Анна Мичи - Давай убьём друг друга

— мне даже страшно подумать, насколько высокую — зарплату.

— Что случилось с Леной? — повторил Арон.

— Несчастный случай, — вздохнула я. — Только, Арон, будь добр, свяжись с Валентином Петровичем, если твоя жизнь еще дорога тебе. И знай, если ты обидишь Мари-Лену, Оскар тебя найдет везде. И это… от всего сердца сочувствую тебе с тещей.

Нет момента лучше, чем когда нежишься на шезлонге на открытой ветру веранде, смотришь на прозрачно-голубое небо, рядом на столике стоит высоченный бокал с прохладным лимонадом, и твой муж в одних плавках, с выставленной напоказ божественной фигурой, ласково массирует тебе ступни.

Я прикрыла глаза, наслаждаясь уверенными прикосновениями: то сильными почти до болезненности, то легкими, на грани щекотки. Невольно застонала, когда костяшка пальца Оскара впилась в подошву. О да-а-а…

— Это приглашение? — супруг поднял голову.

— Приглашение? — рассеянно переспросила я. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы разогнуть сцепившиеся в судороге наслаждения пальцы на ногах.

— Оно самое, — шаловливые ладошки Оскара — широкие, горячие, скользкие от масла — поднялись выше, приподняли мою ногу, согнули ее в колене…

— О-о-о! — когда его костяшки с силой прошлись по икре, я не удержалась от очередного стона. Показалось, будто меня прочесали насквозь, прямо по застоявшимся мышцам. — Еще-о-о!..

— Еще один такой стон, и кое-кто сейчас пойдет выполнять супружеский долг.

— Я молчу, молчу. Только не остана-а-а… О боже, где ты этому научился?

— Спортивный массаж, ничего такого, — Оскар пожал плечами. И принялся за другую ногу.

Очередная серия доводящих до экстаза прикосновений, мои стоны, Оскарова ухмылка.

— У меня такое ощущение, будто я тебя девственности лишаю.

— М-м… — разговаривать мне уже не хотелось. Я ощущала себя расплавленным желе, мягким, податливым, амебообразным. С такой же способностью размышлять.

Оскар заставил меня приподняться, ловко освободил от верхней части купальника. Я носила его больше для красоты, чем для того, чтобы прикрыться — большую часть недели мы были только вдвоем на этом острове, только по субботам приезжала горничная. Расслабленно откинувшись, я оперлась спиной о его разогретое солнцем тело, а ладони Оскара накрыли мою грудь.

— Это все еще массаж?

— Конечно, — невозмутимо прозвучало над ухом, но прикосновения стали еще более дразнящими, хоть и легкими, как будто меня трогали пером. Только зрение убедительно доказывало, что Оскар касается меня большими пальцами.

Я закусила губу, пытаясь подавить очередной стон. До сих пор каждый секс с мужем открывал для меня что-то новенькое. В этот раз, пожалуй, его сочетание с массажем.

Соски, ставшие от беременности неимоверно чувствительными, блестели от масла и призывно топорщились, но Оскар не торопился, растягивал наслаждение, не переходя к другой части тела. Он вообще в последнее время был в восторге от моей груди, изрядно отяжелевшей и покрупневшей.

Продолжая удерживать меня одной рукой, второй он вылил на мое тело еще немного масла, щедро размазал. Тонкая прохладная струйка по животу затекла под тонкую ткань купальника. Я невольно сжала ноги. Точнее, попыталась, потому что Оскар ловко раздвинул мои ноги своими и опустил ладонь на разгоряченную промежность.

— Расслабься.

Я послушно откинулась на него. Закрыла глаза. Смущение от откровенной позы смешивалось с возбуждением, делая второе куда сильнее.

Оскар ласкал меня, не раздевая. Его средний палец нежно погружался внутрь и возвращался наружу, касаясь налитого кровью бугорка.

Я полностью расслабилась, отдаваясь ощущениям. Руки безвольно лежали на шезлонге, не мешая Оскару делать со мной все, что он только захочет.

О боже мой. Как же это было хорошо. С любимым мужчиной, знающим каждый уголок моего тела, каждую клавишу и струнку. Понимающим, в какой момент надо ускориться, а в какой — касаться мягко, едва заметно, дразнящими, манящими движениями.

Шумное дыхание над ухом доказывало, что Оскар не остается в стороне от того, что делает со мной, что это возбуждает его самого. Касания становились все более быстрыми и сильными, я попыталась сжать бедра, но не смогла, ноги Оскара удерживали меня, не позволяя. И нахлынул оргазм. Я содрогнулась несколько раз, хватая воздух раскрытым ртом.

— Ты моя сладкая девочка, — Оскар повернул к себе мое лицо и впился в губы жадным обжигающим поцелуем.

Потом, приподняв меня одной рукой — меня всегда удивляла сила, которая в нем таилась, — второй сдернул трусики купальника. Прижимая к себе, как будто я могла куда-то сбежать, опустился на деревянный пол веранды. Видимо, опасался, что наших совместных усилий легкий шезлонг не выдержит (и правильно, один мы уже разломали на прошлой неделе).

Я скользнула по телу супруга, с удовлетворением замечая, как растет возбуждение в его глазах. Раз — горячей влажной промежностью по твердому бугру в плавках, другой, третий. Рыкнув от нетерпения, Оскар двинул бедрами, подбрасывая меня, и рывком стащил с себя плавки. Направил член в жаждущие вторжения недра.

Я застонала, распласталась на теле мужа. Горячий, большой, он постепенно заполнил меня всю, растянул, приспособил под себя. И, придерживая меня за бедра, Оскар начал толчки. Его затуманенный жадный взгляд гладил мое лицо.

Только что доведя меня до оргазма, Оскар не сдерживался и кончил уже буквально через несколько минут. Семя выплеснулось мощными толчками, и внутри у меня слабо запульсировало в ответ на эту пульсацию.

Еще один плюс беременности — можно не предохраняться и ощущать партнера так близко, как только возможно.

— Хорошо, что здесь никого, кроме нас.

Мокрые от пота, скользкие от масла, тяжело дышащие, мы лежали рядом с шезлонгом. Я сверху, на широкой груди Оскара, он внизу, бережно придерживая рукой мою голову.

— Господи, почему с тобой это всегда… так, — «…крышесносяще». Я не договорила, катастрофически не хватало воздуха.

— Со мной? — ревниво переспросил Оскар. — С кем это ты спишь параллельно, дорогая женушка? Соблазняешь туземцев?

— Сам ты… туземец. Папуас.

Не отвечая, Оскар взял меня за затылок. Слегка приподнял, всматриваясь в глаза. Я рассеянно любовалась его радужками цвета грозового моря.

— Как же я тебя люблю, — произнес он неожиданно. И совершенно без перехода:

— Пойду искупнусь, ты со мной?

Я помотала головой:

— Пойду посплю. И я тоже тебя люблю, хотя ты невыносимый мерс-ский тиран. И Штольц, — короткий поцелуй в губы смягчил фразу.

Оскар улыбнулся и, как был, в чем мать родила, отправился по песку к морю. Я немного полюбовалась его ровным размашистым шагом, длинной спиной, красиво перекатывающимися ягодицами — и ушла в дом.