Ульяна Соболева - О ком плачет Вереск

— И я люблю тебя, Верзила… очень люблю.

Мне не слышно мой голос, но я точно знаю, что говорю это.

An don't you cry tonight

Don't you cry tonight

Don't you cry tonight

There's a heaven above you baby

And don't you cry tonight*5

___________________________________________________________

*1

Не плачь сегодня

Я по-прежнему люблю тебя, детка

Не плачь сегодня

Не плачь сегодня

Небеса над тобой, детка

И не плачь сегодня.

*2

Если бы могли встретиться завтра

Каковы твои планы?

Никто не может жить в печали

Спроси всех своих друзей

Времена, с которыми ты без проблем справляешься

Они возвращаются по первому требованию

Я был единственным, кто смывает

Кровь с твоих рук

*3

Думаю, мог бы жить в твоем мире

По прошествии лет

Со всеми теми голосами, что я слышу,

Но что-то умерло

И когда тебе нужен кто-то,

Мое сердце не отвергнет тебя

Многие кажутся такими одинокими..

Им некому поплакать в жилетку, детка

*4

Не плачь сегодня

Я по-прежнему люблю тебя, детка

Не плачь сегодня

Не плачь сегодня

Небеса над тобой, детка

И не плачь сегодня.

*5

Не плачь сегодня

Я по-прежнему люблю тебя, детка

Не плачь сегодня

Не плачь сегодня

Небеса над тобой, детка

И не плачь сегодня.

(с) Don't cry. Guns N' Roses

Италия 2005 год

У бурных чувств неистовый конец,

Он совпадает с мнимой их победой.

Разрывом слиты порох и огонь…

(с) Шекспир. Ромео и Джульетта

По сердцу лезвие скользит

И зачеркнет воспоминанья.

В твоей судьбе я лишь транзит,

А ты в моей — одно страданье.

© Ульяна Соболева

Я сидела в кресле-качалке с чашкой дымящегося чая и смотрела, как прыгают языки пламени в камине. Как корежится там бумага, как она корчится, скручивается и тлеет. Как и мое сердце, как все внутри меня. Страницы моего дневника, обрывки моих писем ЕМУ. Мольбы о прощении, просьбы вернуться, признания… Неотправленные, написанные для себя и для огня.

Позади меня стоит Марко. Он молчит. Как всегда, деликатно держит паузу. И я его ненавижу за эту деликатность, за то, что он есть, за то, что выхаживал меня все эти месяцы, заботился обо мне, возился со мной… Просто за то, что он есть.

— Прошло больше полугода. Он не вернется. Я слишком хорошо знаю своего брата. Он может сейчас находиться в Антарктике или в Новой Гвинее, сменив имя и наслаждаясь свободой.

Представила его на золотистом пляже в окружении женщин, попивающим виски, и тут же увидела себя со стороны. Полусогнутую, худую, с огромным животом и черными кругам под глазами. Себя, стоящую у окна, себя, рыдающую по ночам, себя, сошедшую с ума из-за его предательства.

— Полгода — это ни о чем для такого, как Сальваторе. Когда-то он искал меня и два года.

Возразила как-то жалко, неуверенно. Самой себе стало противно.

— Когда ему это было нужно… Он бросил тебя умирать на улице, в чужой стране и в чужом городе. Бросил с огнестрельным ранением, положил на ступени храма и исчез!

Каждое слово, как острое лезвие, которое вскрывает вены, как ржавые гвозди, которые пробивают сердце и гниют там вместе с воспоминаниями. Да… бросил. Но для этого должны были быть причины! Адские, жуткие причины! Я так хотела в них верить. Я придумывала их изо дня в день… и ждала.

Открыла тогда глаза в больнице… вся окутанная проводами, трубками, капельницами, с Марко у изголовья постели. И первое, о чем спросила: «Где ОН? Жив? Он жив?»…

Мой муж исчез. Он оставил меня истекать кровью на улице и испарился. Растворился в воздухе. Его никто не видел, никто не знает, где он. Его искали, но искать кого-то, кто не хочет быть найденным, бесполезно. Круговая порука. Ни в полиции, ни частные детективы, никто не смог отыскать. Марко перевернул весь Шанхай… да что там… он перевернул весь Китай. Мне оставалось лишь признать, что Сальваторе ди Мартелли меня бросил. За ненадобностью. Как попользованную вещь, доставляющую неудобства. Какая шикарная месть. Оттрахать, а потом вышвырнуть подыхать, как собаку.

Первые дни я ждала. Он не мог так со мной…, он найдется, вернется, появится. Он говорил, что любит меня… Так не лгут. Так невозможно лгать. Но шли недели, месяцы…. а он не появлялся. Ни слова, ни намека, ни зацепки.

— Сальва непредсказуем. Он мог принять решение и …

— Ты, правда, считаешь, что мой муж мог меня бросить умирать? Ты сам в это веришь?

Марко обошел кресло и встал напротив меня. Опустился на корточки. Как же невыносимо смотреть на его лицо. На эти преданные глаза, на эту скорбную складку у рта. Он меня жалеет…

— Триада отказала в помощи, никто не поддержал нового капо. Это означает перевыборы, означает ожесточенную войну, в которой обвинят ее зачинщика и, возможно, даже вздернут.

— Он не мог струсить! Сальва не трус!

Крикнула и чуть не задохнулась от боли.

— Да…разочарование — это всегда больно. Очень больно. Разве не Сальва говорил, что риск — удел глупцов, и рискует лишь тот, кто не может отстоять победу?

Да что он знает о боли? Что он знает об этом ощущении, когда внутренности жжет каленным железом и вздохнуть получается только с адским криком агонии?

— Я жена ди Мартелли… он вернется. Рано или поздно. Здесь его дом… здесь я, ты, его отец.

— Разве ты жена?

«— Что там надо говорить дальше, падре? Давайте, не молчите! Меня раздражает медлительность!

Как жутко звучит этот приговор, как страшно и необратимо.

— Я, Сальваторе ди Мартелли, беру тебя, Юлия, — он намеренно не произносит мою фамилию, по правилам Коза Ностры она уже давно вне закона. Моя семья стерта с лица земли, и сделали это они. Проклятые Мартелли, — в жены и обещаю, — оскалился с пренебрежением, давая понять, что все эти клятвы — шелуха, — хранить верность в счастии и в несчастии, в здравии и болезни, а также любить и уважать тебя все дни жизни моей.

Нет, я не стану произносить это, не стану давать клятвы, мне ненавистен каждый его жест, каждое слово. Никакой верности… только ненависть, только жажда смерти.

— Повторила! — ткнул дуло мне в плечо, — Давай! Ты же хорошая девочка? Выучила клятвы?

— Чтоб ты сгорел!

— Это не те слова. Ты перепутала. Давай еще раз. — и улыбается. Умопомрачительная и в то же время гадская улыбка. Ненавижууууу! — Я сказал — повторяй! Не то в голове падре Алехандро появится маленькая, круглая дырочка! И все будет на твоей совести, Юля. Как и смерть всех этих несчастных.

— Ради бога, Джули, повтори…

Священник с мольбой смотрит мне в глаза. Он хочет жить. И я хочу…очень хочу. Но не так. Не в рабстве. Не в клетке. Раздается выстрел, и я закричала, закрыла глаза, а когда открыла, увидела бледное лицо священника и раскрошенный в щепки алтарь. И я повторила…повторила, так как чужая жизнь священна. Из-за меня столько людей погибло.