. Они остановились и снова начали целоваться. Кто-то на них наткнулся и проворчал:

— Совсем одурели от этого сексу!

Они рассмеялись.

— Я хочу курить! — простонала Ангелина.

— Тогда надо куда-то зайти, иначе сигарета вмиг размокнет.

И они зашли в бар, попавшийся им на пути. Там было полутемно и малолюдно.

Когда стряхнули снег, разделись и сели за столик, он вдруг увидел, что перед ним сидит совершенно другая женщина. Почти неузнаваемая. Куда девалась прежняя Ангелина? Эта была молодой, веселой, красивой. Что с бабами делает любовь, подумал он.

Неужто она меня все-таки любит? Нет, это не то…

Просто она сбросила с себя груз забот, позволила себе нечто из ряда вон выходящее, а рядом мужик, который ей конечно же нравится, только и всего.

Никакой любви просто по определению быть не может. И не надо, ради всего святого, не надо любви!

Он уже испугался, вдруг поняла Ангелина. Ну и черт с ним, но он как будто снял с меня какое-то заклятье. Он назвал меня кулемой, и я ощутила вдруг, что я живая, что я женщина, что у меня в жизни что-то может быть… Не с ним, конечно, он принадлежит другой, молоденькой, а я.., мне скоро сорок…

В этот момент дверь открылась, вошел мужчина.

И принялся неистово топать ногами, стряхивая снег.

Что-то в его облике показалось ей знакомым. Она вгляделась, и ей стало не по себе. Это был лже-Стрешнев! Собственной персоной. Неприятно засосало под ложечкой. Он что, следит за мной? Настоящий Стрешнев сказал, что это все чепуха, что он его вроде бы знает…

— Что с вами. Геля?

— Нет, ничего, я просто устала.

— Надо выпить крепкого кофе! Я сейчас принесу.

Между тем лже-Стрешнев то ли действительно ее не замечал, то ли так искусно притворялся. Он сел за столик спиной к ним и ни разу даже не оглянулся.

Профессионал высокого класса! Конечно, настоящий Стрешнев его знает, небось коллеги. Хотя все-таки странно, зачем этому называться именем того? Бред какой-то! Но все равно ужасно неприятно. Он что, неотступно следует за мной? И в самолете летел, а я не заметила? Но что его не было в том ресторанчике, это точно… Но тогда не валил снег и он ждал на улице, а сейчас не выдержал… Однако зачем ему за мной следить? Конкуренты наняли? Но в моем случае подобная слежка просто абсурдна. Налоговая полиция? Бред. Не те у меня обороты. Тогда что? А может, кто-то меня оклеветал, и теперь меня в чем-то подозревают? И все равно, даже если допустить такую чушь, то зачем этому типу называться именем Стрешнева?

— Геля! Геля, — тихонько тормошил ее Федор. — Что стряслось?

— Я хочу уйти отсюда.

— Почему?

— Потом объясню. Знаете что, только давайте выйдем тихонько, не привлекая внимания.

Очутившись на улице, она сказала:

— Отойдем за угол и подождем несколько минут.

— Да в чем дело?

— Я хочу посмотреть, не пойдет ди за нами один тип.

— Вы что, хвост за собой обнаружили?

— Не знаю, вот и хочу проверить.

— Ничего себе!

Они простояли минут десять, но из бара за это время никто не выходил.

— Фу, кажется, пронесло. Идемте.

— Вы можете объяснить, в чем дело?

— Объяснить — нет, сама ничего не понимаю, а рассказать попытаюсь, вдруг вы что-то поймете. Но тут такой ветрище. Федя, поехали на вокзал. Авось попадем на какой-нибудь поезд.

— Хорошо, — не стал препираться он.

Им повезло опять, нашлись места в сидячем поезде, который приходит в Москву глубокой ночью.

Когда они наконец уселись рядышком, Ангелина все ему рассказала.

— Вы убеждены, что в баре был тот самый человек?

— Абсолютно!

— И полагаете, что он следил за вами?

— Не знаю, но что еще я могла подумать?

— А хотите, я завтра пойду к настоящему Стрешневу?

— Зачем?

— Как — зачем? Разве можно это так оставлять?

И вообще, пусть знает, что за вас есть кому заступиться, что это за дела, «не беспокойтесь, мадам», и все! Возмутительно!