Надежда Михайловна - Нужным быть кому-то (СИ)

Дед обнял своего внучка:

— Права, ой как права ты — Лёшка у меня как наседка со всеми носится!

— Вижу, милок, вижу, они оба, — она кивнула на Лешку с Максом, — славные души имеют.

— А тебе, милок, — она посмотрела на Макса, — за Ваську Аникеева отдельный поклон, видела его, вот, в районе, оживел — глаза блестят!

— Э-э-э, да чё такого, я просто их немного тормошу, он же хоть и старый, а где-то как мне ровесник, тоже хулиганить любит, да и старушки не отстают, дряхлые только снаружи, а внутри-то ого-го-го!

Феня засмеялась:

— А это у кого на сколь душа возраст имеет, мое поколение, похоже, на тридцати где-то и остановилось, да и деревенские, они до самой смерти все в заботах и шевелении. Вон, Васька, бобыль, а козу и курей до сих пор держит.

В Каменку приехали уже часам к шести. У Козыревых во дворе застали всю женскую часть колхоза: слаженно и дружно все засаживали цветами приличных размеров цветник, девчушки старательно поливали посаженные цветы из леек, Марь Иванна хлопотала у дальнего конца лужайки. На трех грядках посадили всякие травки: укроп, кинзу, базилик, петрушку, чабрец, мяту. Феля вскопала и приготовила место для обожаемых ею лилий. — Завтра же рвану в павильон, видела шикарные лилии, наберу всяких расцветок, мы тут еще такой шикарный сад устроим… уххх!! Надо Ленину пару-тройку каких-нибудь резных лавочек заказать. Поставим по периметру, нет, не надо пластика и плетеных, именно деревянных с резными спинками. Игнатьич, это ничего, что мы тут командуем?

— Если Лёшка не возражает, я тем более.

Лёшка не возражал:

— Не! Цветы хорошо, да и дети будут за ними смотреть, поливать! — И как-то тяжко вздохнул, — когда уже каникулы будут?

А у Макса всякие напряги пошли — после встречи с «биологической мамашкой» — вот, подумалось ему так! Сначала опять налетел на драку. Просто бежал мимо отморозков-качков нашарабаненных к своей машине, драка была жестокая… пока подбежали охранники, в ход пошел нож у одного их них… Макс до сих пор удивлялся, как сумел вывернуться и ногой выбить нож? Была долгая тягомотина с милицией-полицией, показания, объяснения, Макс чертыхался и плевался, но ничего изменить не мог. Да и мальчики засветились уже раньше, на их счету были ещё пострадавшие и намного сильнее, один получил инвалидность.

— Максимушко, ты в рубашке родился, — ахал дед Вася, — да и мои молитовки о твоем здравии помогають!

Дед после этой драки постоянно «домогался» Макса, названивал утром и вечером с одним вопросом:

— Максимушко, все ли ладно?

Макс сначала ворчал, а потом привык и отвечал:

— Да, товарищ генерал, рядовой Ситников жив-здоров!

На что получал радостный вздох и довольное:

— А и ладно!

Дед Ленин свозил на дальнюю Мечу отца Макса, на рыбаловку. Тому очень понравилось, не столько рыба, как возможность побыть наедине с природой, и сразу же собрался на Селигер на недельку с каким-то своим стародавним знакомым, заядлым рыбаком.

Батя уехал, а из Лондона пришел «Привет из Африки» — мадама, вторая жена, слетела с катушек, нашла себе бойфренда, лет двадцатипяти-семи, случилась любовь всей жизни, форсмажор, и разводу захотела! Макс втихую и радовался, что можно от неё отвязаться, и сильно переживал за батю — как он такое воспримет.

— Кароч, баб Тань, какие-то мелкие, но пакостные проблемы, как блохи, блин, кусают. Не ты не обижайся, не про тебя, а бабы — зло. Ща начнет совместно нажитое делить, стерва, хотя чего она нажила, кроме Евки?

— Может, и впрямь, что Бог не делает, к лучшему? — философски вопросила бабуля. — Так она сразу дала повод разобраться, а лучше было б, ежли моталася по мужикам молодым и Виктору нервы мотала?

— Ещё бы батя не заболел, а так…

Батя, на удивление, воспринял все спокойно:

— Любовь так любовь, разные мы с ней люди, дочка только и связывала, да вот недоглядел, воспитывалась-то по мамашиным запросам.

Дал команду своему юротделу, и в течение месяца состоялся развод и раздел, мадаме отошел дом в предместье Лондона и какая-то часть денег.

— «А я уеду жить в Лондон… — напевал Макс, и тут же добавлял, — а на фига мне ваш Лондон?» Блин, теперь меня батя напрягает — фирмой «рукой-водить», думаешь, охота? А батя напирает, здоровья у него нет, хочет в глуши пожить, без проблем. Не, ну ты представляешь меня в офисном костюме и с серьёзной рожей? — жаловался он Калине.

Тот откровенно ржал:

— Макс, прости, но нет!

— Во, и я нет, а батя как осел уперся. Но, — он почесал макушку, — придётся, блин, батино здоровье дороже. Бли-и-ин, тогда в деревню придется по выходным только выбираться, а тут дедок страдать станет, дилемма. Блин, не было печали… А с другой стороны, мож, правда, чё из меня получится? Жалко, с пацанами в школе уже не замутитшь, Капитолин Пална обидится. Эх, я ещё бы, вон, как Лёха, классе в четвертом-пятом позависал… Одно душу греет: мадама у меня ничё не сможет выпросить сверх, я не жадный, я экономный! А чё, может офисный костюм типа радуги замастырить?

— Макс, тогда у тебя никто не сможет работать, все будут только ржать!

— Нет бы, Палыч, сочувствие выразил, а ты регочешь. Валюх, давай сюда Лешку, пусть папаня посерьёзнее будет, а то ржет без передыху, когда мне рыдать хочется!

Лешеньку принесла бабуля Сара, она, как выразился Макс, намурлыкивала с правнуком постоянно, чисто кошка. А и кот Валюхин, Мурзик, постоянно лез в кроватку к мелкому. Умилительная картина была: кот ложился вплотную к малышу и лапами обнимал его, если же он начинал ежиться или хныкать — кот урчал как трактор, и малышок успокаивался.

— От сколь нянек у мужика. А там дед приедет, совсем забалуете! — ворчала баба Таня. Но мужичок Калинин вопреки всему уже имел покладистый характер, вот только засыпать любил под пение, неважно чье, лишь бы пели. Максу, правда, петь не доверяли, там даже не медведь, а слон наступил на ухо.

Он не обижался:

— А должон быть в человеке какой-то недостаток, а то вот я такой весь шоколадный!

На что Ванюшка громко гоготал и пел про шоколадного зайца.

Начались долгожданные Лешкины каникулы, он стал заметно взрослее и уже не так дергался и переживал за своих детей и деда. Днем успевал все — и покататься, и присмотреть за детьми, и поворковать с тезкой, который беззубо улыбался, и частенько посидеть вечером с любимой своей «лошадкой» на лавочке, поговорить за жизнь.

Оба очень любили такие минуты, с Лёшкой не надо было что-то разжевывать и пояснять, он как-то «враз просекал проблему».

— Я давно говорю, что Лёха мозга! И ваще, подрастет — точно будет мой центровой кореш, чесслово! — определил Макс.

Лёшка очень полюбил свою верхотуру, сестрички тоже не вылазили оттуда, по вечерам у них были посиделки-полежалки всех троих с дедом, заканчивающиеся, как обычно, мгновенным сном. Дед подумал-подумал и заказал большой низкий диван, чтобы все умещались, дети приняли его на ура, спать на нем стало совсем удобно, и места хватало всем.