Иван Зорин - Время сомнамбул

Но — все по порядку.

После новой вспышки болезни мэр позвонил врачу.

— Вы в курсе очередных случаев лунатизма? — не здороваясь, прохрипел он. Скрывать болезнь уже не было смысла, по крайней мере, от врача, и он назвал все своими именами.

— Да, — солгал врач, уже неделю не покидавший квартиры.

— Как ваше самочувствие? — Мэр произнес это скороговоркой и, не дожидаясь ответа, категорично продолжил: — В создавшихся условиях вы просто не имеете права устраниться. Понимаете?

— Да, — снова солгал врач, собрав всю свою волю в кулак, но уже мало отдавая отчет в происходящем.

— Тогда завтра я жду вас у себя.

— Да, — в третий раз сказал врач, хотя мэр уже положил трубку.

Слушая гудки, врач еще долго стоял посреди комнаты, не понимая, наяву состоялся их разговор или только пригрезился.

Мэр уже пожалел, что не послушал совета врача и не сообщил о начале эпидемии раньше, как это требовала инструкция, но именно поэтому отступать теперь было некуда. Взвесив все «за» и «против», на что у него ушло полдня, он решил идти до конца. Над городом повисла гробовая тишина, не предвещавшая ничего хорошего. Паника, которой он так опасался, вместо того, чтобы вырваться наружу, угнездилась внутри каждого. Но в любой момент могла выплеснуться на улицы, сделав ситуацию непредсказуемой. Отчетливо это понимая, мэр развил бешеную энергию. Срочно открылась горячая линия, связанная напрямую с мэрией, по которой можно было сообщить о случаях заражения у родственников или соседей, организовывались пункты, куда граждане были обязаны являться при малейших подозрениях на лунатизм. Однако многие, чтобы избежать лагеря, скрывали свои симптомы. Мэр отдал приказ полицейским выявлять таких и без церемоний изолировать. Некоторые же, преимущественно женщины, наоборот, со страху наговаривали на себя. Когда диагноз не подтверждался, они даже не могли радоваться. Уставшие от бесконечного напряжения, в которое им снова предстояло погрузиться, изнуренные томительным ожиданием, которое, само по себе, стало страшной пыткой, они казались даже разочарованными. Не выдерживая, они приходили на проверочные пункты снова и снова, не сомневаясь, что на этот раз точно заразились. Это превращалось в навязчивость, в психоз. И таких становилось все больше. В лагере, сразу за воротами, наскоро соорудили фильтрационный барак, куда отвозили всех с подозрением на болезнь. «Чистилище», — тут же окрестили его горожане. Но ад, похоже, находился уже по обе стороны дощатого забора. Собрав наскоро пожитки, многие решали бежать. Но допустить этого было нельзя. Тут речь шла уже не об испорченной репутации мэра, а о гораздо более серьезном — вирус мог выйти за пределы тундры. И последствия тогда были бы чудовищны. Что уж говорить о такой мелочи, как отмена летнего судоходства, из-за которого вымрет один маленький заполярный город? Мэр распорядился изъять личный транспорт. Был также срочно издан указ, грозивший беглецам безотлагательной отправкой в лагерь. Но это никого не остановило. Можно сказать, это возымело обратное действие. Испуганные до чертиков горожане, прихватив спиртное, уходили в тундру пешком. В одиночку и целыми семьями. Чтобы прекратить исход, грозивший стать массовым, под руководством мэра организовали специальные бригады, задачей которых было патрулировать тундру на джипах и возвращать беглецов. Бригады составляли из людей проверенных, близких к окружению мэра, у которых доставало сил не поддаться соблазну улизнуть. К тому же туда брали семейных, оставляя детей и жен заложниками. Об этом не говорили вслух, но это знали все. В тундре летом видать далеко даже невооруженным глазом, а уж в бинокль и подавно, и пешком уйти от машины шансов не было.

— Далеко собрались? — догнав уходивших горожан, куражились полицейские. — Может, подвезти?

— Отпустите, что вам стоит? — умоляли их. — Могли же вы нас не заметить.

— Во-первых, не могли. А, во-вторых, вы, значит, уйдете, а мы? Про нас и не подумали, бросили одних с эпидемией, а ведь у нас тоже семьи.

— Так бежим с нами.

— Вы что, глупые? Сказано же, у нас остались семьи.

— Ну хоть в лагерь не отвозите.

— Не бойтесь, высадим на окраине.

Джипов было несколько, ежедневно они доставляли назад десятки беглецов, и эти жесткие, если не сказать жестокие, меры принесли результат: их волна спала. Эпидемия всех посадила в мешок, и поделать с этим было нечего. Оставалось воспринимать все стоически, и некоторым это удавалось.

В некоторых домах допоздна, а то и всю ночь, горел свет и звучала музыка. Казалось, веселье, подогретое алкоголем, бьет через край, смех, зачастую истерический, заглушался общим пением, какой-то бесконечно длинной песней, слов в которой было не разобрать. Ее горланили пьяными голосами — мужскими и женскими, охрипшими от постоянных криков. А иногда вдруг все стихало, и кто-нибудь заливался бесстыдной частушкой: «Микробы крикнули: нас — рать! А мы ответили: насрать!» И снова раздавался дикий смех. Так обитатели готовились встретить воображаемого врага: во всеоружии — похабными частушками и напившись до бесчувствия. Что ж, каждый храбрится как может и на свой лад уходит от действительности. Сограждане в ужасе косились на этот пир во время чумы, не находя в себе мужества вести себя так же и присоединиться к обитателям таких домов, объясняя всё сумасшествием, но в глубине веселившиеся вызывали симпатию — в конце концов, те оставались людьми, а не курицами, носившимися по двору без головы. Но таких нашлось мало. Буквально горсть. Остальные смирились со своим положением, еще не заразившись, напоминали безволием сомнамбул. Справиться с ними властям было легче легкого, а наиболее упрямых переселили в лагерь. Домиков в нем было много, и вначале места хватало на всех. Однако прибывали все новые партии сомнамбул, что привело к неизбежному уплотнению.

Чета Варгиных, Второй и Третий, жили, как и прежде, отдельно, в своем огромном бревенчатом доме.

— Не волнуйтесь, это временная мера, — соврал охранник, подселяя к ним молодую пару, мужа и жену, заболевших в один день. Он догадывался, что Варгины, вероятнее всего, его не понимают, но соврал на всякий случай, больше для новичков, у которых сомнамбулизм не зашел еще далеко. — Не волнуйтесь, — повторил он, не зная, что еще сказать. — Все будет хорошо.

Но новичков трясло. Шаткой поступью они перешагнули порог своего вынужденного пристанища.

— Сколько мы здесь пробудем? — спросила жена, подняв глаза на мужа.

Тот промолчал. Он смотрел куда-то в сторону, в одну точку, от которой был не в силах оторваться. Жена проследила его взгляд и тихонько вскрикнула — в углу жались Варгины, спавшие в обнимку. Их одежда превратилась в грязные лохмотья.