Эми Хармон - Песнь Давида

– Значит, все не так уж серьезно?

– Я бы так не сказал. В конце концов, мы говорим о вашем мозге.

– И каковы риски? Что, если я против, чтобы вы делали мне дырку в голове?

– Если рискнете и оставите все как есть, не выясняя, опухоль это или нет, все может закончиться фатально. Если у вас рак и вы не примете меры, это точно закончится фатально. Также есть риск, который свойственен любой операции на мозг. Потеря памяти, зрения, моторных функций… Мы говорим о мозге, – повторил он.

Я не знаю, что делать, не знаю, что делать, не знаю, что делать.

Незнаючтоделатьнезнаючтоделатьнезнаючтоделать. Слова слились воедино, но я все равно не мог выкинуть их из головы. Доктор попросил меня поторопиться с решением, сказал, что сейчас время «чрезвычайно важно». Что нам нужно действовать… А я только и мог, что мотать головой:

– Нет. Нет.

– Давид, это единственный способ лечения. Нам нужно прооперировать вас как можно скорее.

Милли единственная, кто называл меня Давидом.

– Таг. Зовите меня Таг, – оцепенело настоял я.

– Таг, – доктор кивнул. – Поговорите со своими близкими. Расскажите им, что происходит. Вам нужна поддержка, а нам нужно увидеть, с чем мы имеем дело.

– Каковы шансы?

– О чем вы?

– Образование… это опухоль, не так ли?

– Да. Мы не знаем, злокачественная ли она, но даже доброкачественные опухоли нужно удалять.

– Каковы шансы?

– Что это рак?

– Да.

– Я бы соврал, если бы сказал, что считаю ее доброкачественной.

– Вы когда-нибудь видели опухоль мозга, которая не была раковой?

– Лично я – нет.

Нет. Нет. Нет. Нет. В моих ушах звучало странное эхо, и я не мог усидеть на месте.

Я встал и направился к двери.

– Таг?

– Доктор, мне нужно подумать.

– Пожалуйста, не затягивайте, мистер Таггерт. Мой номер у вас есть.

Я дернул головой в подобии кивка и вышел за дверь кабинета в длинный, стерильный коридор.

Я не помню, как вышел из больницы. Не помню, как прошел через парковку, светило ли солнце или шел дождь. Я помню, как пристегнулся, глядя на ремень в своей руке и осторожно вставляя скобу в замок, словно это могло защитить меня от новостей. Когда я завел двигатель и сдал назад, у меня внезапно зазвонил телефон. Я не мог говорить – мне бы ни за что не удалось скрыть свое волнение. Но я все равно нажал на кнопку громкой связи, отчаянно пытаясь сбежать от своих мыслей. Я не смотрел на экран и не знал, кто звонит, но надеялся, что разговор меня отвлечет.

– Это Таг! – рявкнул я и скривился от громкости своего голоса. В моих ушах по-прежнему звучало эхо, и я потер виски, будто мог таким образом избавиться от реверберации в своей голове.

– Таг, это Моисей. – Его голос из динамика звучал так, будто он сидел рядом со мной в машине. Я одновременно хотел этого и радовался, что это не так.

– Как оно, чувак? – спросил я и снова скривился, поскольку это прозвучало слишком наигранно.

– Ты в порядке?

Моисей спрашивал не из вежливого любопытства, а буквально требовал ответа. Это потрясло меня и в то же время насторожило. Откуда, черт возьми, он узнал, что я не в порядке?!

– Да, да. А почему ты спрашиваешь?

– Я видел Молли.

Моисею хреново давались светские беседы.

– Что?! – я весь оцепенел.

– Я не видел ее уже много лет… с тех пор как мы уехали из Монтлейка. А в итоге прошлой ночью я рисовал мультяшную версию Давида и Голиафа вместо рисунка, который мне заказали. Теперь я отстаю от графика и виню во всем тебя.

– Меня?

Я слушал лишь отчасти, выезжая с парковки на дорогу, ведущую в неведомом направлении.

– Да, тебя. Давид на картине подозрительно похож на тебя. Так что твоя мертвая сестра определенно пытается мне что-то сказать. Или же ей просто не нравится твоя профессия.

– Давид надрал задницу Голиафу, помнишь? Тебе не о чем беспокоиться.

Я поддерживал беседу очень отстраненно, механично, и наблюдал за собой будто со стороны, в то время как мои мысли метались в миллион разных направлений.

– Не думаю, что там говорилось о заднице Голиафа, – проворчал Моисей. – Если я правильно помню, речь шла о его голове. Голиаф получил удар в лоб.

– Да… верно. Наверное, все дело в том, что вчера меня ударили бутылкой пива по лбу. – Это было вчера? – Чувак разбил мне голову, и мне наложили пару швов. Я впечатлен, Моисей. Ты теперь еще и экстрасенс?

– Ты в порядке? – Снова это требование все ему выложить.

– Да, рану полностью зашили. Она даже не болит.

Это не ложь, рана действительно не болела. Но я «обходил» правду. Я был далеко не в порядке.

– Что ж, это не удивительно. Ты самый твердолобый человек, которого я знаю. Что произошло?

– Кое-кто начал издеваться над Милли, пока она танцевала. Я хотел вышвырнуть его из бара, и он треснул меня по голове.

Я не упоминал имя Моргана, так как не хотел, чтобы Моисей заводил волынку о том, что он меня предупреждал. Ему никогда не нравился Морган.

– Милли? – спросил он.

– Милли.

Моисей замолчал на секунду, а я ждал, гадая, о чем же он задумался.

– Ты уже готов, Таг?

– К чему?

Через динамик послышался шумный вздох.

– Ты уже готов? – повторил он громче и отчетливее. Вот же назойливый!

– Да, да! Я люблю ее. Это ты хотел услышать?

У меня задрожали руки, и внезапно я перестал видеть дорогу. Позади раздался гудок – я съехал со своей полосы.

Я повернул руль и вытер глаза, пытаясь не умереть – по крайней мере, сейчас.

– Мне плевать, что ты скажешь, я и так все знаю. Я рад за тебя, чувак. Она чудо.

– Так и есть.

По моим щекам потекли слезы, и я вцепился в руль обеими руками.

– Я сомневался, что ты найдешь свое чудо… или что оно вообще тебе нужно. Но мы оба его нашли. Как, черт возьми, это произошло?

Моисей расслабился после моего признания, и я услышал улыбку в его голосе.

– Мо, ты веришь в чудеса?

Я не улыбался. Я искал надежду.

– У меня нет выбора. Я слишком много повидал.

– Как думаешь, чудо может свершиться дважды?

Мне потребовались все силы, чтобы задать этот вопрос.

– Дважды? А что? Милли тебе недостаточно? – он рассмеялся, но я явно его удивил.

Милли более чем достаточно. Я не жадный человек. Я просто хотел успеть насладиться моим чудом.

Таг очень быстро оборвал тот звонок. Мне стоило догадаться, что что-то не так. Но я слышал, что он за рулем, и позволил ему закончить разговор. Мне показалось, что он говорил как-то странно, но Таг включил громкую связь, а по ней все звучит немного искаженно. Я убедил себя, что дело в этом. Сам не знаю, когда я начал верить в собственную ложь.

Я стал проще относиться к мертвым. Я рисовал им милые картинки, и они больше не преследовали меня, как раньше. Они перестали быть предвестниками разрухи. Они не выглядели как зомби и не обитали в коридорах моего дома. Я научился с ними справляться, и моя жизнь превратилась в сказку. Все благодаря Джорджии. Она усмирила меня и сгладила мои неровные края, и, полагаю, с их потерей мой разум перестал быть таким острым, как раньше.