Елена Гонцова - Подари мне краски неба. Художница

Не могла. Она была тогда горделивой маленькой девчонкой, зарабатывающей для семьи большие деньги своим талантом.

Оказывается, плевать тем было на ее талант.

«Разве Остроуховой что-либо понятно? Считает, поди, в глубине души, что я взяла только усидчивостью, образованностью, ненавистной ей. Да, пожалуй. А эти хмыри слишком много имели дел с такими, как я и что барыгам в нашем ремесле, кроме лишних долларов?»

Оказывается, это был обычный конвейер, связанный с войной поколений. Наташа слышала, как по дешевке, нуждаясь в деньгах, блестящий молодой драматург продал навсегда несколько пьес престарелому и давно исписавшемуся театральному деятелю. Она даже была знакома с этим на редкость остроумным молодым человеком, запомнила его жену, красивую актрису без комплексов, требовавшую новых нарядов.

Она ждала Владислава напряженно и боялась его прихода.

И была разочарована простотой и безыскусностью его появления.

Верней, она поняла, что он пришел к ней. Это странное разочарование сменилось чувством благодарности и припадком беспричинного веселья.

Он принес из французского посольства официальное приглашение на участие в выставке и без обиняков сообщил, что ему известны подробности событий, связанных с французской фирмой. О происшедшем в Никольском-Трубецком он знал тоже.

То, что он знал подозрительно много, не слишком поразило Наталью. Она успела обдумать всевозможные варианты, и рядом с чудовищным построением, только что воздвигнутым ею, сказанное Владиславом выглядело набором простых арифметических операций.

О владельце фирмы он отозвался с уважением как о старинном знакомом.

— Матрица не была обнаружена. А вот фальшивые доллары печатали вовсю. Для самых разных нужд. И качество подделки было отменным. Их-то как раз там оказалось огромное количество.

— Как все произошло? Ты к этому причастен? Мне совершенно непонятна твоя роль.

— Слух о том, что существует такая матрица, возник намного раньше, чем она была изготовлена. Все завертелось прежде, чем реально начал воплощаться преступный план. Охотиться за ней начали сразу. Попытки фальсифицировать документы фирмы предпринимались на протяжении нескольких лет. Для чего — другой вопрос. Я полагаю, что тут живой интерес родины доллара, для которой сотрудничество России с Европой ненужная роскошь. Что касается меня, то я не мог остаться в стороне. Владелец фирмы — близкий друг моего отца. А поскольку я непосредственно занимался международным шпионажем, выполняя поручения различных фирм, то мне и предложили заняться этим делом.

— Твой отец — француз?

— Да, он француз. Моя фамилия — Гарнье. Мама — русская, ее фамилия — Полторацкая. Прадед эмигрировал во время революции. К счастью, на чужбине он оказался не с пустыми руками. Он купил на юге Франции виноградник.

— Так вот откуда друзья-виноделы?

— Да, виноградники принадлежат теперь маме, и я с удовольствием помогаю ей вести дела, ввода нет других, более неотложных.

— Тебе поручили найти этих фальшивомонетчиков? А я у тебя была приманкой?

— Все не так. Здесь замешана война, которую вел наш Бронбеус с Шишкиным, я хотел помочь старику.

Когда Бронбеус узнал, что один из его учеников занимался изготовлением фальшивых картин по заказу Шишкина, а потом был убит, старик тут же вызвал меня. Это совпало с моей командировкой от фирмы. А вскоре выяснилось, что цель моя и Бронбеуса — одна. Дорожка из фальшивых акций фирмы вела прямо к Шишкину. Но я не знал, что ты причастна к этим событиям. А когда узнал, оказалось, что без твоей помощи мне пришлось бы много сложнее. Часть расследования ты провела самостоятельно, сама не подозревая об этом. Одно плохо: матрица не нашлась, и где она может находиться — неизвестно.

Для Натальи все окончательно прояснилось и столь же определенно запуталось.

— Тебе нечего больше бояться, — сказал Владислав. — Но матрицу ты должна найти. Вчера, когда ты сказала, что логово находится на даче Парфенова, я позвонил по тому же телефону перовскому авторитету и тем людям, которые могли передать информацию Шишкину. И сказал, что интересующее их клише находится на этой пресловутой даче. Потом я связался с представителем фирмы в России, который уже действовал по своему усмотрению. Единственное, что я не сообщил ему, — то, что матрица была изготовлена. Он не замедлил связаться с соответствующими органами. Все курки были взведены, и драма на даче завершилась незамедлительно. Сегодня ранним утром. Правда, исчез Шишкин. Судя по всему, его не было на даче. Видать, нюхом почувствовал опасность. Боюсь, он может объявиться где-нибудь неподалеку. Пока матрица не найдена, ты все еще в опасности.

— Вчера ты говорил, что завтра, то есть сегодня, нас не будет в Москве, — произнесла Наташа в задумчивости первое, что пришло ей в голову.

— Нам с тобой пока нельзя уезжать. Я еще и за Бронбеуса беспокоюсь.

— Тогда мне нужна твоя помощь.

— Что именно?

— Нужно съездить со мной в одно место, там спрятана небольшая сумма денег. Достаточная для того, чтобы сделать ремонт в моей квартире. Мама просила.

— Ну, если мама просила… — Он говорил несколько насмешливо. — И если Бронислав Бенедиктович снимет по моей просьбе твой бессрочный домашний арест.

— Нет, — ответил Бронбеус, — никуда вы не пойдете.

— Почему? — одновременно спросили они.

— Знаю, что старики, особенно такие, как я, утомительны. Но потерпите еще немного.

— Мы быстро, — заторопилась Наташа. — Мы ведь по делу, мы не станем прогуливаться там.

— А как же сломанный каблук? — в той же насмешливой манере спросил Владислав и протянул ей огромный пакет с надписью NIVEA.

— Это гуманитарная помощь французского посла? — спросила Наташа, разглядывая маленькие светло-коричневые туфельки и раскладывая на столе другие подарки, на которые втайне рассчитывала.

— Гонорар за помощь, оказанную известной французской фирме, — серьезно ответил реставратор.

Наташа решила пропустить мимо ушей эту фразу. Чего в ней было больше, черного юмора или правды, о которой она гадала как на кофейной гуще, не имело значения.

Бронбеус не без удивления посмотрел на реставратора, но ничего не сказал смирившись с тем, что его на время оставят одного. Может быть, он привык за эти дни обедать и ужинать в приятном кругу, а не на холостяцкой профессорской кухне.

Туфельки оказались впору, чему она нисколько не удивилась. Среди подарков было и летнее платье, бежевое, из рогожки, с кокеткой из лионских кружев того же тона.

До Киевского вокзала они добрались на частном драндулете, у которого, несмотря на жару, работала печь.

— Ты открываешь мне новые горизонты, пошутил реставратор, — я не знал, что можно греться таким образом.