Бриттани Черри - Земля, о которую мы разбились [litres]

– Грэм! – воскликнула Мэри, подбегая ко мне.

Я крепко ее обнял, и она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но не смогла произнести ни слова. Она начала безудержно рыдать, а к ней присоединилась Карла, которую я тоже притянул в объятья. Я прижал к себе их обеих, мысленно обещая им, что все будет хорошо.

Я крепко держался на ногах, стараясь не дрожать, потому что они нуждались в прочной опоре. Им нужен был кто-то сильный, и я принял на себя эту роль.

Чтобы я был храбрым .

– Что случилось? – спросил я у Мэри, когда она успокоилась. Я подвел ее к стульям в приемной, и мы сели.

Она согнулась и сплела свои дрожащие пальцы между собой.

– Он читал у себя в кабинете, а когда я зашла проведать его… – Ее нижняя губа задрожала. – Понятия не имею, как долго он там пролежал. Если бы я пришла раньше… если бы…

– Никаких «если», – сказал я. – Ты сделала все, что могла. Это не твоя вина, Мэри.

Она кивнула.

– Я знаю, я знаю. Мы готовились к этому дню, просто не думали, что он настанет так быстро. Я думала, что у нас будет больше времени.

– Готовились? – удивленно переспросил я.

Она поморщилась и попыталась утереть слезы, но они продолжили стекать по ее щекам.

– Он не хотел, чтобы ты знал…

– Знал что?

– Он уже давно болен, Грэм. Несколько месяцев назад ему сказали, что если он не сделает операцию, то уже через несколько месяцев у него откажет сердце. Операция была очень рискованной, и он не хотел ее делать. Он уже и так слишком много перенес. Я долго боролась, пытаясь заставить его пойти на эту операцию, но он слишком боялся, что не переживет ее.

Он знал?

– Почему он ничего мне не сказал? – спросил я, чувствуя, как в моей груди зарождается гнев. Мэри взяла меня за руки и понизила голос:

– Он не хотел, чтобы ты его отталкивал. Он думал, что если ты узнаешь о его болезни, то начнешь отдаляться, чтобы защитить себя от чувств. Он знал, что ты погрузишься в себя, и эта мысль разбивала ему сердце, Грэм. Он боялся потерять тебя, потому ты его сын. Ты наш сын, и если бы ты ушел в его последние дни… он бы покинул этот мир с разбитым сердцем.

Мое сердце сжалось, и я с трудом сдержался, чтобы не заплакать. Наклонившись вперед, я покачал головой.

– Он мой лучший друг, – сказал я.

– А ты – его, – ответила она.

Мы все ждали и ждали, когда придут врачи и наконец расскажут нам, что происходит. Когда один из них наконец вернулся, он откашлялся и обратился к Мэри.

– Миссис Эванс?

Мы все вскочили со своих стульев. Наши нервы были напряжены до предела.

– Да, я здесь, – ответила Мэри, когда я взял ее дрожащую руку в свою.

Будь храбрым .

– Ваш муж страдает от сердечной недостаточности. Он находится в реанимации, на дыхательных аппаратах, и если их отключить – скорее всего, он не выживет. Мне очень жаль. Я знаю, что это очень тяжело принять. Я могу организовать для вас встречу со специалистом, который поможет вам решить, что делать дальше и какое решение принять в сложившихся обстоятельствах.

– Вы хотите сказать, что мы должны либо отключить машины, либо оставить его в нынешнем состоянии? – спросила Мэри.

– Да, но, пожалуйста, поймите: он в плохом состоянии. Мы мало что можем для него сделать, разве что обеспечить ему комфорт. Мне очень жаль.

– О боже! – воскликнула Карла, падая в объятия Сьюзи.

– Мы можем его увидеть? – спросила Мэри дрожащим голосом.

– Да, но пока только семья, – сказал доктор. – И по одному человеку зараз.

– Иди первым, – сказала Мэри, поворачиваясь ко мне, словно самая мысль о том, что я не являюсь членом семьи, кажется ей нелепой.

Я покачал головой.

– Нет. Ты должна идти первой. Я подожду.

– Я не могу, – закричала она. – Я не могу. Пожалуйста, Грэм. Пожалуйста, пойди туда и скажи мне, как он. Пожалуйста.

– Хорошо, – сказал я, не решаясь оставить ее в коридоре. Прежде чем я успел сказать что-то еще, Люси уже стояла рядом с Мэри, крепко держа ее за руку. В ее добрых глазах светилось молчаливое обещание, что она никуда не уйдет.

– Я провожу вас в палату, – сказал доктор.

Пока мы шли по коридору, я изо всех сил старался держать себя в руках. Я старался не показывать, как сильно болит мое сердце, но в тот момент, когда я остался наедине с профессором Оливером – самообладание оставило меня.

Он выглядел таким разбитым.

Вокруг него громоздились пищащие аппараты, трубки и капельницы.

Я глубоко вздохнул, пододвинул стул к его кровати и откашлялся.

– Ты эгоистичный засранец, – сурово заявил я. – Ты эгоистичный засранец, раз так поступаешь с Мэри. Ты эгоистичный засранец, раз поступаешь так с Карлой за несколько недель до ее свадьбы. Ты эгоистичный засранец, раз поступаешь так со мной. Я ужасно зол на тебя за то, что ты подумал, будто я сбегу, если узнаю. И я ужасно зол, потому что ты и в самом деле был прав, но, пожалуйста, профессор Оливер… – мой голос дрогнул, в глазах защипало. Они горели от слез, как мое сердце горело от боли. – Не уходи. Ты не можешь уйти, эгоистичный ты гребаный засранец, ясно? Ты не можешь оставить Мэри, ты не можешь оставить Карлу, и ты абсолютно, на все сто процентов не можешь оставить меня .

Я взял его за руку и начал молиться Богу, в которого не верил, потому что мое холодное сердце, оттаявшее совсем недавно, начало разбиваться вдребезги.

– Пожалуйста, Олли. Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, я сделаю все что угодно… просто… просто…

Пожалуйста, не уходи.

Ему не понравился ее подарок, поэтому он позволил себе выпить. Впрочем, Кент никогда не пил только один раз. Один стакан вел ко второму, второй – к третьему, а третий – к целой бутылке, которая пробуждала всех его демонов. Когда демоны Кента выходили наружу – пути назад уже не было.

Даже несмотря на то, что Ребекка была красавицей. Даже несмотря на то, что Ребекка была очень добра.

Даже несмотря на то, что Ребекка каждый день старалась быть лучше ради него. Но Грэм думал, что она и так идеальна.

Последние пять дней рождения она наблюдала, как он задувает свечи.

Она была его лучшим другом и доказательством того, что добро существует, но это не могло продолжаться долго, ведь Кент опять пропустил пару стаканов. Или десять.

– Ты дрянь! – он закричал на нее и швырнул стаканом с виски в стену. Он был не просто чудовищем: он был тьмой, худшим человеком, который когда-либо существовал. Кент даже не понимал, что вывело его из себя, но он вымещал это на Ребекке.

– Пожалуйста, – прошептала она, сидя на диване и дрожа всем телом. – Просто отдохни, Кент. Тебе нужно сделать перерыв.

– Не указывай мне, что делать. Ты испортила Рождество, – пробормотал он, неровным шагом приближаясь к ней. – Ты все испортила, потому что ты дрянь.