Рейчел Липпинкотт - Все это время

– Она настоящая, – говорю я, думая о Марли. – Она настоящая.

Сэм фыркает и достает из кармана телефон.

– Это легко проверить.

Да! Ну конечно! Сажусь, наблюдаю, как Сэм открывает браузер, набирает в поисковой строке имя Марли и вопросительно смотрит на меня.

– Марли?…

Я замираю. Марли?… Как ее фамилия? Я же ее знаю. Ломаю голову, пытаясь вспомнить, когда Марли называла свою фамилию. И не могу. Ничего не помню. Как такое возможно?

Сглатываю и, запинаясь, тихо признаю:

– Я… м-м-м… не знаю.

Сэм опускает руку с телефоном и, выгнув бровь, смотрит на меня.

– Ты влюбился в девчонку, у которой нет фамилии? Тебе не кажется, что это странно?

– У нее есть фамилия, – уточняю я, медленно зверея. – Я просто ее не помню, потому что тогда это не имело значения…

– Такие вещи не важны только и исключительно в снах, приятель. – Сэм засовывает мобильный обратно в карман, серьезно глядит на меня. – Я скажу тебе, что такое настоящее. Кимберли настоящая, в отличие от этой твоей девицы из сна. Ким жива. Разве ты не рад?

Я до сих пор ощущаю, насколько надгробие на могиле Ким твердое и шероховатое, до сих пор помню тяжкий груз вины, сковывавший меня по рукам и ногам.

– Разумеется, я счастлив, но…

– Эй, народ! – раздается звонкий голос, возвращая меня в настоящее. – Здесь проходит вечеринка?

В дверях стоит Кимберли, держа в здоровой руке большую спортивную сумку. Сэм быстро встает, так что ножки стула скрипят по белому кафельному полу.

– Ага! Ты правильно зашла.

Крепко зажмуриваюсь, как делал уже десятки раз, но когда снова открываю глаза, Кимберли всё еще здесь, ее золотистые волосы сияют. До сих пор я этого не осознавал, потому что всё казалось реальным, но все мои «видения» были нечеткими, в уголках глаз собирался туман.

Теперь же… я вижу Ким очень отчетливо, различаю каждый завиток ее волос, темные круги под глазами.

И понимаю, что всё это правда. Ким действительно жива.

Мне на ум приходит всё то, что я хотел сказать Кимберли, пока считал ее умершей, в горле застревает миллион слов.

И всё же… я не понимаю.

Кимберли смотрит мне в глаза, и по ее щекам начинают течь слезы.

– Боже мой, Кайл, я так боялась! – восклицает она.

– Кимберли… – начинаю было я.

– Знаю, знаю. – Она роняет сумку на пол, подбегает к кровати и обнимает меня.

Ничего она не знает.

Сэм делает мне знаки, показывая, чтобы я обнял Ким, но я не могу, потому что окончательно слетаю с катушек. Не представляю, как объяснить, что для меня Кимберли сейчас всё равно, что восставшая из мертвых, хотя для друзей я остался прежним. Как объяснить, что, закрывая глаза, я чувствую объятия не Кимберли, а Марли?

Ким поднимает голову и утирает слезы.

– Батюшки, только посмотрите на меня. – Она смеется и смотрит на Сэма. – Ребята, вы что, ссорились?

– Что? – восклицает Сэм, поспешно качая головой. – Ничего подобного!

– Мы просто… – начинаю я, но Сэм меня перебивает:

– Кайлу приснился кошмар или что-то вроде того.

Кимберли похлопывает меня по груди, улыбается мне.

– Всё хорошо. Я здесь, рядом с тобой.

Я вздрагиваю, замираю, потому что всё это неправильно. Я вижу только Марли, чувствую, как мы с ней сидим на диване, как она кладет голову мне на грудь.

Смотрю на Сэма поверх плеча Кимберли.

– Не волнуйся, – говорит он, прожигая меня таким пристальным взглядом, что того и гляди дырку просверлит. – Это был просто сон.

Эти слова Сэма ранят меня больше всего.

После ухода Сэма в палате повисает неловкое молчание. Мне хочется схватить мобильный и перевести взгляд на что-то другое – лишь бы не смотреть на Кимберли.

Я словно вижу призрака. Снова.

Наблюдаю, как она садится на койку у окна, достает из своей спортивной сумки пушистое белое одеяло с синими бабочками.

Вспоминаю, как она сидела на диване, завернувшись в это самое одеяло, когда являлась мне в виде призрака.

На память приходят слова доктора Бенефилд: «Вы довольно часто открывали глаза. Смотрели прямо на меня».

– Дай посмотреть на твое одеяло, – обращаюсь я к Кимберли.

Она выпрямляется и глядит на меня озадаченно, потом протягивает мне одеяло.

Беру его, хмурюсь, щупаю мягкую, теплую ткань.

– Ты ночевала здесь, пока я был?…

– Иногда, – говорит она, отбрасывая со лба прядь золотистых волос. Глядит на меня изучающе.

– Ты что-нибудь мне говорила?

Кимберли вздыхает, смотрит на одеяло и кивает.

– Я просила, чтобы ты проснулся. Я говорила тебе: «Не…»

– «Не покидай», – заканчиваю я за нее. – Ты сказала: «Не покидай меня».

– Верно. – Ким удивленно кивает.

Я ее слышал. Я даже ее видел.

А значит, все мои «видения», все кошмары, все странности, которые я считал последствиями черепно-мозговой травмы… были настоящими?

С другой стороны, что насчет всего остального? Как же Марли?

– Мне так жаль. Прости меня за всё, что случилось, – выпаливает Кимберли, касаясь моей руки. – За то, что я наговорила в машине…

– Нет, – перебиваю я ее. – Ты была права.

Она потрясенно смотрит на меня, качает головой, открывает рот, очевидно, намереваясь спорить.

– Не надо. Пожалуйста, – прошу я, опустив глаза. Рассматриваю бабочек на одеяле. Воспоминания накатывают на меня, мелькают одно за другим. Бабочка, летящая над прудом. Мне бы радоваться до потери пульса, но грудь сдавливает печаль, так что трудно дышать. Протягиваю Кимберли одеяло, не в силах смотреть ей в глаза. – Я просто… Прости. Можно я побуду один?

Секунду она глядит на меня. Эту девушку я любил, она – мой близкий друг, и вот, она вернулась к жизни, словно по мановению волшебной палочки. Это просто чудо, а я – болван, чувствую, что потерял другого, очень дорогого мне человека.

– Хорошо, – в конце концов говорит Кимберли, забирая у меня одеяло. Я вижу, что она расстроена: губы поджаты, глаза сощурены. За то время, что мы с ней встречались, я сотни раз видел эту недовольную гримасу, признак затишья перед бурей. Кимберли запихивает одеяло обратно в спортивную сумку, застегивает ее на молнию, выпрямляется и окидывает меня изучающим взглядом. – Полагаю, мы увидимся завтра?

Смотрю, как она уходит, и на меня накатывает боль. Жму кнопку вызова медсестры, та приходит и вкалывает мне еще дозу обезболивающего.

Не хочу думать о том, что реально, а что нет. Не хочу думать о том, что Кимберли здесь, а Марли нет. Хочу отключиться.

Наконец лекарства начинают действовать, и на миг я чувствую облегчение.

– И ее счастью пришел конец…

Еще не открыв глаза, я уже знаю, что вернулся в нормальную жизнь.

Чувствую, как она гладит меня по волосам, легко проводит кончиками пальцев по моей щеке. Крепко прижимаю ее руку к своему лицу. Я знаю эту кожу, это прикосновение. Вот это и есть настоящее.