Синти Шелтон - Я увезу тебя из города слез

«Так не бывает», — сказала она себе, когда широкоплечая сестра-акушерка подняла над головой истошно орущего младенца. Ее младенца. Ее сына. Что в таких случаях должна чувствовать женщина? Наверное, радоваться, испытывать блаженство, ощущать себя бесконечно счастливой… «Посмотрите, какой богатырь! — воскликнула сестра. — Посмотрите же! Вы рады?» Жаклин смотрела на ребенка, и комок подкатывал к ее горлу. Рада ли она? Жаклин призналась себе, что не испытывает сейчас никаких эмоций. Вообще никаких. Ни радости, ни разочарования. Человек появился на свет. Она причастна к его рождению. Она его мать. Вот и все.

Она вспомнила, как мучилась эти долгие месяцы. Она не имела права рожать, если собиралась и в дальнейшем заниматься той же деятельностью, которой занималась до сих пор. Таковы были правила учреждения, в котором она работала. Она не собиралась бросать свое дело.

Но ребенок был зачат от человека, которого она любила. Это была очень короткая любовь. Короткая, потому что любимый человек умер. Его убили. И Жаклин была уверена, что в его смерти виновата она. Он умер, но Бог положил так, чтобы его род не прервался. Какое право имела она убивать ребенка? Это удвоило бы ее вину.

Впрочем, логические доводы здесь были совсем ни при чем. Она прислушивалась к себе и хотела получить ответ на мучающий ее вопрос не логически, а в доводах сердца. Но как раз сердце-то и молчало. Она в прострации бродила по лионским улицам, иногда надолго задерживаясь в маленьких кафе… Из этого состояния ее вывела работа.

Лионское управление полиции привлекло ее к расследованию одного непростого дела. В один из самых сложных моментов этого расследования, будучи на краю гибели и только чудом спасшись, она словно очнулась и вдруг сказала своему еще не рожденному малышу: «Ничего не бойся. Я никому не позволю дать тебя в обиду. Ты будешь красивым и сильным, как твой отец». Если верить, что дети еще в утробе общаются с миром и видят его таким же, каким видит его мать, то сыну Жаклин хватало и серьезных нервных потрясений, и ощущений реальной опасности, и пьянящего чувства риска…

Комиссар Ферран, начальник лионской полиции, с ужасом взирал на увеличивающийся живот приемной дочери и лишь уговаривал будущего внука потерпеть.

Начало девятого месяца беременности Жаклин отпраздновала завершением сложного расследования. Пару дней она провела, как и полагается всем женщинам в ее состоянии, в тишине и спокойствии, сидя в кресле-качалке на веранде лионского дома. Она даже пыталась освоить основы вязания… Но на третий день Жан-Поль запросился на свет Божий.

— Что тебе мешает быть с ним? — спросил у нее комиссар. — Перейдешь работать к нам — дел и тут достаточно. Но у нас нет таких драконовских правил, как в вашем Центре. Конечно, мать-полицейский — в Лионе редкая вещь, но все-таки… в этом нет ничего особенного.

Жаклин горько усмехнулась и ничего не ответила. Комиссар тяжело вздохнул — пожалуй, он впервые не мог понять своей приемной дочери. Она была так не похожа на юную счастливую мать, что ему было просто не по себе.

Конечно, по ночам из ее спальни не доносилось ни звука — она плакала, вливаясь зубами в подушку. Когда на слезы уже не оставалось сил, она ложилась на спину и долго смотрела в темноту. Ее губы помимо ее воли шептали: «Сыночек мой… Мое невозможное счастье… Прости меня, прости! За что мне все это, Господи?»

Днем она была ровно весела с малышом, но ее стланная отчужденность заставляла сердце комиссара Феррана сжиматься от боли: он открывал в Жаклин прежде неизвестную ему жестокость. И он отдал бы все на свете тому, кто бы смог отогреть ее застывшую душу.

Ярко-оранжевый мяч покатился по отлогому склону, заросшему невысокой выгоревшей травой, и, не встретив на своем пути препятствия, плюхнулся в зеленоватый пруд, поднимая фонтаны брызг. Малыш подбежал к воде и недовольно топнул ногой. Затем протянул руки к мячу и решительно шагнул в воду. На вершине холма показалась крупная фигура мужчины лет шестидесяти. Заметив нешуточные намерения малыша, он со стремительностью, неожиданной для его массивной комплекции, сбежал вниз и, упредив шаг сорванца, подхватил его на руки. Почувствовав, что его планам не суждено сбыться, мальчик громко разревелся. Мужчина тотчас поставил его на землю.

— Хорошо, иди, — сказал он. — Но сначала сними хотя бы обувь.

Малыш перестал реветь и озадаченно посмотрел на мужчину.

— Иди, иди. Доставай свой мяч.

Мальчик с трудом стянул свои миниатюрные кроссовки и, оглядываясь на «няньку», медленно вошел в воду. Вода была теплой, и от мелких камушков на дне ногам стало щекотно. Малыш рассмеялся. Мужчина покачал головой. Если бы кто-нибудь сейчас заглянул ему в глаза, то увидел бы в них бесконечное восхищение внуком. Он тоже вошел в воду, но держался на некотором расстоянии от мальчика, видимо, стараясь не мешать тому проявлять самостоятельность. Малыш перестал оглядываться и целеустремленно зашлепал к мячу. Пруд был неглубокий — мужчина лишь намочил щиколотки, но малыш, казалось, вот-вот пустится вплавь. Когда вода достигла его груди, он в нерешительности остановился и, похоже, собрался зареветь снова. До мяча оставалось около полуметра.

— Давай попробуем вместе, — предложил ему дедушка.

Он взял внука за руку, и они вместе добрались до мяча. Малыш схватил его и радостно залопотал что-то на своем языке, пока непонятном для взрослых.

— Я тоже был уверен в успехе, — проговорил комиссар. — Ты настоящий мужчина, Жан-Поль. Я ужасно горжусь тобой. Хочешь покататься?

Он подхватил внука и посадил себе на плечи. Мальчик крепко держал в руке мяч и радостно размахивал им. Голова дедушки мгновенно намокла от брызг, летящих с ярко-оранжевого сокровища.

На пригорке стояла молодая женщина и смеялась, пытаясь согнать с лица только что пережитую тревогу.

— Чего я никогда в этой жизни не пойму, так это мужчин. Если уж они что-то вбили себе в голову, то обязательно станут добиваться этого, даже с риском для жизни! — сказала она и взяла у мужчины малыша. — Какого черта ты полез в воду, Жан-Поль? Не мог попросить дедушку?

Мальчик помахал мячом перед ее лицом и что-то довольно проговорил. Женщина вздохнула и опустила его на землю.

— Ну конечно. Вы, как всегда, правы, а я нет. Кажется, комиссар, — обратилась она к мужчине, — Жан-Поль в надежных руках. Могу себе представить, что будет лет через пять. Станешь возить его с собой в патрульной машине?