Иван Зорин - Время сомнамбул

— Вы не выходите на работу, — произнес он казенным, жестким тоном. — Вы устранились?

— Да, — хрипло выдавил врач.

Переменив тактику, мэр смягчился.

— Я понимаю, — вам тяжело. Но это же ваш долг. Как и мой. Мы обязаны спасти людей. — Он выдержал паузу. — Мне звонили из губернской администрации. Они беспокоятся, предлагают прислать специалистов, их удивляют неполадки со связью, с которыми мы так долго, по их мнению, не можем справиться. Да, черт возьми, мне пришлось солгать, а как вы хотели! — Он вдруг сорвался, хотя на другом конце хранили молчание. — Иначе они введут карантин, отменят судоходство, не заставляйте меня повторяться. — Расслышав, наконец, молчание, он осекся. — Вы по-прежнему считаете, что надо сообщить о… — он замялся, едва не произнеся «эпидемии» — случившемся?

— Да, — снова глухо сказал врач.

— Тогда вам и карты в руки. Надеюсь, простуда, если она и была у вас, уже прошла, и я не позволю вам больше увиливать от обязанностей, бросая меня одного. Вы должны будете съездить на большую землю, в министерстве вас знают в каждом кабинете, да что там, вы в нем просто свой — эта скрытая лесть выглядела неуклюже, но таких мелочей мэр уже не замечал, — и осторожно заявить о нескольких зафиксированных случаях лунатизма — обыкновенного, доктор, обыкновенного! — ни о какой заразности речь идти не может, все это случайное совпадение, да, странное, но не более того. Вам поверят. И какие могут возникнуть подозрения, сами подумайте, — убеждал он, будто встретил возражение, — для них лунатизм не передается по воздуху, это же абсурд. Вы должны их успокоить как врач, я настаиваю. И не говорите, что я делаю из вас сообщника, мы давно в одной лодке, с тех пор как вы не заявили о первых случаях. Соглашайтесь, отказа я не приму. — Понизив голос, он заговорщически зашептал: — Видите, как я вам доверяю, не подведите. Утром я пришлю своего шофера. — Повисла пауза. — Будем считать молчание знаком согласия?

Он коротко рассмеялся.

— Да.

Врач дал отбой. А утром его разбудил — если только это слово подходит пребывающему в реальности, сотканной из снов, — долгий звонок в дверь. Небритый парень вырос на пороге, вертя в руках бейсболку.

— Меня, вроде того, за вами мэр прислал. Я подожду внизу, в машине, пока вы, вроде того, соберетесь.

Развернувшись, парень застучал по лестнице каблуками. Врач не рассмеялся его бесконечному «вроде того», которое водитель употреблял к месту и не к месту, он его просто не заметил. Подумаешь, слово-паразит, мелочь в сравнении с происходившим, с тем, что ему предстояло, пустой звук. Врач был в ночной пижаме, которую уже не снимал ни ночью, ни днем, и, накинув поверх плащ, спустился за водителем, оставив дверь нараспашку. Он быстро опустился на заднее сиденье, так что шофер за рулем не заметил его тапочек. Он надел их рефлекторно, как почти все, что делал в последнее время. Ехали в полном молчании. В зеркальце водитель видел, как пассажир свернулся в углу, закрыв глаза. Всю дорогу, хотя в прямом смысле в тундре нет дорог, а есть направления, он так и не шевельнулся, слегка покачиваясь на выбоинах, в которые иногда попадали колеса. Несколько раз шофер, держа руль одной рукой, а другой озадаченно проводя по небритому подбородку, оборачивался, но заговорить не решился. А врач на оборотной стороне век видел, как, незаметно вытянув из пижамы пояс, накидывает удавку на шею водителя и душит, душит. Вильнув, машина выскочила на обочину, завязнув в огромной луже. Водитель хрипел, пытаясь достать врача руками за своей спиной, но только нелепо ими хлопал, пока все не кончилось. Он в последний раз вздрогнул и затих, откинув голову со съехавшей набок бейсболкой на водительском кресле. В унисон с ним вздрогнул и врач, уставившись на его посиневшее лицо, закатившиеся глаза и миллиметровую щетину, о которую поцарапался, стягивая короткую удавку. Его тихонько потрясли за плечо.

— Просыпайтесь, доктор, вроде того, приехали.

Врач открыл глаза. За стеклом высилось здание губернского министерства. Оставив машину распахнутой, врач поднялся по парадной лестнице. Водитель увидел его тапочки, но было поздно, доктор уже тянул на себя тяжелую дубовую дверь. В вестибюле, в очереди у гардероба, толпились посетители. Усатый грузный гардеробщик двигался медленно, будто в замедленном кадре. Врач подошел сбоку очереди и протянул ему плащ. Оставшись в пижаме, он произнес с бессмысленной улыбкой:

— Я болен.

Обследовать прибывавших в фильтрационный барак было некому, и, продержав для вида сутки, их всех переводили в лагерь. Многие пытались возмущаться, но пребывание в бараке уже надломило их волю, сутки — это совсем не мало, и достаточно было пары окриков, чтобы они послушно брели гуськом за охранниками, скрывавшими лица под масками. Их расселяли как придется, кого куда. Волей случая учитель оказался в одной хижине со священником, которого знал по прежней жизни.

— Как, и вы здесь? — приветствовал он его, молившегося в углу. — Значит, бог не сберег своего верного слугу.

Учитель съязвил, но в глубине подумал, что ему повезло. После барака он понимал, что мог оказаться черте с кем.

— А, это вы, — перекрестившись, обернулся священник. — Я здесь добровольно.

Он признался впервые. За тягостные дни пребывания среди сомнамбул у него появилась необходимость выговориться, и он благодарил бога, пославшего ему старого знакомого. Ни в какие случайности священник не верил, допуская во всем одну-единственную волю небес.

— Значит, вместе с паствой, — проницательно заметил учитель, качая головой. — Мое уважение, я бы ни за что не решился. С другой стороны, вам легче, это ваш выбор. А меня-то за что?

— Вы здоровы?

— А разве не видно? Я попал по случаю, можно сказать, невинно пострадавший.

Учитель криво усмехнулся.

— Вы не одни, здесь таких все больше. Хотя вирус быстро исправляет ошибки.

Священник вздохнул. Он старался воспринимать все, что с ним происходит, с абсолютной покорностью, но страх, случалось, парализовывал его, прожигая с головы до пят. Тогда ему хотелось бежать. Любым способом, хоть по морю, разломав ночью дом и связав несколько бревен веревкой, которую он нашел в хижине и припрятал от изымавшей подобные вещи охраны. Но далеко ли уплывешь на таком плоту? За пределы лагеря? А куда потом? Кругом тундра, а в городе схватят и снова вернут в лагерь. Не раз ему хотелось подбежать к воротам и закричать: «Я здоров, здоров, выпустите меня отсюда!» Но так можно было нарваться на пулю. Кто бы ему поверил? В лучшем случае его бы только издевательски высмеяли. Когда страх делался невыносимым, священник опускался на колени и молился, чтобы небеса послали ему силы выдержать принятое испытание. И появление учителя он воспринял как знак.