Кэти Чикателли-Куц - Карантин

Я ничего не отвечаю и вдруг очень четко понимаю, что на стороне Оливера тихо.

Мама тоже молчит, ожидая ответа. Затем на заднем фоне раздается голос Рэнди, спрашивающий у мамы, где степлер.

– В правом ящике стола в комнате Флоры, – отвечает она, затем спрашивает меня: – Хочешь поговорить с кузеном?

– Не-е-ет! – слышу я в трубке.

Мама вздыхает.

– Прости, Флора. Он не может найти степлер. Ты же знаешь, как это бывает. Я кладу…

– Погоди, мам, прежде чем ты отключишься, – прерываю ее.

Она молчит, и я слышу, что Рэнди уже выходит из себя.

– Я просто хочу извиниться снова.

– Флора, дорогая, за что? Почему ты все время извиняешься? Ты не виновата, что заболела. Ты же не специально.

Неловко смеюсь.

– Нет, конечно.

– Нужно помочь Рэнди. А ты думай только о выздоровлении от этой лихорадки, ладно?

– Ладно, – отвечаю очень тихо.

Как только вешаю трубку, в палату через шлюз входит женщина в защитном костюме.

– Проверка показателей. – Она выглядит такой утомленной, будто каждый день расхаживает в защите. Хотя, если подумать, возможно, так оно и есть. Показатели – точно! Они поймут, что у меня нет никакого жара, что я не больна и Оливеру ничего не грозит. Мы сможем отправиться домой, и все это станет одним большим недоразумением, над которым мы однажды посмеемся. Хотя я не планирую встречаться с ним снова.

Женщина смотрит на часы на стене и что-то бормочет.

– Что вы сказали? – не знаю, почему пытаюсь с ней заговорить.

Она прищуривается, будто чует неладное.

– Сказала, что опоздала. Обычно я тут не работаю и не очень хорошо знаю местную планировку.

– Все нормально, на самом деле я не больна, – говорю, не задумываясь.

Она смотрит на меня сквозь закрывающий лицо прозрачный пластик.

– Как и все, – закатывает глаза медсестра.

– Нет, правда. Я действительно не больна. Это недоразумение.

Слышу, как за шторой ворочается Оливер, и надеюсь, что он слушает.

– Да ну? И что за недоразумение? – Женщина смотрит на меня сочувственно, сложив губы бантиком, будто мне пять лет.

– На самом деле у меня не было жара. Я его симулировала! Теперь мы можем пойти домой?

Сестра вновь закатывает глаза и сует термометр мне в рот.

Когда тот пикает, она достает его и смотрит на цифры, потом переводит взгляд на меня.

– Жара нет, – бормочет она, щурясь, и держит термометр двумя пальцами, словно тот ядовит. Мне вдруг становится обидно за свою слюну. Я не ядовитая. Вспоминаю, как отшатнулся от меня Оливер, и мне хочется вырвать термометр из этих пальцев и ткнуть ей в глаз.

Сварливая медсестра заканчивает брать анализы у Флоры. Ко мне подкрадывается страх. Это похоже на дурной сон. Мы не больны, но застряли в этой палате, и никто нам не верит. Разве не так происходило в старых домах для умалишенных? Или это было в каком-то фильме, который я смотрел, или в книге, которую читал? В книге, написанной по фильму, снятому по реальной истории?

Внезапно штора распахивается, и какую-то долю секунды я вижу Флору. Сестра вновь задергивает штору, оглядывая меня с головы до ног.

– Проверка показателей, – говорит она, и ее голос еще более уныл, чем когда она была у Флоры.

Она ждет, пока термометр пискнет и считаются показатели кровяного давления и пульса.

– Норма, – мычит медсестра и уходит.

На половине Флоры тихо. Штора, разделяющая наши койки, темная, так что я не вижу ее силуэта.

Келси продолжает писать, я хочу рассказать ей, что все это – огромное недоразумение, что Флора симулировала жар и поцеловала меня, но при мысли о том, что Келси об этом узнает, мне вновь становится дурно. Я понимаю, в какой безвыходной ловушке оказался.

Без вариантов.

Келси рассказывает мне о фильме, который смотрит с Люси. Сюжет кажется запутанным. Или, может, я просто недостаточно внимательно за ним слежу.

Включаю телик. Идут новости, где передают короткий сюжет о двух подростках на карантине в Майами, и я понимаю, что это – о нас с Флорой. Они не могут показать фото или озвучить имена, поскольку это конфиденциально и все такое. Но странно осознавать, что эти новости – обо мне. Все равно что слушать запись собственного голоса. Нечто знакомое, но звучащее отдаленно и чужеродно.

Без вариантов . Я выключаю телик, проверяю «Фейсбук», открываю пост Келси, но могу прочесть лишь «Кто такой Оливер?» двадцать раз подряд, прежде чем у меня возникает желание вновь закрыть приложение. Но замечаю в самом низу сообщение от кого-то по имени Дженна: «Фу. Наверное, он в одной палате с Флорой».

Фу . Это ввинчивается мне в мозг. Но погодите, кто такая Дженна и откуда она знает, что я в одной палате с Флорой?

Через секунду телефон жужжит. Это новое сообщение от Келси:

«Оливер! Ты не говорил, что у тебя есть соседка! Мне стоит беспокоиться?».

Она добавила смеющийся до слез смайлик. Потому что, конечно же, она знает, что ревновать тут не к чему, никто не станет ревновать меня к кому бы то ни было. Потому что я – Оливер. Внезапно возникает порыв рассказать ей, что я на карантине из-за поцелуя с Флорой, но эта мысль кажется низкой. Я все еще не знаю, как относиться к тому поцелую, как и его причину.

Я трогаю свои губы. Поцелуй был быстрым, но я все же успел заметить, какая нежная у Флоры кожа. Даже ее ладони, когда она схватила мое лицо, были мягкими. Вспоминаю, как она держала меня за руку в самолете, как не испугалась моей панической атаки. Этот тюлень на видео, которое она показала мне, пока доктор Демарко разговаривала с моей мамой. Я чувствую себя подонком из-за того, что сказал эти слова о ее снова женившемся отце.

Невольно задаюсь вопросом, многих ли целовала Флора. Странно быть так близко и не разговаривать. Странно, что мы целиком и полностью бесповоротно застряли в этой палате.

Джои приносит подносы с ужином довольно поздно, и я не хочу подслушивать, как он разговаривает с Флорой, но у меня нет выбора, поскольку ее койка находится всего в нескольких футах. Знаю, что он учится на врача или на кого-то там еще, но он не кажется мне особенно умным.

Джои рассказывает Флоре что-то о том, как ребенком гулял по Таймс-сквер, а она отвечает: «Я люблю там гулять». Что вряд ли правда. Никто из ньюйоркцев не любит там гулять.

В ее голосе отсутствуют такие интонации, когда она разговаривает со мной.

Это немного напоминает мне трепет в мамином голосе.

Теперь они разговаривают о баскетболе, и Джои говорит что-то о бруклинской команде. Флора отвечает, что любит баскетбол, но я почему-то считаю, что и это неправда. Не помню, чтобы она хоть раз упоминала спортивные команды. Не то чтобы я давно ее знаю и не то чтобы узнаю ее ближе, мы же не разговариваем друг с другом.