Кэти Чикателли-Куц - Карантин

Они все говорят, а я задаюсь вопросом, почему он не уходит. Мне хочется защитить от него свое пространство, свою палату и Флору. Она должна говорить со мной, а не с Джои.

Спустя, как мне показалось, несколько часов он наконец произносит что-то о том, чтобы отнести ужин «ее парню». Голос Флоры звучит отвратительно, когда она отвечает: «Он мне не парень!». Затем мистер «Анатомия страсти» спрашивает: «Зачем же ты его целовала?». Он говорит это шутя, ответ ему явно не нужен. Но я снова задаюсь вопросом: а зачем?

Джои распахивает штору, и я вижу Флору. На ее лице улыбка, которой я не видел раньше. Она вся светится, и это так заразительно, что я не могу не улыбнуться в ответ. Но улыбка быстро сменяется оскалом, когда она видит меня, и штора снова задергивается.

– Ужин, чувак! – говорит Джои. Интересно, у него бывает плохое настроение?

– Спасибо.

Он смотрит, как я открываю поднос. Почему он все еще в моей палате, в нашей палате?

Я ковыряюсь в листах салата, а Джои снова что-то записывает в планшет. Наконец он говорит:

– Сегодня еще зайду я или кто-то из моих коллег – взять анализы. И завтра – тоже. – Он салютует мне, а я даже не знаю, как на это отвечать, но, к счастью, он и не ждет ответа.

Теперь, когда Джои ушел, в палате, кажется, стало еще тише. На часах половина восьмого, как-то странно не делать домашнюю работу и не готовиться к новой неделе в школе.

Я еще немного переписываюсь с Келси, но теперь она говорит о каком-то новом фильме, который выглядит еще более запутанным. Конечно же, звонит мама, и на этот раз кажется спокойнее. Она полностью собралась, готова к перелету и, я уверен, уже выпила свой вечерний бокал вина.

На часах половина одиннадцатого, Флора идет в ванную. Некоторое время спустя она возвращается, распространяя запах кокоса и мяты. Слышно, как она устраивается в постели. Вероятно, пора заняться тем же. Я начинаю копаться в сумке.

Надо было заскочить в прачечную, прежде чем уезжать из гостиницы, потому что сейчас у меня лишь куча потной, мерзкой одежды. На стуле в углу лежит стопка больничной одежды. Я беру синий комплект и направляюсь в ванную. Чищу зубы, переодеваюсь и несколько поражаюсь тому, насколько я похож на пациента.

Снова забравшись в постель, немного меняю наклон спинки, чтобы не сидеть так прямо, и опять включаю телик. Те же новости, что и раньше: о «двух подростках».

Надо заснуть. Слышу, как глубоко дышит Флора, и гадаю, спит ли она. Меня внезапно осеняет, что я провожу ночь наедине с девушкой. Я провел и прошлую ночь рядом с Флорой, но в открытом помещении, полном людей. А теперь мы в этой палате наедине друг с другом, насколько это возможно с полностью прозрачной стеной и медперсоналом, приходящим делать анализы. Но это самое большое «наедине» с девушкой, которое было у меня в жизни.

На часах три двадцать три утра. Оливер храпит. Это будит меня, но в то же время странно успокаивает. Успокаивает гораздо сильнее, чем градусник во рту и манжета вокруг руки через каждые пять минут. Я бесцельно открываю «Твиттер», но меня все раздражает. Бекка и Дженна попытались запустить сбор на «кикстартере» для «поисков лекарства от тропического моно», но пока получили всего десять долларов. Конечно же, они встретились, чтобы сделать эту страничку, нащелкать и запостить миллион фоток, якобы показывая: « Мы беспокоимся о тебе». Это «мы» напоминает отца с Голди.

Смотрю в потолок, потом снова в телефон, на время. Три сорок два, Оливер по-прежнему храпит. Сон никак не идет, но мне почему-то на это наплевать.

Приятно проснуться самому, а не оттого, что в горло суют градусник, а руку пережимает манжета. В палате светло. Телефон говорит, что уже девять тридцать семь. Слышно, как входит Джои и снова говорит с Флорой о баскетболе. Хотя, скорее, говорит для Флоры. Он рассказывает о какой-то игре, на которую ходил, и удивительном штрафном броске. Мне почти неприятно, что Флора вынуждена это слушать. Почти.

Проверяю сообщения, пытаясь отключиться от голоса Джои. Келси недавно прислала рассказ об одном из тех фильмов, которые смотрела, а потом:

«Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо!».

Чувствую себя более чем хорошо, читая это.

«Просто отлично», – отвечаю.

В почте ничего интересного. Заходить к себе на страничку «Фейсбука», чтобы увидеть, как кто-нибудь еще из знакомых, пишет, что не знает меня, не очень хочется, так что заглядываю в профиль Келси, а потом в ее «инсту». Там лишь несколько селфи с Люси, где они смотрят кино.

Мама звонит сказать, что уже вылетает. На заднем плане слышны многочисленные объявления, и ее голос звучит очень громко. Я немного отвожу телефон от уха, чтобы сказать ей, что все в порядке. Да, жа́ра нет, питаюсь хорошо. Джои распахивает штору, и я впервые рад его видеть.

– Мам, мне пора. Пришел врач.

– Ладно. Еще минуточку… хочу, чтобы ты знал: говорила с врачами о посещениях. К завтрашнему дню дадут точный ответ. Они, кажется, уверены, что все будет в порядке, и скоро я смогу тебя увидеть! Буду в Майами уже через несколько часов!

– Мам, мне правда пора. Хорошего перелета.

Джои наблюдает, как я говорю по телефону, и, как обычно, карябает что-то в своем планшете.

Я вешаю трубку, и он произносит:

– Слышал слухи о посетителях? Но только никаких девушек, Ромео. Мы не можем позволить тебе целовать кого-то еще.

По ту сторону шторы фыркает Флора. Джои тоже слышит это и безуспешно пытается скрыть улыбку ладонью.

– Завтрак, – говорит он, подталкивая мне поднос, затем фиксирует показатели, записывает что-то еще и выходит через шлюз. «Забавно, как быстро он «проверяет» меня по сравнению с Флорой», – раздраженно думаю я. И чего это она так фыркает?

На часах всего десять шестнадцать. День обещает быть долгим.

Я смотрю через стену на коридор больницы. Джои ушел час назад, но вот он идет снова и машет мне рукой. Забавно, что теперь его костюм химзащиты кажется мне привычным, халат врача – каким-то неуместным. Все равно что встретить учителя за пределами школы, в реальном мире. Правда, нельзя не заметить, как славно облегает его фигуру медицинская форма.

Кажется, лучше гнать эту мысль прочь, но не знаю, почему.

Смотрю на штору между моей койкой и Оливером. Я все еще зла на него за слова про Голди, но все равно хочу поговорить. В самолете ему нужна была моя помощь, потом он разозлился, а потом все стало странно. Я не могу его понять. Он, безусловно, нервный парень, но что-то подсказывает мне, это не его вина.

А вот моя вина в том, что он попал в такой переплет.

Мама все пишет, рассказывая новости от врачей. Вероятно, скоро она сможет меня навестить. Почувствовав зуд и беспокойство, встаю и начинаю ходить по своей части палаты. Смотрю на штору посередине комнаты. У Оливера включен телевизор, оттуда раздается искусственный смех какого-то старого ситкома. Из-под шторы выскальзывает маленькое пятно света. Он что, смотрит в окно? Интересно, что там?