Франсуаза Бурден - Обещание океана [litres]

Повернув ключ в замке, Армель подняла переборку, и они спустились по лестнице в кабину рулевого.

– Ты еще не видел ее в деле! – воскликнула она. – Зато можешь убедиться, что она очень просторная… Смотри, какая кухня! У меня здесь есть даже туалет!

Жан-Мари с интересом огляделся. Он впервые был на яхте, поскольку знакомых яхтсменов у него не было.

– Я купила ее по случаю у одного энтузиаста, который ее усовершенствовал и сделал на ней разные приспособления. Это «Дюфур-31», длина девять сорок пять. Конечно, без парусов она не так красива.

– Она великолепна!

– На корме есть еще одна кабина. Маленькая, но с двумя спальными местами.

– Значит, можно поместиться вчетвером?

– Можно, если я найду желающих. При сильном ветре яхта становится быстрой и верткой, это опасно. У нее оснастка шлюпа, и паруса можно развернуть очень быстро, но я сменила кливер на генуэзский стаксель. И перекрасила корпус в темно-синий цвет. Обожаю возиться с ней, скорее бы весна…

– А тебе не страшно выходить в море одной? – поинтересовался Жан-Мари.

– Я же занимаюсь этим с детства. Мои родители были без ума от яхтинга, они меня и заразили.

– Где они сейчас?

– На юге, в Йере. Они достаточно пожили в суровом климате и, как только смогли, переехали туда, где солнце и полный штиль. Вот только Средиземное море бывает очень коварным, ему нельзя доверять!

Жан-Мари осторожно сел перед откидным столом на один из диванчиков.

– А где все приборы?

– Сейчас они упакованы и убраны, но, думаю, не так тщательно, как у тебя.

Она села рядом и положила голову ему на плечо.

– Мне приятно все тебе здесь показывать, яхта – самое дорогое, что у меня есть.

Он нежно поднял ее подбородок, чтобы поцеловать, и минуту они сидели, слившись в объятии.

– Возьми меня на прогулку в следующем месяце, когда поставишь паруса. Страшно хочу увидеть тебя у руля!

– Ты удивишься, – предупредила Армель.

– Но когда ты будешь одна, не делай резких поворотов, а то я буду волноваться.

– В выходные дни ко мне присоединяется Маэ.

– Я знаю. Она с восторгом рассказывала о ваших прогулках.

Рука Жана-Мари скользнула под свитер Армель, но она схватила его за запястье, чтобы не дать продвинуться дальше.

– Кстати, о Маэ, я хочу, чтобы ты знал одну вещь…

Она почувствовала, как он напрягся, но невозмутимо продолжала:

– Я не ревную к ней. Во-первых, это не в моем характере, а во-вторых, наша дружба дорога и мне, и ей.

– Я больше не думаю о ней, – тихо произнес Жан-Мари. – Клянусь тебе.

– Не надо давать клятвы, особенно если не можешь их сдержать.

– Армель!

– Понимаешь, я не хочу быть утешительным призом. Ты слишком важен для меня, и такая роль меня не устраивает.

Она рассердилась на себя, потому что на последних словах ее голос дрогнул. Она, которая всегда «строила» своих любовников, становилась беспомощной перед этим мужчиной.

Жан-Мари высвободил руку, одернул ее свитер и, взяв за плечи, посмотрел прямо в глаза.

– А ты слишком важна для меня, чтобы я тебе лгал, – медленно сказал он. – Я был без ума от Маэ, одержим ею всю свою молодость, и не скрывал от тебя это. Ни одна из женщин, с которыми я встречался, не стоила ее мизинца. Я упрямо смотрел только на нее. А потом появилась ты… и все изменилось. Не в первый же день, но это произошло. Я действительно не умею выражать свои чувства, но я никогда – слышишь, никогда! – не воспринимал тебя как утешительный приз. Если я тебе дорог, то считаю, что мне безумно повезло. И надеюсь, что у нас с тобой все впереди. Мне бы очень этого хотелось.

Для Жана-Мари это была очень длинная речь, и неожиданная для Армель. Она обрадовалась бы и меньшему, поэтому испытала настоящее потрясение. Взяв его руку, она сама приподняла свой свитер и прошептала:

– Хочешь меня?

– Сейчас? Но, Армель, я же не был дома, не принял душ, от меня несет по́том и рыбой!

– А от моей яхты несет соляркой и плесенью!

Он пристально посмотрел на нее и, убедившись, что она не шутит, встал и опустил переборку. Кабина погрузилась в темноту, и только сквозь иллюминаторы пробивался тусклый свет.

– Ты никогда не занимался любовью на лодке? – спросила Армель, протягивая к нему руки.

– Конечно, нет! С кем?

Жан-Мари обнял ее, все еще не решаясь, почти робея.

Когда же он сорвал с себя водолазку и футболку, она только успела подумать, что он совершенно неотразим.

Алан долго скакал галопом, прежде чем перевел Патурес на шаг и отпустил поводья. Холод наконец-то отступил, весь снег растаял, зима ослабила хватку. Через несколько недель лес зазеленеет, и прогулки верхом снова станут его главным удовольствием.

Возвращался он, выбирая укромные тропинки, которые теперь знал наизусть. На них ему часто встречалась разная живность, порой даже лиса, и каждый раз он с улыбкой вспоминал древние бретонские легенды, которые в детстве читала ему мать. Теперь она читала их своим внукам, а может быть, рассказывала по памяти. В Нью-Йорке Алан был поражен ее цветущим видом. По словам Людовика, у нее был кавалер, с которым она выходила ради того, чтобы надеть новое платье или показаться с новой прической. Она откровенно веселилась, объявляя, что в шестьдесят лет наконец-то стала наслаждаться жизнью.

А Алан, в сущности, шел в противоположном направлении. Он прожил несколько лет с Мелани, терпеливо участвуя в ее суете с выходами в свет и демонстрацией новых нарядов. У них не было детей, которые могли бы сдержать эту бурную активность. Мелани утверждала, что пытается забеременеть, но он повсюду находил ее противозачаточные таблетки. Зачем она лгала? Ведь он ничего не требовал. Склонность Мелани к лживости и мифомании должна была его насторожить, но он был слишком занят своей работой и не обратил вовремя на это внимания. В результате она его разорила. Но было ли это для него катастрофой? Он же смог восстановиться, начать все заново. На самом деле, Мелани не так много для него значила. Их развод остался для него воспоминанием, хоть и неприятным, но не занимающим все его мысли, тогда как трагическая смерть Луизы глубоко его потрясла, и, думая о ней, он все еще испытывал боль: рана так до конца и не зарубцевалась.

Патурес прянула в сторону: Алан успел увидеть, как из-под ног у нее улепетывает заяц. «Ах ты, трусиха!» – рассмеялся он и, весело похлопав кобылу по шее, направил ее прямо.

Но теперь он был начеку. Верховая езда требует большего внимания, чем велосипедная прогулка, но общение с живым существом этого стоит. Он поднял глаза к верхушкам деревьев, увидел посветлевшее небо, а потом обнаружил, что на деревьях появились почки. Ему было хорошо и радостно; мысль о том, чтобы отступиться от Маэ, показалась ему нелепой. Эта женщина безумно нравилась ему, и он вдруг понял, как мало боролся за то, чтобы ее завоевать. И если он сейчас упустит свой шанс, у него никогда не будет другого.