Таня Винк - Нет ничего сильнее любви [litres]

А сейчас… Сейчас луна – высоко в небе. Черным перламутром отливает море. Его тяжелые всплески созвучны происходящему в ее душе, созвучны внезапно навалившейся тяжелой, удушающей мысли – это не может длиться вечно, когда-то это закончится. Нет, кричит ее душа и съеживается, как если бы только что узнала, что жить на земле ей осталось всего лишь до утра. Юра приподнимается на локте, проводит пальцем по ее щеке, в ухо сыплются песчинки. Его губы, сухие, соленые, горячие, касаются ее губ, она подается вперед, сгибает ноги в коленях…

…Тяжело дыша, он падает на спину. Его ладонь на ее животе:

– О, какой вулкан, – стонет он, ложится на бок, обнимает ее…

И они снова одно целое…

Именно это пугало. Уже дома, утром, расставаясь с Юрой всего на несколько часов – надо же на работу, она тосковала по нему всей душой. Каждая клеточка ее тела была его обителью. Где уж детской влюбленности с ее четырьмя домиками сравняться со зрелой любовью! Чем бы Галя ни была занята, она думала о нем, скучала по нему и хотела его. Она хотела его всегда. Это было какое-то сумасшествие. Она с трудом сдерживалась, чтобы не звонить каждые полчаса. Стоило услышать его голос, и она готова была бежать к нему сломя голову. На работе, в женском коллективе, ничего не скроешь, над ней подшучивали: мол, на улице осень, а ты похожа на мартовскую кошку… Галка не реагировала – такая чепуха ее нисколько не задевала.

После работы они шли в кино, на выставку, в гости, в театр, в ресторан, по магазинам. Их вкусы совпадали во всем. Дома, забравшись на диван, читали книги. Обнявшись, смотрели телевизор. Вместе мыли посуду. Вместе готовили. Во сне их тела переплетались. Едва проснувшись, он тянул ее к себе… Любовь была во всем – в чашке кофе, принесенной Юрой в постель, в его рубашке, которую она любила носить дома. В цветочных букетах в руках курьера, внезапно появившегося на пороге бухгалтерии. В изящном колечке с сапфиром и словах: «Выходи за меня».

– Господи… – выдыхает Катя, сжав кисти рук, – а что же случилось? Почему вы расстались? – шепотом спросила она.

Галя вытянула из-под себя ноги и опустила их на пол – от долгого сидения на диване они занемели, а слезы уже давно высохли.

– Почему? Все очень просто – он ушел.

– Ушел? К другой женщине? – лицо Кати вытянулось.

– Может быть… Не знаю, – Галка повела слегка занемевшими плечами, – и знать не хочу. Ой, да мы ж ничего не ели, – она вскочила на ноги, – сейчас кофе сделаю.

Она включила чайник и вернулась за стол. Быстрыми движениями нарезала сыр, помидоры.

– Кушай, а то кормлю тебя своими баснями.

– Нет, это не басни, – гостья мотнула головой, – это жизнь.

– Брось… Все давно уплыло, ушло…

– Но ведь болит?

– Не-а, вовсе не болит, это все месячные, сейчас второй день.

Чайник выключился, и Галка загремела чашками.

– Он предал меня и перестал для меня существовать. Конечно, я о нем вспоминаю, но сегодняшние слезы, повторяю, всего лишь физиология, не больше, – она поставила на стол сахарницу.

– Это ужасно…

– Да, ужасно, – она насыпала кофе и сахар в чашки, – и это все, – и она налила кипяток.

…И снова в ее голове раздаются слова Юры:

– Прости меня…

Ноги прикипают к полу, сердце бьется в горле, подступает тошнота. Она не верит его словам – этого не может быть! Но она тянет к нему руки, а он… Он такой чужой…

– Я тебя ненавижу! – кричит она. – Ненавижу! Ты врешь! У тебя кто-то есть!

…В груди что-то взрывается – это ревность, дикая, необузданная, всепоглощающая. Да, она дочь своего отца! Она ничем от него не отличается. Разве что не выясняет отношения, не устраивает допрос, а разворачивается и уходит. Уходит навсегда.

– Как тебе кофе?

– Хороший, – задумчиво отвечает Катя.

– Вот думаю раскошелиться на кофеварку. – Галка снова отхлебывает напиток. – Знаешь, что меня больше всего поразило? – Она держит чашку в руке, кладет ногу на ногу, откидывается на спинку углового дивана.

– Что?

– Что больше он не позвонил. Никогда. – Галка прищурилась, будто целилась во врезавшееся ей в память бледное лицо Юры. – Знаешь, чего я больше всего хочу? – Она подняла взгляд на Катю.

– Чего?

– Я хочу быть уверенной в том, что меня не обманывают. Как можно вчера любить, а сегодня уйти? Вот скажи, как можно? А для мужчины это раз плюнуть! Уж лучше самой.

– Осторожнее с такими словами…

– Почему?

– Вселенная все слышит, она не понимает, шутишь ты или нет, она просто помогает тебе.

– Бог с ней, со Вселенной, – бросила Галка с сарказмом, – я про Землю… Вот моя мама… Она жестоко обманулась с отцом, и это было непостижимо. Он был совсем другим, представляешь? Добрым, заботливым, а потом крыша – раз! – и поехала. Мама рассказывала, что он так ревновал ее, что приходил на работу и наблюдал, как она проводит примерку.

– Наблюдал?

– Да, заходил в примерочную рядом и в щелку подсматривал.

– Ого!

– Не то слово… А поначалу хоть на хлеб его мажь. Подарки делал, на курорты возил. – Галя подалась вперед и поставила чашку на стол. – Вот как после этого любить?! Как планировать жизнь с человеком? Как доверять?

– Как? – переспросила Катя после недолгой паузы. – Ты знаешь, я стараюсь просто любить, просто жить…

Любовь поднимала ее высоко-высоко над землей и бросала на дно пропасти, но она выкарабкивалась и жила дальше. Да, горько, когда тебя обманывают, но это же не конец света и не причина забить на себя. Надо жить каждый день, каждый час, мы для этого пришли сюда, на эту землю, а не чтобы на кого-то обижаться. Да, тот, кого любишь, он другой, и в этом главное чудо – любить другого, пусть несовершенного, но для тебя самого лучшего.

– Да, всякое может случиться, да, мы не знаем, что будет завтра. Но это не повод отказываться от любви. Это же любовь… Если она родилась, она будет жить. Она нам не подчиняется. Она… Она сильнее нас, сильнее самой жизни. И если ты думаешь, что закрыла свою любовь в коробку и зарыла в землю, будто похоронила, то ты сильно ошибаешься. – Катя помолчала и продолжила: – Она ведь напоминает о себе?

– Да, бывает, – согласилась Галя, – но с каждым годом все реже. Слушай, а как ты смогла все пережить? Это же, наверное, очень тяжело… Первый брак, второй, дети… Как? – она пристально смотрела на Катю.

– Как? Очень просто, – Катерина улыбнулась уголками рта. – Я благодарна всему, что было в моей жизни, и ни о чем не жалею. Это ведь жизнь, моя единственная… И знаешь, я ничего не помню, кроме счастья. Плохое вымылось из моего сердца, вымылось бесследно. А помогли мне в этом дети.

– Дети? – удивилась Галя.

– Да. Если бы не Тимоша, не знаю, как пережила бы расставание с его отцом. Я так боролась за нашу любовь! Но Саша не боролся. Получается, он не любил. Что ж, значит, хорошо, что расстались… Нет любви – надо уходить. Тимоша – мой спаситель, мой ангел. И Настюшка тоже ангел. Как же тяжело было, когда Толя пропал без вести, – на ее глаза навернулись слезы, – я хотела умереть. Это ужасно, когда не знаешь, что с человеком… Ужасно… Я думала, сойду с ума, а дети не дали, – она счастливо улыбнулась. – Если посмотреть со стороны, то картина не очень, специальности нет, крыши над головой нет, денег нет. Мама… – она усмехнулась, – ты уже поняла, какая она. Она хорошая, но почему-то вбила себе в голову, что весь мир против нее, что все хотят ей только плохого, что никто ее не любит. Если бы я на всем этом зацикливалась, то впору в петлю лезть, а я хочу жить. Хочу жить счастливо. Очень хочу… И сейчас я счастлива.