Бэт Риклз - Бросок наудачу

Проходя в двери, словно попадаю в сон. Но не в простой сон. В ночной кошмар.

Коридоры переполнены. Даже в наушниках я слышу общий гомон, вытаскиваю один наушник, но различаю лишь какофонию из болтовни и смеха. Почему здесь так много народу? До начала урока десять минут. Обычно здесь собирается такая толпа, только если снаружи идет дождь, а сейчас на улице хорошая погода.

Начинаю пробираться через толпу, но понимаю: усилия не нужно прикладывать – люди расступаются и создают для меня зигзагообразную дорожку, при этом все поворачивают головы в мою сторону. Хмурюсь. Что происходит?

Ощущаю на себе чужие взгляды и опускаю голову. Но не могу удержаться, украдкой поглядываю по сторонам и убеждаюсь – все смотрят именно на меня. И хотя слова трудно разобрать, у меня сразу возникает впечатление – говорят все тоже именно обо мне.

Сворачиваю налево к своему шкафчику. Вот тогда все и становится ясно.

Повсюду виднеются листы бумаги: они разбросаны по полу, приклеены скотчем к шкафчикам, прикреплены к стенам и дверям классов… При моем появлении шум стихает, и все начинают перешептываться, как будто это лучше, чем громко обсуждать меня за моей же спиной. Мою грудь словно сдавливает тисками, и внезапно я не могу вздохнуть. Мне нужно добраться до своего шкафчика.

«Просто доберись до своего шкафчика, Мэдисон. Просто доберись до своего шкафчика…» Я твержу себе это снова и снова, будто в шкафчике таится мое убежище от всего происходящего.

Я больше не хочу искать остальных ребят. Даже Саммер. Найду их позже. Мне просто нужно добраться до своего шкафчика и спрятаться в туалете на время классного часа, а потом пойти на урок истории, а потом – на урок живописи и фотографии. Двадцать пять минут. Я справлюсь с этим. Двадцать пять минут. И все.

Я добираюсь, наконец, до шкафчика… и мир вокруг останавливается. Все замирает на один ужасный, бесконечный миг.

Один из многочисленных листов бумаги прикреплен к двери моего шкафчика на уровне глаз – видимо, кем-то, кто знает о моем невысоком росте. Протягиваю руку и срываю его. Это фотография – не самого лучшего качества, немного нечеткая, но на ней вполне можно различить происходящее.

На снимке мы с Дуайтом целуемся в библиотеке.

Ошибки тут быть не может; нас нельзя перепутать ни с кем другим. Не знаю, кто сделал этот снимок и зачем повесил его на мой шкафчик, но сейчас это и не важно. Это не меняет факта: фотографии разбросали по всей школе, и все их уже видели.

Поднимаю голову и медленно поворачиваю ее из стороны в сторону. Наконец замечаю его: Дуайт срывает фотографию, приклеенную к его шкафчику, бледнеет и сглатывает. Затем комкает снимок в кулаке, поворачивается и тут же ловит мой взгляд.

Я снова смотрю на свой шкафчик, опуская руку с фотографией. И конечно, – вы только посмотрите, кто бы мог подумать? – там есть кое-что еще.

На дверце шкафчика нацарапаны буквы. Не нанесены спреем. Надпись теперь нельзя смыть, оттереть или как-то закрасить. Буквы выцарапаны прямо на шкафчике, неровные серебристые линии хорошо заметны на окрашенной дверце.

С—У—Ч—К—А.

Сучка .

Это слово так и пульсирует в моей голове, отдаваясь эхом.

Потом я вспоминаю, что мне нужно дышать, и делаю неглубокий, прерывистый вдох. И еще один. И еще и еще. Выдохнуть. Вдохнуть еще раз. И выдохнуть. Да. Вот так. Вот так, хорошо.

Медленно разжимаю пальцы, и фотография падает на пол. Отступаю на шаг назад от своего изуродованного шкафчика. Не слышу ничего, кроме перешептываний и собственного неглубокого дыхания.

– Шлюха, – кричит кто-то.

А затем слова начинают литься бесконечным потоком, обрушиваясь на меня со всех сторон: «О боже, как она посмела, бедный Брайс… я не понимаю, что случилось, она всегда казалась такой милой… я слышала, она переспала с этим Джастином, который пришел на бал с Тиффани… бедный Брайс…, я всегда знала, что она сучка ненормальная… шлюха… больная…» На этих словах шепот внезапно становится слишком громким, превращаясь в один сплошной гул в моей голове, и я больше не могу это терпеть.

Это намного хуже всего, чего я боялась.

Я опасалась раскрытия правды о моей прежней жизни. Не хотела, чтобы Толстуха Мэдди вернулась и преследовала меня, чтобы она разрушила ту жизнь, которую я для себя создала. Не единожды я не могла заснуть до утра, прокручивая в голове различные кошмарные сценарии, в которых все узнавали о моем прошлом.

Но это…

Это гораздо, гораздо хуже, чем я могла себе представить.

На этот раз не прошлое вернулось, чтобы преследовать меня. Все созданное здесь разрушило мое настоящее. Жизнь новой Мэдисон рассыпалась на куски. И старой Мэдисон больше нет нужды скрываться.

Я восстанавливаю вокруг себя стены, которые долгое время училась делать в Пайнфорде; никто не увидит моих слез. Я не доставлю им такого удовольствия и не покажу, что они задели меня, что они сломали меня.

Вставляю второй наушник в ухо, и звучащая музыка наполняет меня. Закидываю сумку повыше на плечо. Поворачиваюсь и ухожу.

Плевать, если я не выгляжу так, будто пытаюсь сохранить свое достоинство, будто мне плевать, что они говорят или думают обо мне. Просто не отрываю взгляда от своих ног; они двигаются ровно, одна впереди другой, голова опущена. Жаль только, я так коротко подстриглась, теперь мне не спрятаться за волосами.

Чувствую, как все больше сжимаюсь внутри. Мысленно словно сокращаюсь и прячусь глубоко в себя, превращаясь в рака, укрытого раковиной, который шаг за шагом движется по коридору.

Теперь все не так, как было в Пайнфорде. Теперь я не Толстуха Мэдди, которой не давали прохода. Все гораздо хуже.

Издалека до меня доносятся разговоры, пересуды… обидные слова в мой адрес. Кто-то загораживает мне дорогу; я вижу кроссовки и потертые внизу штанины джинсов. Останавливаюсь и поднимаю взгляд от ног к лицу. Брайс . Беззвучно, одними губами произношу его имя. Он что-то мне говорит. Вижу, как шевелятся его губы. Слышу его голос. Но умом слова не могу понять. Как будто я полностью отключилась. В голове слишком много звуков, а тело… просто существует . Поэтому я снова опускаю взгляд в пол, обхожу Брайса и иду дальше.

В конце концов захожу в кабинет музыки. Здесь никого нет. Только инструменты, пюпитры и стулья, расставленные вокруг дирижерской стойки. Вынимаю из ушей наушники и тут же вспоминаю, почему изначально стала ими пользоваться – музыка помогала заглушить мысли, когда наступала такая ужасная тишина, как сейчас.

Медленно наматываю провода наушников на айпод и кладу его на стол у входа. Роняю сумку на пол и стою так, не зная, куда себя деть, и тут открывается дверь.

– Мэдисон, ты?.. – Дуайт не заканчивает вопрос, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он не сводит с меня печального взгляда. Подходит ближе – медленно, осторожно, словно я какое-то дикое животное, которое в любой момент может разорвать его на куски. – Мэдисон… – Он настороженно смотрит на меня. – Все будет хорошо.