Джессика Кох - Так близко к горизонту [litres]

Ещё никогда в жизни – и никогда позже – мне не был так близок другой человек. Не телесно, но эмоционально. Мы, без сомнения, были родственными душами. Он стал частью меня, а я – частью него. Мне никогда не понадобятся фотографии или другие вещи, чтобы напомнить себе о нём. Дэнни жил во мне и будет жить во мне до конца моих дней.

Наша любовь была безусловной, объединённой нашей болью и укреплённой нашим доверием, над которым мы работали с таким трудом.

Мы стали единым целым и будем навеки связаны друг с другом.

Жизнь как-то шла дальше. Я продолжала учиться, Дэнни снова начал бегать по утрам, а потом шёл в спортивный центр. У него снова появились запланированные съёмки, но на обеих работах он брал меньшую нагрузку, чем раньше.

Его запястье без проблем срослось, гипс сняли. Каждый вечер мы продолжали играть в «Кристина – это…», пока Дэнни однажды вечером не сказал:

– Мы должны прекратить игру. Мы должны смотреть вперёд.

Он произнес что-то вроде: «Time to look ahead. Objects in the rear view mirror may appear closer than they are» [21] Время смотреть вперёд. Объекты в зеркале заднего вида могут казаться ближе, чем они есть на самом деле. (англ.) . Вероятно, он хотел этим сказать, что мы никогда не оставим это происшествие позади, если будем на него оглядываться.

В тот вечер мы в последний раз зажгли свечи, оставили их стоять обгоревшими, попрощались с Тиной, и рука в руке вышли из её комнаты. Мы вместе закрыли дверь, положив наши руки на ручку двери. Никто из нас больше не заходил в эту комнату.

Дэнни начал заниматься своей болезнью активнее, чего он не делал раньше. Я не знаю, хотел ли он так отвлечься от смерти Кристины или такой период наступил бы в любом случае. В конце концов я уверена, что причиной стала смерть Кристины. До того он был слишком оптимистичен, чтобы что-либо делать. Я повторяла его старую фразу: «Мы не должны оставить для болезни места. Это единственная возможность». Я напоминала ему, что он уговаривал меня действовать так же. Но теперь он внезапно стал одержим этой темой: он читал книгу за книгой, искал информацию в интернете и встречался с единомышленниками, с которыми познакомился на каких-то форумах.

Я начала готовиться к своему выпускному экзамену, и мы планировали поездку в Америку. Так как я знала, что после сдачи экзамена меня оставят в компании, я спросила, смогу ли я приступить к работе в январе, потому что мы хотели в США на длительное время. Самое позднее к середине августа шеф обещал дать знать, и тогда мы хотели забронировать билеты. У Дэнни были и немецкий, и американский паспорта – длительное пребывание по крайней мере для него не будет проблемой. Мы начали присматриваться к домикам и определились с тем, чего хотим. Сразу после возвращения мы собирались что-нибудь купить. Мы подробно всё обговорили. Дэнни не был против остаться здесь надолго, он обустроился в Германии и построил здесь кое-какую карьеру. Пока я была готова регулярно ездить с ним на его родину, он оставался доволен. В этом году он планировал провести со мной восемь недель у его тёти, а потом отправиться в пеший поход по США.

– Чтобы ты посмотрела мир, Даки, – сказал он.

Почти каждые выходные мы проводили на Боденском озере, разбивали там нашу палатку и только вечером в воскресенье ехали обратно. Мы не могли находиться дома. Он был пуст. Я была за: я была бесконечно рада, что Дэнни оставил свой пост на диване.

В конце мая Дэнни наткнулся в интернете на хоспис для больных СПИДом, который находился в Шварцвальде. Он сидел за компьютером и кликал, когда подозвал меня к себе. Я встала за ним, положила руки на его плечи и посмотрела. Дэнни приглушил музыку, которую включал всё так же громко, и спросил:

– Что ты на это скажешь?

Это была организация, основанная частным лицом, которая принимала ВИЧ-инфицированных и больных СПИДом людей и сопровождала их до смерти. Дэнни рассказывал об этом таким тоном, словно собирался купить компьютерную игру. У меня мурашки по коже побежали.

– Ты думаешь, тебе это подойдёт? – не веря своим ушам, спросила я. Дэнни был не из тех людей, которые согласились бы лечь в такое место. Мне стоило большого труда так спокойно обсуждать с ним эту тему.

– Нет, я не об этом, – медленно сказал он. – Но я хотел бы на это посмотреть. Я хочу знать, как умирают от СПИДа.

«Господи боже! Почему? Я не хочу об этом знать!»

– Ты уверен? – переспросила я. – Это пока совсем неактуально.

– Мне нужно знать, – настаивал Дэнни. – И ты тоже должна это знать!

– Дэнни, я совсем не уверена, что действительно хочу это знать.

– Тебе нужно это знать. Ты должна быть заранее предупреждена и иметь возможность вовремя сбежать.

Я помотала головой, щипнула его за бок и попыталась сделать из всего этого шутку.

– Время для побега давно упущено, ты и сам знаешь.

– We will see, – ответил он. – Каждое последнее воскресенье месяца у них день открытых дверей. Поедешь со мной завтра?

Всё во мне воспротивилось этому предложению. Я не хотела туда, не хотела это видеть. Я не хотела в хоспис, в котором жили люди, обречённые на смерть. В нашей жизни смерть и без того играла слишком большую роль.

– Конечно, я поеду с тобой, – решилась я.

Пункт 2, раз и навсегда. Мне нужно ехать с ним, выбора вообще нет.

Дэнни, как всегда, гнал слишком быстро. К тому же, автострады были почти пустынными, так что мы приехали ещё до обеда. Пускали только после него, и мы ещё какое-то время погуляли по прилегающему лесу вокруг красивого фахверкового дома.

– Я боюсь заходить туда, – призналась я ему.

– Я тоже, – ответил он. – Поверь, я тоже. Но мне просто необходимо знать.

Дэнни записал нас заранее, и нас приняли очень тепло.

– Просто осмотритесь, – сказала директор дома. – Можете входить, куда хотите, сегодня всё в вашем распоряжении. Чувствуйте себя, как дома.

Нет уж, спасибо. Моё сердце бешено колотилось, но я решила, что не дам это заметить. Дэнни не должен почувствовать, что всё это тяготит меня.

Мы осторожно начали с осмотра внешних сооружений, и я отчаянно надеялась, что здесь мы не встретим никого из жильцов. Дэнни, казалось, овладели любопытство и интерес, и он внимательно обошёл территорию. Я вцепилась в его руку и иногда даже закрывала глаза. Я дала ему вести меня, и он принялся таскать меня по палатам жильцов. Дэнни всегда с лёгкостью завязывал разговор с другими людьми. Он садился на кровать к людям и говорил с ними так, словно они знакомы вечность. Я совершенно не помню содержание этих разговоров, так как всё время держала глаза и уши закрытыми и была слишком занята тем, что сдерживала себя, чтобы не убежать оттуда с воплями. Смерть была здесь повсюду, сидела в комнатах, висела на стенах, покачивалась в воздухе и была начертана на лицах людей. Мы увидели девятилетнюю девочку со всеми симптомами СПИДа, исхудавшую до костей и усеянную саркомой Капоши, болезнью кожи, которую приобретают многие больные СПИДом на последней стадии. Её лицо напомнило мне череп, и я знала, что эта картинка будет ещё долго преследовать меня во сне. Молодой мужчина ненамного старше Дэнни тащил за собой капельницу и хромал при ходьбе, как старик. На его лице была красная сыпь. Скорее всего, опоясывающий лишай. Его волосы были белыми, кожа тонкой, как пергамент. Он впился в меня полным ненависти взглядом. Его глаза дали мне однозначно понять, что он считал несправедливым то, что он был болен, а я здорова. Его почти чёрные глаза обвиняюще следили за мной и обдавали меня морозом.