Виктория Ростокина - Принцессы на обочине: Музыкальный подвал

— Спасибо, — Наташа смущенно опустила глаза. — Я вам очень признательна. За все-за все! Но… понимаете, мне хочется все это выбирать самой. Пеленочки, ползунки. И колясочку — такую большую-большую! Чтоб была плетеная, как корзинка. А денег у нас хватит, вы не беспокойтесь!

— Денег-то хватит, — покачала головой Виана. — Но ты поторопись все же…

…«Детский мир» — мечта и сказка.

Внизу, в центре зала, стоит гигантский механический Чебурашка. Он машет толстыми лапами и круглыми лопушистыми ушами и глуповато вращает глазами.

Наташа загляделась на это меховое существо, но Андрей деловито взял ее за руку и повел к прилавкам.

Его распирало от гордости. Он чувствовал себя солидным и важным! Еще бы! Отец семейства, который пришел делать покупки для своего чада.

И пусть этот ребенок еще не родился — но ведь он тут, с ними. Вон как топорщится Таткин клетчатый сарафан!

Во внутреннем кармане у Андрея лежал пухлый бумажник, битком набитый купюрами разного достоинства. И ничего, что часть этих денег прислана отцом, а часть собрана его и Наташиными институтскими друзьями, которые скинулись в преддверии радостного события: в обеих студенческих группах ожидаемый ребенок должен был стать первенцем, никто из однокурсников еще не успел обзавестись детьми.

Но все же немалая часть денег, предназначенных для новорожденного, была заработана лично им, Андреем, который последние месяцы трудился за двоих.

И сейчас его переполняла уверенность: он сумеет позаботиться о своем сыне. Они не будут нуждаться ни в чем.

Ну, а уж если вдруг случатся тяжелые времена, то на помощь всегда придут какие-нибудь хорошие люди вроде Вианы или Евгения Ивановича. Но это — лишь в крайнем случае.

А вообще-то опорой семьи станет именно он, Андрей Иванович Багин!

Андрей решил не откладывать и проявить свою опеку над женой и сыном прямо сейчас.

Видя, что к прилавку с распашонками пробиться трудно, он взял Наташу за локоток и, прокашлявшись, как можно громче и солиднее объявил:

— Пропускаем беременных без очереди!

— Ты что? — Наташа, залившись краской, дернула его за рубашку. — Прекрати!

— А ничего! А ничего! — громче прежнего возразил он. — Тебе же трудно стоять!

Толпа загалдела. Кто-то возмущался, кто-то ехидничал.

Слышались голоса:

— А я-то подумала, что это ты сам родить собрался!

— А ты попробуй! В Америке, говорят, премию объявили, миллиард долларов, первому мужчине, который родит!

— Ты глаза-то разуй, наглец! Совсем совесть потерял. Ишь, без очереди!

И главное, Наташа — вот предательница! — присоединилась к этому хору:

— Замолчи! Стыдно! Ты бы хоть вокруг себя посмотрел.

Он посмотрел.

Ох! Действительно стыдно. Длиннющий «хвост» сплошь состоял из женщин. И каждая вторая была с большим животом.

— Извините, — пробормотал Андрей, смешавшись.

И вдруг из той же толпы, еще секунду назад взвинченной, донеслось:

— А что, бабоньки? Давайте пропустим его. Нам-то что, мы постоим, не привыкать, а он ведь слабый пол!

— Да ладно вам… — Андрей попытался было спастись бегством.

Но его схватили и почти силой протолкнули к прилавку. Пропустили и Наташу:

— Иди, или. А то он выберет дрянь какую-нибудь. Разве мужчинам можно такое дело доверить?

И вся очередь, разом подобревшая, принялась давать молодой паре советы, что брать, а чего ни в коем случае брать не следует.

— Бумажные подгузники — такая прелесть, ни забот, ни хлопот!

— Нельзя. От них опрелости.

— Ползунки пока не нужны, рано еще.

— Ничего! Покупайте впрок! А то потом исчезнут. У нас все исчезает.

— Пинетки не забудьте!

— И фланельки побольше. Фланельки!

Уф! Кажется, не забыли ничего.

Выбрались на воздух с шикарной плетеной коляской, доверху нагруженной свертками и пакетами.

С завистью глядел на них с пьедестала длинный черный Дзержинский. У него, бедняги, только и было, что долгополая шинель, тогда как у них — целая куча разных разностей, нагрудничков, слюнявчиков, погремушек. Подумав, решили даже раскошелиться на дорогущие небьющиеся бутылочки с сосками — иностранные, замысловатые.

Решили пройти часть пути пешком, уж больно погода была хороша.

Наташа украдкой следила за Андреем.

Он вез коляску так осторожно, так тщательно обходил неровности тротуара, будто там уже и в самом деле посапывал их сынишка.

Наташа думала о том, что отец и сын обязательно будут похожи друг на друга и найдут общий язык. Наверное, она даже будет ревновать мальчика к Андрею. Или Андрея к мальчику?

Да нет, ревновать не придется. Ведь она останется в семье единственной женщиной, и они оба станут по-рыцарски за ней ухаживать.

«Ты же мужчина, — скажет Андрей-старший. — Ты не должен ныть. Пусть мама капризничает, ей можно, она девчонка. А мы с тобой должны быть стойкими и отважными». И маленький мужественный человек тут же перестанет плакать и смело пойдет по жизни. Вот так-то!

Дома Наташа с упоением пересматривала, перекладывала, перещупывала всю эту симпатичную роскошь: тоненькие батистовые рубашонки, фланелевые пеленки, кофточки, чепчики. Нежная вышивка, тонкие кружева, атласные завязки…

Ну и богатый гардероб будет у малыша! Прямо как у наследного принца!

Ей вдруг самой захотелось быть маленькой и беспомощной, и чтобы теплые мамины руки пеленали и баюкали ее.

Наташа представила себе, как мама, еще совсем молодая, склонялась над новорожденной Наташенькой, Натусенькой, Тусиком. И отец рядом — живой, красивый и счастливый. Они нежно треплют ребячьи пухленькие ручки и ножки.

И они еще не знают, что жить отцу осталось не так уж долго.

И что маме доведется понянчить внучонка, а ему — нет.

Мама до сих пор бережно хранит первые Наташины кофточки и шапочки. Теперь они вновь пригодятся. Правда, они розовые, девчачьи. Ну и что, подумаешь!

Если Наташа радовалась приобретениям тихо, по-женски, то в Андрее проснулся настоящий первобытный мужчина-дикарь.

С головы до ног обвешав себя разноцветными погремушками, точно шаманскими амулетами, он носился по квартире в неистовом папуасском танце, сопровождая каждое движение дикими выкриками:

— Йа! Хах-а! Улю-лю!

Он извивался и подпрыгивал, погремушки звякали и брякали на разные голоса.

Глаза у Андрея горели, вихры торчали во все стороны.

— Знай наших! — выкликал он. — Вот мы какие!

И свирепо грозил кулаком какому-то невидимому недругу:

— Мы вам покажем!

Наконец издал безумный клич:

— Да здравствует всенародный роддом!

И сделал самое настоящее сальто… Наташино любимое зеркало рассыпалось с оглушительным звоном…

— Оно само! — испуганно сказал Андрей. — Я даже к нему не прикасался.

Он схватил веник и принялся суетливо выметать стекла.