Мариана Запата - От Лукова с любовью [litres]

– Ты имеешь ко мне отношение! Значит, это меня касается!

– Нет, не касается!

– Нет, касается!

– Нет, не касается! Это случилось еще до того, как мы стали партнерами.

И я проиграла. Я проиграла, как всегда, когда говорила прежде, чем думала. Из-за того, что слишком распустила язык.

Лицо Ивана стало красным, в точности как помидор. Таким красным, что я искренне обеспокоилась его здоровьем.

– Я убью тебя, – сказал он вдруг тихим голосом. Он смотрел на меня, выпучив глаза. – Я, черт побери, убью тебя.

Я была не в состоянии даже пошутить на этот счет.

– Только перестань на хрен, хорошо? Я не в настроении.

Покачав головой, Иван поднял кулак, бросая бумаги на мою идеально заправленную кровать.

– Джесмин, мне плевать что ты не в настроении, – заявил он и, прежде чем я успела что-то возразить, произнес таким тоном, какого я никогда не слышала от него: – Как давно это происходит?

Закатив глаза, я пожала плечами, ужасно злясь на себя за то, что оказалась такой дурой. Надо было быть умнее. Надо было быть умнее. Я должна была предвидеть самое худшее, особенно с этим настойчивым, упрямым придурком.

– Три года, – пробормотала я, так рассвирепев, что едва могла говорить, превозмогая боль в горле.

Закрыв свои голубые глаза, он открыл рот, покачивая при этом головой.

– Три года, – повторил он. – Сколько писем ты получила?

– Я не хочу говорить об этом.

Один леденисто-голубой глаз открылся и нацелился прямо на меня.

– Очень плохо. Сколько писем ты получила?

Я застонала, честно, и от досады снова запрокинула голову назад. Этого было не избежать? Неужели? Черт.

– Я не знаю… – Он попытался прервать меня, но я не позволила ему. – Нет, серьезно. Я не знаю. Первое время, когда я начала получать их, я выбрасывала их в помойку. Полагаю, их было не больше… двадцати? Возможно? – Вероятнее всего, больше тридцати, но я отнюдь не собиралась признаваться в этом.

Он дышал так тяжело, что мне было страшно смотреть на него, но я не была сучкой. Тем более в этой ситуации.

– Твои родственники знают? – спросил он спокойным голосом, от которого меня бросило в дрожь.

Могла ли я солгать? Нет. Этот засранец слишком хорошо знал мои отговорки.

– О нескольких. Раньше, – проскрежетала я.

– Что это значит? – спросил он, все еще глядя на меня одним глазом.

– Они перестали приходить, когда я уничтожила свои страницы в социальных сетях, – нехотя объяснила я, желая провалиться сквозь землю. – Они знают о некоторых, которые я получала до этого.

Резко открыв второй глаз, Иван пристально посмотрел на меня:

– Ты по-прежнему получаешь их?

Я отвела взгляд и пожала плечами, кипя от негодования.

– Не знаю. Я больше не открываю свою электронную почту.

Я не открывала. Я не хотела отвлекаться. Я не хотела зацикливаться на этой ситуации.

Поэтому тогда я решила не обращать на это внимания. Но я не призналась ему в этом.

Я также не готова была обсуждать с ним комментарии и личные сообщения, которые я получала.

Не успела я подумать об этом, как Иван спросил сквозь зубы:

– А как насчет Пикчеграма и Фейсбука? Ты там что-то получала?

Твою мать.

Вероятно, он все прочитал на моем лице, потому что, снова откинув назад голову, покрутил ею из стороны в сторону, при этом все время тяжело вздыхая.

– Не…

– Где твой телефон?

Я вскинула брови.

– Зачем?

– Я хочу посмотреть, что тебе прислали.

– Это не твое…

Теперь он пристально смотрел на меня.

– Не договаривай, – медленно произнес он. – Позволь мне посмотреть твой телефон. Если там нет ничего плохого, то это не страшно.

Мне было противно оттого, что он говорил по делу.

– Позволь мне посмотреть его, – повторил Иван таким тоном, которого я не слышала от него прежде.

Проклятье. Вне всякого сомнения, он не собирался выкидывать из головы эту чушь. Хм.

– Он на другом прикроватном столике, – промямлила я. – Тогда ты тоже дай мне посмотреть свой телефон. – Не знаю, какого черта эта фраза слетела с моих губ, но она слетела.

Скользнув по мне еще одним убийственным взглядом, он встал, кинул мне свой телефон, а затем пополз по кровати.

– Я уже разблокировал его, – сердито сообщил он мне.

Я в ответ посмотрела на него так же сердито, хотя он этого и не видел.

– Мой пароль…

– Я знаю твой пароль. Я видел, как ты вводила его, – пробормотал Иван, когда его рука схватила мой телефон с другого прикроватного столика.

– Чертов маньяк.

Он еще раз посмотрел на меня, словно говоря: «Я тебя убью», но не открыл рта, когда снова сел на край кровати и начал тыкать пальцем в экран.

Хотя я держала в руке его телефон, я все равно смотрела на Ивана. Дважды его лоб прорезали морщины, закинув левую руку за голову, он так и остался в этой позе. Потом он тяжело задышал.

Черт.

– Черт возьми, что это за хрень? – отрывисто проговорил он, глядя вниз.

– Фото членов, сообщения от кретинов…

– Этот парень мастурбирует.

– Я не смотрела это гадкое видео, Иван. Теперь ты закончил? – сдавленным голосом проговорила я.

Он секунду пристально смотрел на меня, а потом сказал:

– Да, закончил. – Розовые губы приоткрылись и снова закрылись. Иван фыркнул. Фыркнул . Его лицо раскраснелось еще сильнее, а потом он сказал: – Собирайся. Сегодня ты не останешься здесь на ночь.

Теперь я, в свою очередь, фыркнула.

– Что?

– Ты не останешься здесь сегодня ночью. Собирай вещи, или я соберу их за тебя. Решай быстро.

– Черта с два ты соберешь их, и черта с два я поеду с тобой. Я остаюсь здесь, – сказала я.

Он заморгал. Он так упорно хлопал глазами, что я отчасти испугалась, подумав, не свидетельствует ли такой тик о нервном расстройстве. Я была совершенно уверена, что он напомнил мне о Ганнибале из «Молчания ягнят» , когда на нем была надета маска, от которой Руби долгие месяцы мучили ночные кошмары. Себастьян однажды купил мне похожую на Хеллоуин после того, как я целый год выпрашивала ее у него.

– Ты не останешься здесь одна, – заявил Иван, внезапно прервав мои воспоминания. – Либо ты поедешь со мной, либо ты поедешь домой к одному из своих братьев. Выбор за тобой. В любом случае ты уже собиралась провести у меня один день.

– Ты мне не босс. Ты не должен…

Идиот прервал меня:

– Ты поедешь со мной, или я сейчас же позвоню твоим братьям и расскажу, почему ты не можешь оставаться здесь до тех пор, пока не вернется твоя мама.

На этот раз я действительно открыла рот от удивления. До тех пор, пока не вернется моя мама? Оставалось еще две недели. Именно это я ему и сказала.

Что же он сделал? Пожал плечами, обтянутыми, как и руки, майкой:

– Выбирай, малыш. Я или твои братья.

Какого черта?