Рейчел Липпинкотт - Все это время

Я игнорирую ее замечание и смотрю на доктора Бенефилд.

– Уверены? – спрашивает она, выгибая бровь. – Вы никого здесь не впечатлите, разыгрывая из себя героя. Хотя, возможно, боль убережет вас от дальнейших необдуманных поступков.

Пытаюсь улыбнуться ей в ответ, но улыбка выходит безрадостной.

– Хватит с меня погони за бесплотной мечтой.

Врач слегка пожимает мне руку.

– Значит, больше никакой боли?

Я качаю головой.

– Физическую боль я стерплю.

– Хорошо. – Доктор Бенефилд указывает на кнопку вызова. – Если передумаете, просто…

– Я не передумаю, – перебиваю я ее. После целого года пребывания во сне пора наконец попробовать на вкус настоящую жизнь.

Врач кивает, несколько секунд пристально рассматривает мое лицо, потом уходит. Я поворачиваюсь на другой бок, отворачиваясь от мамы, и меня охватывает привычное чувство потери. На память приходят дни, проведенные с Марли, которые прежде казались незначительными, вроде Зимнего фестиваля или празднования Хеллоуина. Мелкие, несущественные моменты, которые я принимал как должное. Мы вместе кормили уток попкорном, я наблюдал, как Марли составляла букеты, мы с Марли выгуливали Джорджию – раньше мне казалось, что у нас впереди еще множество подобных мгновений.

Ничего этого не было.

На следующий день я наконец нахожу в себе силы встать с постели и встретиться с миром лицом к лицу. Мама катит мое кресло-каталку по больничному двору мимо фонтана, солнечные блики искрятся в водных струях.

– Пойду, куплю перекусить. Я быстро, – говорит она, кивая на открытое кафе, примостившееся в противоположном конце двора. – Хочешь чего-нибудь?

Качаю головой и слабо улыбаюсь маме.

– Я не сбегу, не волнуйся.

Мама похлопывает меня по плечу и уходит по дорожке, быстро скрываясь из виду.

Оборачиваюсь и смотрю на вишневые деревья, жимолость, желтые и розовые цветы – они растут вдоль дорожки, и она вся усыпана их лепестками.

Марли никогда не существовала, но всё вокруг напоминает мне о ней.

Ну как тут не свихнуться?

Замечаю Сэма: он идет ко мне, сунув руки в карманы, топча розовые и желтые лепестки – не специально, конечно, просто он не обращает на них внимания.

– Как ты? – спрашивает он, подходя ближе.

Киваю и отвожу взгляд от растоптанных лепестков.

– Нормально. А ты?

Он кивает, садится на скамью рядом со мной, и некоторое время мы молчим. Наконец Сэм говорит:

– Кимберли хочет зайти попозже, если ты не против компании.

– Ты придешь с ней? – спрашиваю я, подталкивая его локтем. – В смысле, составишь ей компанию?

Сэм ерзает на скамье, потирает шею ладонью.

– Знаешь, старик, здесь, в отличие от твоего коматозного мира, прошло не так много времени. – Он слабо улыбается. – Нужно подождать, посмотреть, как пойдут дела. Поглядим, какая будет обстановка, когда осенью Ким вернется домой на каникулы. Так что пока попридержи коней.

– То есть ты не отказываешься. – Я улыбаюсь от уха до уха.

Сэм фыркает.

– Ты прав. Я не отказываюсь. – Он пристально смотрит мне в глаза. – А что насчет тебя? Что будешь делать дальше?

Глубоко вздыхаю, смотрю вверх, на вишневые деревья, на блики солнечного света, играющие в ветвях, и отвечаю:

– Понятия не имею.

Наблюдаю, как, медленно кружась, падают на землю лепестки. Встречаюсь взглядом с мамой: она возвращается из кафе, в одной руке у нее стаканчик кофе, а в другой – итальянское печенье с орехами.

Меня захлестывает волна горечи, и я стараюсь не утонуть в ней, не пойти на дно.

Один раз я уже сумел начать всё с начала, и это было чертовски трудно. Сейчас мне в миллион раз тяжелее. Теперь я понимаю, что имел в виду Сэм в тот день во время тренировки.

«Я бы никогда ее не отпустил».

Я по-прежнему люблю Марли и никогда не смогу избавиться от этого чувства. Так что, скажите на милость, мне делать?

Ночью, открыв глаза, я сразу понимаю, что сплю. Джорджия тычется мне в лицо маленькой мордочкой, покрывая мои щеки влажными «поцелуями».

Грустно улыбаюсь и глажу собачку. Может, это и сон, но от яви он мало чем отличается. И мне всё равно, потому что именно здесь я хочу быть.

Лучше я буду вечно жить во сне, чем останусь в реальном мире один, без Марли.

Оглядываю комнату.

Желтый цвет.

Повсюду.

Постельное покрывало, подушка, абажуры, даже потолочные светильники. Стены покрыты такими же желтыми розами сорта «дорис дэй», что растут в больничном дворе.

Потом я вижу ее.

Марли.

Она стоит у края кровати, одетая в длинное желтое платье, ее каштановые волосы свободно рассыпались по плечам. Смотрю на нее: впервые в моем сне ее лицо отчетливо видно, как будто мой разум смог вместить Марли лишь после того, как я перестал разыскивать ее повсюду. Вижу ее веснушки, зеленые пятнышки в радужках глаз, ярко-розовые губы. Уголки губ опущены. Я уже успел забыть, как она прекрасна. Как я мог забыть?

Протягиваю к ней руки, и она бросается в мои объятия.

Знаю, это происходит во сне, но чувствую, как ее тело прижимается к моему, мягкое и теплое.

– Я не могу тебя отпустить, – шепчу я ей на ухо, вдыхая исходящий от ее волос аромат жасмина. Нет, это не жасмин, а запах жимолости со двора.

Марли печально глядит на меня. Во всех своих предыдущих снах я хотел задать ей множество вопросов, но теперь все они потеряли смысл. Мне просто хочется обнимать ее так долго, как только возможно.

Я не вижу, как движутся ее губы, но слышу ее шепот, эхом отражающийся от желтых стен.

– Теперь он проснулся. Он прожил две разные жизни. Одну с ней…

Дверь желтой комнаты со скрипом открывается, и в дверном проеме я вижу сцену, произошедшую не далее как сегодня днем: Кимберли, Сэм и я смеемся, едим конфеты «Эм энд Эмс» и жевательный мармелад в виде разноцветных рыбок, которые Ким купила в магазинчике подарков на первом этаже больницы.

– …и одну с ними, – продолжает Марли.

Смотрю на самого себя, и вдруг тот, второй я, замирает, оборачивается и смотрит прямо мне в глаза, открывает рот и говорит голосом Марли:

– Не покидай меня.

Никогда.

Крепче прижимаю ее к груди, держу в объятиях, а с потолка начинает капать дождь, заливая желтые абажуры, и обои с желтыми розами постепенно отклеиваются от стен. Сухими остаемся только мы с Марли и кровать, на которой мы лежим.

Потоки воды быстро подбираются к нам, грозя затопить всё вокруг. Стараюсь держать глаза открытыми, остаться рядом с Марли еще хоть на пару минут, но в конце концов мой мозг берет управление в свои руки, и я просыпаюсь в настоящей больничной палате. Глубокая ночь, в моих объятиях никого нет. Я один.

За окном громко плещется вода, и я вздрагиваю.

Звук прекращается, а через пару секунд снова раздается шум падающих капель. Пауза – и снова шум капель, опять и опять.