Марианна Кожевникова - Начинаем жить

Они шли по полутемной улице к центру, шли, тесно прижавшись друг к другу, как влюбленные, чувствуя благодать своей близости. Потом свернули, не доходя до главной площади, и остановились возле одной из пятиэтажек. Поднялись на третий этаж, позвонили.

Женский голос спросил: «Кто?»

— Это я, Ольга Николаевна, Танечка!

Саня снова вспомнил высокую стройную Танечку, с темными, чуть косящими глазами в парижской шляпке, и почему-то ждал, что она сейчас откроет дверь. Сердце у него ухнуло и забилось быстро-быстро.

Дверь распахнулась, и невысокая девушка бросилась обнимать его матушку. Какая она, Саня не успел рассмотреть.

Рассмотрел он ее позже, когда они вошли в комнату. Девушка оказалась совсем не девушкой, а Саниной ровесницей, но сохраняла что-то девическое, может быть, из-за очень белой кожи и ясных карих глаз. Ольге Николаевне она обрадовалась, а на Саню посмотрела — как бы это сказать? Испытующе. Экзамен? Ему сразу стало скучно. Он не любил экзаменов. Не чувствовал необходимости их выдерживать. Улыбнулся дежурной улыбкой, подал руку, представился. Сердце уже не спешило, билось ровно, обыкновенно, даже с ленцой. Все и дальше пошло по-дежурному.

Сели пить чай с конфетами, которые Ольга Николаевна достала из сумки, и с вареньем, которое Татьяна достала из шкафа. Говорили сначала о погоде, потом о работе.

Выяснилось, что Татьяна работает в библиотеке и с недавних пор у них там кипит бурная жизнь. Одна подготовка памятных вечеров сколько времени занимает! Москвичи к ним на эти вечера приезжают во множестве, потому как кто только из русских писателей в Посаде не побывал, один даже монахом стал и кончил дни в особом скиту, а другой прожил тут полжизни, и этих двоих чествовали каждый год особо. До поры до времени о них и помину не было, а теперь! Теперь устраивают научные конференции. В частности, у них в библиотеке тоже. Организует все Татьяна. О своих достижениях Татьяна повествовала спокойно, обстоятельно. Чувствовала себя хозяйкой. И дома, и в библиотеке, и на вечерах. Говорила грамотно. Фразы катились ровные, ничем не задевающие. Привыкла говорить на людях. Саня, конечно, знал посадских пустынников, которых, как оказалось, теперь так чествовали, но никакие памятные вечера ему и в голову не приходили. Он держал Посад за тихое захолустье и жил в нем, как в глухой деревне. И был этому очень рад. А тут, оказывается, культурная жизнь кипит. Вот какие бывают странности. От работы и вечеров перешли к дедушке.

— Когда мы в библиотеке стали заниматься архивом нашего земляка, я подумала, может, стоит заняться и дедом. Стала разбирать тетради. Прочитала, разложила по порядку, кое-что отпечатала. Теперь хочу узнать мнение людей сведущих. Провожу, так сказать, читательскую конференцию. Ваше мнение, Саша, мне будет небезынтересно. Знакомых писателей у меня нет, все больше литературоведы и критики. Если общее мнение будет положительным, я постараюсь деда опубликовать. Знакомства у меня в Москве теперь есть.

Она посмотрела на Саню вопросительно, и он закивал головой.

— Охотно, охотно. С удовольствием прочитаю.

Никакого удовольствия не почувствовал. Все вроде было правильно, но как-то скучно и прагматично. Так в редакции давали рукописи на отзыв. Татьяна уловила его внутреннюю скуку.

— Спасибо за согласие. Я понимаю, какое одолжение вы мне делаете. Времени у вас мало. Но все-таки прочитайте. Жду от вас откровенного мнения. Если уж дальше хлопотать, то не хотелось бы получить отказ из-за качества материала. Не люблю тревожить чужих людей попусту.

«Материала», «качества», сухарь сухарем. Скорее всего и дед такой же. «Сегодня в керосинной лавке купил двадцать литров керосина». Но у старика и сухаризм может быть необыкновенно ценным. Время-то утекло, как его восстановишь? Только через сухаризм. Саня приободрился. А вот если художественное… Саня опять заскучал и от скуки высказался очень определенно:

— До архивных документов я всегда был любопытен. А что касается прозы, то могу высказать только частное, субъективное мнение, которое совсем не обязательно принимать в расчет. Выскажу, разумеется, откровенно. Чего уж тут лукавить?

— Ничего другого мне и не нужно. Пишете вы живо, увлекательно. Я бы даже сказала, умно. Ваше мнение приму во внимание в первую очередь. Пойду приготовлю вам папку. Положу только отпечатанное.

Мнение Татьяны о его собственном творчестве Саню почему-то покоробило. Когда только успела познакомиться? Наверное, мамуля постаралась.

Татьяна ушла, а Саня, еще раз оглядевшись вокруг, отметил ровненько стоящие в шкафу собрания сочинений, ровный ряд горшков с цветами на подоконнике и кота на диване. Кот был один, не стоял в ряду, но дремал тоже очень аккуратно, подобрав лапки. Все было по местам, все в порядке. Жизнь в квартире шла по-заведенному. Четко и отлаженно, как часы. И часы, кстати, висели на стене и громко тикали. Сане опять стало скучно.

— Славная у тебя знакомая, очень славная, — сказал он, обращаясь к матери. — Это ты ей мои писания давала?

— Я, конечно. Они теперь и в посадской библиотеке есть, — с шутливой гордостью ответила мать. — Так что жди, могут и твой творческий вечер устроить.

— Избави Бог! — Саня с неподдельным ужасом замахал руками. — Если бы я знал, что ты тут мою карьеру устраиваешь, ни за что бы не пошел! Это еще хуже, чем устраивать личную жизнь! — В шутливом тоне звучало нескрываемое недовольство. Саня терпеть не мог, когда в его дела вмешивались. Он ощущал это как посягательство на собственную свободу. Сам он мог куда угодно вмешиваться, а другие ни-ни.

— А ты, Сашенька, не гордись, — серьезно и ласково сказала Ольга Николаевна. — Позовут, приди. Людям посидеть вместе надо, поговорить о чем-то важном, а не только о бытовом. Я бы на твоем месте сама в этой библиотеке работать стала. Устраивала бы вечера для подростков. Или лекции для них читала. У теперешних детей знаешь сколько проблем — и с русским языком, и с общением, и с чтением. Куда ни посмотришь, одни проблемы. Мы-то с Таней давно дружим и друг другу идеи подбрасываем. Последняя идея — подростковый клуб при библиотеке. Ты тоже можешь подключиться.

Ольга Николаевна с ожиданием и надеждой смотрела на сына. Так ей хотелось, чтобы он отозвался, откликнулся, забурлил.

— Нет, мамуля, я к такой работе пока не готов. Мне, дай Бог, со своей справиться, — твердо сказал сын, и мать поняла, что на сегодня это ответ окончательный.

— Как знаешь, — разочарованно сказала она. Если честно, она надеялась совсем на другое. Ждала, что сына обеспокоит судьба будущего поколения. Ведь у него самого сын, хоть и в Австралии. Тем более должен тосковать и стремиться узнать, чем молодежь дышит. Общаться с ней, помогать. Но разочарование быстро рассеялось. Не хочет, значит, не хочет. Он по-своему помогает. Книжки пишет.