Анна Варенберг - Татьянин день. Неразделенное счастье

Приходилось признать — они день ото дня отдаляются друг от друга. Скандал за скандалом, ссора за ссорой, взаимные обиды, растущие как снежный ком, и никакого выхода…

Только на работе, в офисе «Горинстроя», у Анны появлялась возможность более-менее спокойно и здраво обдумать сложившуюся ситуацию, чтобы затем самоотверженно, в который уже раз, пытаться спасти угасающий семейный очаг. Она никогда не была ни конфликтной, ни, тем более, стервозной особой. Уж если ей удавалось двадцать лет выдерживать выходки и выкрутасы Витьки Рыбкина, неужели нс получится сохранить отношения с Костей?

Нет, непременно должен быть какой-то выход, нужно только успокоиться и собраться с мыслями!

Но именно это ей и не позволили сделать. Анна подняла глаза от бумаг: перед ее столом стоял Устинов, и выражение столица ничего хорошего не предвещало.

— Привет, — улыбнулась Анна, — С тобой все в порядке? Ты какой-то странный…

— Неужели? — саркастично протянул Константин, — Что же во мне такого странного? Может, я случайно в домашних тапочках пришел? Нет, в ботинках…

— Костя, что случилось? — Анна мысленно поклялась себе, что постарается не заводиться.

— Я надеялся, ты сама мне все объяснишь! — взорвался он, — Откуда в тебе это двуличие?! Я думал, что знаю тебя, доверял, как самому себе. Мне казалось, вот, наконец нашел женщину, которую назову подругой, женой… Наивный дурак! Но что ты ударишь так подло, в спину, я и предположить не мог. Оказывается, даже такая милая, умная, добрая женщина — тоже способна на предательство! Я только одного не понимаю: зачем? Объясни, зачем нужно было так оскорблять меня? Неужели ради удовольствия? Или, унижая меня, ты растешь в собственных глазах? — Похоже, Устинов слушал собственную тираду как бы со стороны и страшно нравился себе в трагической роли человека, оскорбленного в лучших чувствах, а потому не собирался останавливаться.

— Костя, что ты говоришь? — вставила Анна, когда он на мгновение умолк, чтобы перевести дух, — Я ничего не понимаю. Какое предательство? Какой удар в спину?

— Лучше бы ты мне в лицо сказала, что я бездарь, пустое место, графоман… кто угодно. Но так — подло, за спиной — обсуждать мою книгу с человеком, который… Представляю, как вы с ним смеялись надо мной! — Только теперь до Анны постепенно начало доходить, из-за чего весь сыр-бор, — Как ты посмела тайком встречаться с этим, простите за выражение, издателем?! С человеком, который сам не может написать ни строчки, зато с умным видом рассказывает, как бы он написал мою книгу… если бы умел! Как такое могло прийти тебе в голову?

Похоже, у Константина напрочь вылетело из головы, что совсем недавно он высказывал о том же самом человеке прямо противоположные суждения.

— Я хотела тебе помочь, — растерянно проговорила Анна.

— Я что, калека? А ты у нас кто, собес?! — В бешенстве Устинов сбросил с ее стола все документы, разлетевшиеся в беспорядке по кабинету, — Нет, не инвалид, руки пока действуют! Да кто он такой, этот Роман, чтобы решать за меня, как нужно писать? И кто ты такая, чтобы лезть в мою жизнь?

— Ты прав, — согласилась Анна, собирая бумаги. Внутри у нее все тряслось и кипело, но внешне удавалось сохранять ледяное спокойствие и достоинство — в противовес отвратительной, типично мужской истерике, — Я тебе действительно никто. Ты прости меня, пожалуйста, если я лезла с советами, если вообразила, что могу чем-то помочь. Только я никогда не хотела тебя обидеть.

— Ань, — поморщился Устинов, — вот только давай без этих сцен: единственный жанр, который всегда был мне противен до тошноты, — это мелодрама, — он явно не сознавал, что в данный момент сам выступает в этом жанре. — Что ты вечно из себя изображаешь кого-то другого, не себя? Вот сейчас — поруганную добродетель!

— Мы с тобой — как инопланетяне, совсем друг друга не понимаем. Костя, почему ты меня все время в чем-то обвиняешь? Что бы ни сделала — обязательно виновата. Если б ты знал, — искренне призналась Анна, — как я от этого всего устала.

— То есть ты устала от меня? — возмутился Устинов.

— Не от тебя, — покачала она головой, — а от наших глупых отношений: двое взрослых людей, а возимся, как дети в песочнице. «Это твой куличик? А почему он больше моего? Сейчас сломаю!» Может быть, мы с тобой просто придумали друг друга? Как два писателя-фантаста. Где-то в далеком космосе двое встретились… и даже, как им показалось, между ними возникло чувство… Но у них все было разное: состав крови, строение мозга, она дышала кислородом, а он — гелием. Как ты думаешь, они могут быть счастливы?

— Я думаю, — вздохнул Константин, — ты права: мы не понимаем друг друга и никогда не поймем. Мы с тобой разные во всем. Извини, это не укор, но вспомни, в каком окружении ты прожила двадцать лет. Давай не будем обманывать сами себя: нам очень трудно быть вместе, и это было очевидно с самого начала.

— Серьезно? — подняла брови Анна, — А почему же ты мне этого раньше не сказал, если тебе было очевидно с самого начала?

— Хотелось дать тебе шанс, — с пафосом проговорил Константин, входя в роль неудавшегося Пигмалиона, — Но, к сожалению… — Он обреченно развел руками, всем своим видом показывая, что Галатеи из Анны не вышло, несмотря на все его титанические усилия, — Прости, что оторвал тебя от работы. За вещами, — поставил он точку в их отношениях, — я заеду завтра.

Проводив его обреченным взглядом, Анна подумала, что тонко организованные творческие натуры, похоже, совсем не подарок. Вот Витька — другой. Пусть он не слишком образован, грубоват, зато ей, по крайней мере, не приходилось выслушивать от него истерик из-за проблем и неудач нa ниве высокого искусства! Хотела чего-нибудь более утонченного? Ну вот и получила…

Знала бы Анна, насколько она в этот самый момент далека от истины. Ибо все мысли ее бывшего супруга были нынче заняты именно творческими проблемами, пожалуй, еще похлеще Устиновских.

С некоторых пор, уже после развода, Витька Рыбкин, несостоявшийся бизнесмен, обнаружил у себя немалый поэтический дар, а заодно и недюжинный музыкальный талант. По крайней мере песни его собственного сочинения нашли живейший отклик в сентиментальных сердцах рыбкинского семейства. Или это крушение брака так на него подействовало — кто знает! Но факт оставался фактом: Виктор написал песню, и не одну. А его с Анной замечательная дочь Катя немедленно развила бурную деятельность, задумав сделать из отца настоящую знаменитость. Она организовала для Виктора запись на настоящей студии. Увы, из этой затеи ничего путного не вышло, однако Виктор не собирался останавливаться на достигнутом. Если поначалу он довольно скептически относился к собственным перспективам, то чуть позже ему вожжа попала под хвост: Рыбкин решил во что бы то ни стало добиться успеха.