Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

Дом у Александра Васильевича и в самом деле был большим, но изрядно замусоренным. На шикарном кресле с изящными кручеными подлокотниками — «стиль Людовика», усмехнулась про себя Виолетта, — расположился банный халат, причем халат этот Виолетте показался отчего-то фривольным, и ей даже почудилось, что наглый этот халат ухмыляется. Посередине ковра из-под кучи разбросанных журналов торчали носки.

— Пардонне муа, — пробормотал Александр Васильевич. — Ох, взгрею я это ленивое создание… Что за девка такая — только и знает, что перед зеркалом торчит да макияжется… Как будто я ей за это деньги даю.

Виолетта хотела заметить, что ее не интересуют подробности личной жизни этого господина, но отчего-то смолчала, наверное, удивилась внезапно вспыхнувшей ревности к этой «дуре Вере».

Тем временем Александр Васильевич, сокрушенно бормочущий извинения — «Да что же мне было делать? Кажется, мог бы я попросить вас подождать и быстро прибраться, но как-то неудобно двух очаровательных леди заставлять торчать в прихожей», — бросился убираться.

— Знаете что, — сказала Виолетта, — мы вам поможем. Хотите?

— Хочу, — улыбнулся нахал. — Только вот с носками я сам разберусь — это интимный процесс… А вы, если вас не затруднит, изобразите кофе. Кухня у меня вон там. Надеюсь, что хотя бы на кухне нет такого ужасающего беспорядка.

Он ошибался. На кухне девушек ожидала такая же картина, что и в гостиной. «Боже мой, что же у него творится в спальне?» — подумала Виолетта, с тоской оглядываясь. Прежде чем заняться кофе, надо было перемыть гору грязной посуды, разобраться с нагромождением ненужных здесь, на Виолеттин взгляд, книг, занимавших стол, и…

— Все это взвалено на плечи девушек из высшего общества, — простонала Алена. — Господи, за что?

— Это смирение, друг мой. Воспитывай смирение, оно так необходимо!

Они принялись за дело.

— Странный, однако, парень, — заметила Алена, разбиравшая книги. — Догадайся с трех раз, что он читает?

— Хайдеггера, — предположила Виолетта, моя посуду. — Или Ортегу. Отсюда у него такая страсть к философии.

— Он читает Павича, — рассмеялась Алена. — Первый раз вижу парня при деньгах, который читает Павича…

— Павич в моде, его все читают.

— Ну не скажи… Большинство крутых все-таки предпочитают отечественную прозу, наполненную понятными словами типа «блин», «даешь», ну… погонями и перестрелками, с мордобоем. А это какой-то лирик.

— Крутой лирик, — фыркнула Виолетта. — Неплохо. И что читает крутой лирик?

— «Звездную мантию».

— Точно, псих…

Она закончила с посудой и принялась разыскивать кофе.

— Как ты думаешь, где наш крутой лирик спрятал кофе?

— В банке из-под перца, — предположила Алена. — Мне кажется, это было бы для него последовательно… Люди, почитывающие Павича, стопроцентно держат кофе именно там.

— Ты это по себе судишь?

— Нет, я упорядоченная. Кроме того, у нас есть горничная. Моя мама не видит своей жизни без горничной. Не потому, что самой в лом убраться, а потому как статус обязывает…

— А у меня только няня для Аськи. Иногда я и сама удивляюсь. Знаешь, так странно! Я столько лет сама была нянькой для Любки, а теперь у меня есть нянька…

— Это справедливо.

Кофе нашелся. Вопреки Алениным предположениям он хранился в красивой банке с райскими птицами.

— Он большой оригинал…

— И сам с собой разговаривает во время уборки, — засмеялась Алена.

Виолетта прислушалась. В гостиной и правда кто-то бубнил. Может быть, заявилась любительница долгого макияжа? Но женского голоса не было слышно. Только один, мужской.

Виолетта открыла дверь, стараясь не скрипеть.

— «…Российская империя тюрьма, и за границей тоже кутерьма, — услышала она. — Родилось рано наше поколение, чужда чужбина нам и скучен дом…»

— Он стихи читает, — сказала Алена.

— Нет, — покачала головой Виолетта. — Он поет. Или плачет.

«Да, гад, я тебя знаю!» — хотелось выкрикнуть Аське. О, как она ненавидела эти выцветшие глазки, утонувшие в мелких морщинах! Сейчас эти глазки были добрыми, такими, как в известном анекдоте, добавила она про себя, — «а глаза у него добрые-добрые»… И вроде бы невинные, как у младенца, или просто их уже коснулась бессмысленность? Когда-то эти самые глаза смотрели совсем по-другому. Властно, зло, надменно…

Она почувствовала, как дрожит рука.

— Знаете… — вдруг услышала она Ксюнин голос и подумала: а ведь она забыла про девочку. Вот легкомыслие! Надо уходить. Срочно.

— Что? — спросил Горец, переводя взгляд на Ксюню.

— Нашей воспитательнице нельзя разговаривать с мужчинами. Она у нас почти монахиня. Так что прошу вас оставить ее в покое, — совершенно спокойно соврала во спасение Ксюня. — Если вы снова начнете изводить ее вопросами, где вы могли ее видеть, я пожалуюсь отцу Алексею…

Горец улыбнулся. Улыбка у него вышла странная — жалкая и одновременно жестокая.

— Да я ведь не со зла, — пробормотал он. — Может, мне это только кажется…

— Кажется — перекреститесь, — посоветовала Ксюня и повела Аську по дорожке прочь, не выпуская ее руки. Когда они отошли на приличное расстояние, она сказала совсем по-взрослому: — Вам надо поговорить с отцом Алексеем. Нельзя же так все оставить. Тем более что этот гадкий тип собирается тут остаться. Я сама слышала, он с дядей Ваней разговаривал. Вроде как сторож нам нужен. Хорошо же будет с таким вот сторожем!

— Подожди, — остановилась Аська. — Ты уверена в этом?

— Уверена. Сторож и в самом деле нужен, а батюшка у нас — младенец невинный. Ему всех жалко, и этого урода тоже.

— Ксения, — вспомнила Ася про свои обязанности воспитателя, — нельзя так говорить про людей!

— Про людей — нельзя, — согласилась Ксюня. — Но что-то мне этот мужик совсем не кажется человеком. Глаза такие поганые… Я наших бомжей видела — они придут, поживут и уходят. А этот собирается остаться. И мне кажется вот что… — Она понизила голос: — Никакой он не бомж. Он нарочно прикинулся, чтобы сюда проникнуть и втереться в доверие. А у него какие-то свои планы. И вы ему мешаете, потому что он вас узнал. И боится, что вы его вспомните. Он вас нарочно пытает, чтобы понять, помните вы его или нет. Я все время рядом с вами буду, чтобы подальше от греха…

— Ксюня, — устало проговорила Аська, прижимая девочку к себе, — я очень благодарна тебе за участие, но… Не кажется ли тебе, что ты слишком много читаешь триллеров?

И все-таки в душе уже поселилась мысль о том, что девочка права и Горец здесь находится с определенными целями. «Да ерунда, — тут же оборвала себя Аська. — Сама стала как Ксюня. Ну что у нас тут могут быть за цели? Обитель-то бедная. Если бы не Клаус со своим приятелем, пошли бы по миру с сумой».