Синти Шелтон - Букет горных фиалок

Когда она открыла глаза, в пещере уже не было ночного кромешного мрака. Появившийся в каверне рассеянный бледный свет подсказал Элль, что снаружи наступил день. Ей по-прежнему было очень холодно, а тело просто разламывало на куски. Она не помнила, как все-таки умудрилась заснуть. Наверное, рухнула от усталости замертво. Первое, что она увидела, — это размытое белое пятно у себя перед самым носом. Она сконцентрировалась на пятне, пытаясь сообразить, что бы это могло быть. В глазах прояснилось, и пятно приобрело четкие очертания, превратившись в крохотный белый череп какой-то неведомой зверюшки.

Элль со стоном села: каждая мышца, каждая клеточка просто кричали от боли и усталости. Она привалилась спиной к стене и надсадно закашлялась. Только этого ей и не хватало! Простуда — еще куда ни шло, а если у нее воспаление легких? К тому времени, когда ее найдут, она покроется коростой. Элль шмыгнула носом и снова закашлялась. Гортань уже не простреливало, как вчера, но горло по-прежнему саднило. И першило в горле страшно. Элль без интереса оглядела разгром, который учинила ночью. Камешки валялись по всей каверне вперемешку с костями. Воняло падалью. Она вяло подумала о том, что Маню смертельно обидится на нее. Ну и черт с ним!

Подняться на ноги ей удалось только с третьей попытки: суставы ни за что не хотели сгибаться и разгибаться, как им положено. Постояв немного, держась за стену, Элль опять села и начала массировать ноги. Кровь побежала по жилам быстрее, ноги согрелись, и, удовлетворенная, Элль занялась руками. Затем она встала, теперь уже без больших проблем, и продолжила разминку. Почувствовав себя более-менее сносно, она заглянула в щель в скале. С той стороны щели ярко светило солнце, и блеск дневного света ослепил Элль. Она заморгала, стряхивая с ресниц набежавшие разом слезинки. В трещину с поверхности вливался нагретый воздух, приятно касавшийся кожи. Долго висеть на руках Элль не могла, но удовольствовалась тем, что постояла под щелью, засунув в нее кисти, подставив их теплому дуновению с поверхности.

Она была очень голодна, но рассчитывать на завтрак не приходилось. На обед, возможно, тоже, но ужинать она будет в селении. Она съест… Сколько всего она съест! Много… А запьет все горячим, обжигающим кофе. Большой чашкой сладкого, горячего кофе!

Она разбередила себя, представляя ужин во всех подробностях, и чувство голода, которое вдруг стало нестерпимым, заставило ее укротить разгулявшееся воображение.

Элль вернулась к действительности, но есть тем не менее хотелось все больше и больше: последний раз она ела вчера утром. Мысли постоянно возвращались к еде. В каменном мешке съестным и не пахло. Элль сглотнула набежавшую слюну и облизала губы. Надо хотя бы попить воды, чтобы заглушить голод.

В отличие от пищи, воды у Элль было предостаточно. Целый водопад, будь он трижды неладен. Она пила и пила, пока не отяжелела от воды, но голод уже не так мучил ее. Около потока было сыро, и она несколько раз чихнула, убедившись, что ночь, проведенная в холодной пещере, для нее без последствий не прошла.

Она вернулась в каверну — здесь хоть было посуше, — отыскала наполовину сгнивший трупик какой-то крысы (так ей показалось), запихнула его подальше к стене и завалила горкой камней, надеясь, что вони теперь поубавится. Пока она не разрушила игрушечное кладбище, в каверне так не воняло. После этого ей пришлось отмывать кроссовки, но она была рада и такому занятию. Делать было нечего, только ждать. Сколько ждать, Элль даже не представляла, но рассчитывала, что недолго. К сожалению, она совершенно потеряла ощущение времени и не могла определить, что сейчас там снаружи — раннее утро или ближе к полудню. Даже если в щель заглянет солнце — это ей ни о чем не скажет.

Она расчистила место, куда, как ей казалось, идет ток теплого воздуха из щели, села и стала ждать. Можно было бы пойти к выходу и ждать там, но у потока довольно прохладно, а она успела намерзнуться за ночь.

Что может быть проще, чем сидеть и ждать, пока за тобой придут? И что может быть тяжелее ожидания. Бездействие угнетало и мучило Элль. Она сделала попытку отвлечься, представляя, какой переполох начался в селении вечером и как недоумевающий аптекарь Луи пришел к Мари узнать, зачем же ее слабоумному сыну вдруг понадобились гинекологические прокладки.

А может, фармацевт сообразительней, чем кажется, и он сразу соотнес ее исчезновение с появлением Маню в аптеке со столь загадочным требованием? Чего стоит уже одно появление Маню в аптеке — у него, видать, и денег-то в руках никогда не было. Да нет, все было во много раз проще: наверняка Маню простодушно поведал аптекарю, кому нужен столь специфический товар. Хорошо она это придумала. На тот случай, если вдруг Джереми не хватится пропавшей одежды… Да нет, все чушь — она наказала Маню исполнить три ее требования, любое из которых укажет на то, что Маню знает, где она находится. Но почему же помощь до сих пор не явилась?

Она решила, что будет ждать у входа, и плевать ей на холод. Пришла к потоку, улеглась, свесив голову за каменный край скалы, и смотрела на бешеное кипение пены у подножья. Они уже идут, уверяла она себя, они появятся с минуты на минуту. Когда у нее перестал попадать зуб на зуб, она отползла в тоннель и решила погреться в каверне снова. Там она разделась, выжала воду из одежды и разложила ее на полу. Чтобы чем-то занять себя и скоротать время, она подобрала с пола пять камешков помельче, намереваясь поиграть сама с собой в «камешки». Из затеи ничего не вышло: у нее тряслись руки. Успокойся, приказала она себе, а то ты скоро начнешь биться головой о стену. Все в порядке, слышишь, все в порядке. Сколько ты лежала у воды? Не больше пятнадцати минут, а от Козьего ущелья до селения идти не меньше часа. А им еще надо взять веревки…

А потом она вновь пошла ко входу и ждала там и вновь ушла, когда кожа на руках побледнела до синевы и покрылась пупырышками, а зубы залязгали, отбивая чечетку. На этот раз она решила не возвращаться в каверну с ее разрушенным могильником и тухлой вонью, а подождать в тоннеле. Но здесь был такой сквозняк, что она замерзла еще больше: промокшие джинсы и остатки рубашки совсем не грели.

Надо было возвращаться в проклятый каменный мешок, в ее тюрьму. Она с горечью сравнила себя с узником Бастилии, когда та еще стояла в Париже. У заключенных в королевскую тюрьму было преимущество — их все-таки кормили, кроме тех, кого специально морили голодом. И у них была постель из соломы. Пусть прелой, но хоть что-то…

Она дала себе задание: выбить камнем на стене фразу «Джереми, я люблю тебя!». Буквами не менее пятидесяти сантиметров высотой. Иначе она просто спятит. И тогда составит Маню достойную пару. Она тщательно перебрала камни, выбирая острые, наметила место на стене, куда падало пятно света, бьющего из щели, и приступила к работе. Она дала себе слово не ходить к выходу из пещеры, пока фраза не будет дописана до конца вместе с восклицательным знаком. Она решила, что выбьет надпись готическим шрифтом со всеми полагающимися атрибутами, чтобы было как в средневековых рукописях.