Ульяна Соболева - Подонок

Не посмела возразить, пошла по коридору, подвернула несколько раз ногу. Ведьма проклятая. Звонить удумала. Посмотрел, какой номер набирала, и рассмеялся. До боли знакомый номерок, выученный наизусть. Набрал сам. Ответили не сразу. Секретарша.

— Оставьте ваше сообщение, и Никита Сергеевич вам перезвонит.

— Скажи папе, что это я, и сейчас же соедини.

Голос отца заставил поморщиться от отвращения.

— Да! Что ты себе…

— Не будь предсказуемым. — перебил бесцеремонно, копируя его же тон. — Позволяю все, что хочу. Твое воспитание, папа, а точнее, его отсутствие. Ты ведь так был занят Бодей, своей карьерой и своей новой молодой дыркой.

— Откуда у тебя этот телефон? Ты совсем сдурел, сопляк? Из— за нее?

— Папа, гораздо больше тебя должно заботить, что у меня флешка, на которой твой старший сын бьет беременную девушку и нюхает кокаин. У тебя дома, папа, нюхает. Как думаешь, сколько мне отвалят СМИ за такой компромат? Или твои конкуренты. Как там второго кандидата зовут, Ефимов? А я могу даже лучше… я могу сразу в сеть с независимого сервера. Прямо в ютуб. На весь мир. Твои избиратели схавают? Или твоя предвыборная накроется медным тазом?

В трубке тишина. Мертвая. Гробовая. Затем глухим голосом:

— Что тебе надо?

— Девочка. Я хочу, чтобы задним числом она уже была моей. Удочерение, опека. Мне насрать, как ты это оформишь. И чтоб ни одна мразь не могла вывезти ее из страны.

— Мальчик! Ты кем себя возомнил? Иисусом? Ты что творишь? Куда ты лезешь! Девочку уже удочерили, и завтра она вылетает в Мюнхен! С важным человеком! Не лезь! Тебе больше всех надо?

— СЕГОДНЯ ОНА УЕЗЖАЕТ СО МНОЙ! ДОМОЙ! И мне насрать, как ты это провернешь! Понял? Иначе эта гребаная флешка разойдется миллионным тиражом!

— Ты…ты понимаешь, что это означает? Ты больше никогда ко мне не приблизишься!

— Не переживай, я даже на твои похороны не приду!

— Ублюдок!

— Да, папа. Я ублюдок! Да кто угодно. Насрать. Разговор окончен. Жду бумаги об опеке. Пусть твой курьер привезет на квартиру к Михайлине, где мы с твоей внучкой теперь живем.

— Малолетний придурок! Ты жизнь себе портишь!

— Нет! Я только начинаю жить! Как человек, а не как мразь! У тебя двадцать четыре часа, исправить хотя бы одну подлость!

Отключил звонок и увидел, как Любовь Валентиновна ведет по коридору очень худую, высокую девочку с огромными невероятными глазами и тоненькими прямыми волосиками, падающими на худые плечи. Она смотрит таким тоскливым и больным взглядом, что Демону становится страшно. Таких глаз не должно быть у ребенка.

— Я за тобой пришел. Я от Мишки. Пойдешь со мной?

И руку ей протянул. Она посмотрела на заведующую, потом на него. Высвободила тонкие пальцы из клешней Змеюки и быстро пошла к Демону. Взяла его за руку и на удивление крепко сдавила его ладонь своей хрупкой ладонью.

— Пойду. Я — Даша.

— А я — Дёма. Скажи Шапокляк досвидос, и поехали. Домой.

Усмехнулся, и она усмехнулась в ответ. Только глаза остались грустными.

(с) Дабро

Ему было страшно к ней идти. Хотел, всей душой разрывался — так хотел, но боялся. Казалось, в глаза ей посмотрит и сдохнет на месте, если увидит в них ненависть. Не сдох. Вытерпел. Много всего было в ее глазах. И ненависть, и боль, и ярость. Демьяна первым впустили в палату. Пока без девочек. Предварительно врач принял его у себя. Торопливый, дерганный, нервный. Как будто на одном месте устоять не может. Странно, как этот человек операции по много часов выдерживает.

Он постоянно что-то крутил в пальцах, этот столичный светила. И когда разговаривал, в глаза смотрел изредка. Как сам с собой. Как себе все говорит. Или ему все равно, что думает оппонент. Выносит приговор так легко, так привычно с этой невыносимой долей цинизма, присущего всем врачам, привыкшим к людскому горю, к боли и к смерти.

— Возможно, заговорит, возможно, начнет двигать руками, головой. Через время сможет сесть. А возможно, так и останется лежать в постели. Препараты нужны дорогие, редкие. Список я написал и оставил у вашего лечащего врача. Если будут улучшения и прогресс, можно говорить о следующих этапах, о реабилитационных центрах. Пока что ждем.

— Я читал, что с таким повреждением позвоночника есть шанс встать на ноги. Что могло быть хуже и …

— Один на тысячи больных.

Посмотрел наконец-то в глаза. Серые, усталые. Кажется, ужасно сонные. Вот— вот закроются, и так и уснет на столе. Раздражение начало сходить на нет. Этот человек спас Михайлину, вернул ее к жизни. Только за это Демьян готов проглотить свой язык и терпеть любой цинизм и равнодушие. Терпеть что угодно ради нее. И как он раньше не понимал этого… что все из— за нее в его жизни, и что смысл она всегда имела только ради НЕЕ. На этом взращена его ненависть и боль — невозможность быть с ней.

И в голове музыка играет, и несколько строк крутятся, заплетаются, беснуются в голове…

— Примерно такой же, как шанс, что вам на голову упадет кирпич. Но он есть. А значит, и у нее есть шанс пойти.

— Я понял. Какие мои действия сейчас?

— Сейчас уход, массажи, уколы. Максимум уделять внимание реабилитации, питанию. Витаминам и позитивному настрою. Это все. И верить…верить в чудо. Ее заставьте поверить. А это самое сложное. Не захочет встать — не встанет никогда.