Кэти Чикателли-Куц - Карантин

Он что, отрабатывает на мне приемы из своего собственного руководства? «У него есть девушка», – напоминаю я себе.

Но быстро забываю об этом, поскольку вижу, как в коридоре одеваются папа и Голди. Оба кажутся напуганными. И в отличие от Келси, которая просто притворяется, они напуганными по-настоящему. Джои показывает, как надевать костюм химзащиты, а папа все не может попасть в рукав.

Он вытирает лоб, и я вижу, что там выступил пот.

Наконец, папа натягивает костюм, Голди надевает свой, оба следуют через шлюз за Джои и оказываются в моей палате.

– Флора! – восклицает папа. – Ее можно трогать? – спрашивает он Джои.

– Конечно, можно, – отрезаю я. – Зачем, по-твоему, вы надевали эти костюмы?

– Вот это моя Флора Крутышка, – улыбаясь, говорит папа. Он дал мне это прозвище, когда я была в четвертом классе и подралась на детской площадке с какими-то ребятами постарше, которые обижали Рэнди.

Он склоняется обнять меня, но это объятия, которыми обычно обмениваются с мало знакомыми людьми, например, с приятелем друга после большого совместного ужина. Голди по-прежнему стоит рядом с Джои.

– Ты тоже можешь меня обнять, – говорю я тем же раздраженным тоном. Все, что сказала мне о ней мама, затерялось где-то в голове.

Голди подходит к моей койке, и я замечаю слезы, текущие по ее лицу. Она наклоняется обнять меня, обнять по-настоящему.

Когда она отстраняется, то говорит:

– Мы так рады, что тебе лучше. – Конечно же, первое, что она говорит, это «мы».

– Спасибо, я тоже, – отвечаю я сквозь зубы. – Эй, не стесняйтесь фоткаться. Эту маску мне осталось носить всего лишь несколько часов. Наша тема все еще в тренде. Может, и вы попадаете в лучи славы!

Голди растерянно смотрит на меня.

– Я не хочу трендов. Я выкладывала все это, потому что беспокоилась. И беспокоюсь. Думала, вдруг тебе станет лучше от того, как много людей беспокоится о тебе.

Не хочется говорить ей, как хромает ее логика, поэтому молчу.

И мы дальше просто смотрим друг на друга. Наконец черед Джои со своим верным термометром и манжетой тонометра.

– Что там? – нервно спрашивает папа.

– Тридцать восемь.

– Что? – у него вырывается рык.

– Дурная больничная шутка, – отвечает Джои. – Все еще норма. Наслаждайтесь визитом.

Я хочу, чтоб он остался и спас меня от Голди и отца, но Джои уже ушел на сторону Оливера.

– Как местная еда? – спрашивает Голди. – Ты получила нашу корзину? Знаю, ты не придерживаешься безглютеновой диеты, но это была единственная здоровая еда с доставкой, которую нам удалось тут найти.

Я слишком шокирована, чтобы отвечать, потому молчу.

– Кажется, там были чипсы. Полезные чипсы. Мне всегда хочется соленого, когда я болею, – снова пытается Голди.

– Спасибо, – говорю я.

Мы еще какое-то время смотрим друг на друга. Пока тут был Джои, пришла мама Оливера, и я слышу, как она рассказывает о новом рецепте ризони [5] Ризони (орцо, орзо, итал . Orzo – перев . как «перловка», лат . Hordeum) – это разновидность итальянской сухой мелкой пасты, по внешнему виду напоминающей зерна ячменя или крупного риса. , который нашла в сети.

– О, я люблю ризони! – восклицает Голди. – Готовлю их с жареным перчиком и сыром фета, когда хочу побаловать себя.

«Потому что сыр фета – это почти живой организм», – злобно думаю, но ничего не говорю.

Мама Оливера тоже то ли не слышит, то ли не хочет слышать слова Голди, потому что продолжает разговаривать.

Но тут вклинивается Оливер:

– Фета – мой любимый сыр.

– Да кто вообще любит фету? – спрашиваю, прежде чем успеваю прикусить язык. Мама Оливера замолкает, а Голди с папой смотрят на меня.

Вскочив с постели, распахиваю штору. Оливер с матерью выглядят удивленными.

– Прошу прощения, – извиняюсь. – Но серьезно, Оливер: фета?

Оливер улыбается.

– Да.

Он склоняется вперед, смотрит за штору, на моего отца и Голди.

– Привет, я Оливер.

Когда это он стал таким вежливым?

– Кеннет, – говорит папа, вставая. Он протягивает руку за штору, обмениваясь с Оливером рукопожатием. – Это моя жена, Голди.

– Ну, хорошо, что у всех появилась возможность познакомиться! – резко говорю и задергиваю штору.

– Э-э-э, Флора, а обо мне ты забыла? – спрашивает мама Оливера с другой стороны.

Все смеются, но мне хочется лишь вновь заткнуть уши наушниками и танцевать, пытаясь не начать снова пинать дверь.

– Приятно познакомиться! – отвечает Голди, запрокидывая голову так, чтобы ее голос пронесся над шторой.

– Взаимно! – говорит мама Оливера.

Все снова смеются, и, даже несмотря на то что я по-прежнему раздражена, напряжение в палате вдруг как-то исчезает благодаря сыру фета.

И Оливеру.

– У тебя есть любимый сыр? – позже спрашиваю у Келси, во время ее полуденного визита.

Она пробыла в моей палате уже почти двадцать минут, и это практически первое, что я сказал ей за все время.

Сначала мне кажется, что она меня не услышала, потому что ее взгляд так и не поднимается от телефона и ответа не следует.

Открываю рот, чтобы повторить вопрос, когда она переспрашивает:

– Что значит «любимый сыр»? Ты про сыр на пицце или в сэндвиче? Каков контекст?

– Да нет никакого контекста. Просто интересуюсь твоим любимым сыром.

– Ну ладно. – Она выглядит разочарованной, но наконец поднимает взгляд от телефона. – Я думала, это как-то связано с нашим свиданием. Или, может, с игрой, в которую ты хотел поиграть.

– Игрой про сыр?

– Не знаю.

– Аналогично.

И мы оба вновь опускаем взгляд к телефонам.

Папа с Голди тут всего один день – это три визита, но, кажется, что их было уже триста. У них еще нет билетов домой: «просто на всякий случай», но мне уже хочется сказать, чтобы они уезжали. Не представляю еще десять дней таких посещений.

После всего, что сказала мне мама, хочется многое с ними обсудить, особенно с отцом, но я молчу, и такое впечатление, что весенние каникулы продолжаются – мы смотрим телик и болтаем о пустяках. Ощущение, будто я вторгаюсь в их пространство, как чужак в собственной семье, который не вписывается.

Я почти готова променять все это на болтовню Оливера и его девушки. Почти. Визиты на сегодня закончены, так что я включаю телик и щелкаю каналы, но все кажется слишком громким даже с выключенным звуком. Немного смотрю новости и вдруг вижу снимок больницы, в которой узнаю нашу. Выключаю телик. Надоело слушать, как меня обсуждают какие-то незнакомцы.

Прикасаюсь к своему лицу. Без маски чувствую себя голой. Странно, до чего я к ней привыкла.

Поднимаю телефон и вижу, что еще больше незнакомцев третируют меня, расспрашивая о поцелуе. «Флоривер». Они что, действительного не могли придумать тега получше? Не то чтоб это имело значение, поскольку Келси позаботилась о том, чтобы весь интернет знал, что Оливер – ее парень. Заглядываю под штору и вижу ноги Оливера, расхаживающего по палате в носках.