Таня Винк - Нет ничего сильнее любви [litres]

Это потом все станет ясно, это потом от слов Андрея в жилах застынет кровь, а пока Галка едет в автобусе, подпрыгивающем на ухабах дороги, ведущей к кладбищу, и слышит плач Ольги, перемежающийся с бормотаньем, в котором угадывается только одно слово – доченька. Ленка держит за руку, ее рука теплая, надежная. Хоронили поспешно – холод страшный, больше молчали. Галка не выдержала – сказала. Сказала о том, какой солнечной девочкой была Катя, как умела любить, отдавать всю себя, как хотела счастья. А потом вспомнила, что еще вчера из коробки с елочными игрушками вынула двух маленьких ангелов, чтобы взять их с собой. Она положила ангелов возле Катиных плеч, поправила воротник бордового платья, он сполз, оголив торчащую ключицу, и отошла от гроба. Подняла глаза. Кто-то поправлял тюлевое покрывало, собирал замерзшие цветы, а Галка вдруг поняла, что на Катиной ключице не было темной бляшки. Той, самой большой…

На поминках в доме Ольгиного гражданского мужа мелькали незнакомые лица. Подходили к Андрею, выражали соболезнования. Он тряс головой, и… нет, он не плакал, слезы сами по себе текли по его щекам. Текли непрерывно. На него было тяжело смотреть – что-то ужасное было в его лице. Расходились не поздно – тридцать первое декабря, надо успеть за праздничный стол… Андрей попрощался и уехал с другом. Галка вышла во двор. Шаги. Она оборачивается и видит Катиного брата. За столом он одну за одной опрокидывал в рот рюмки и мешал слова со слезами. Он протягивает к Галке руки и обнимает ее. Обнимает порывисто и очень крепко, до боли.

– Спасибо тебе за все… Вам спасибо… Всем…

И уходит в умиротворяющую темноту.

В Галкиной душе такая же умиротворяющая темнота, но продержится она недолго. Ее разнесет в клочья признание Андрея. Признание в беспощадности, неверии, зле, глухоте, слепоте…

– Я снова приревновал ее. Я увидел, как она разговаривает с сотрудником. Я требовал признания. Она не призналась.

Его речь монотонная, лицо бесстрастное, и слезы, слезы…

– Ей не в чем было признаваться, а я выгнал ее из дома вместе с детьми и кошкой.

Он криво улыбается – так улыбаются умалишенные.

– Она поехала к брату. Она звонила, просила приехать за ней, говорила, что ее пугает этот дом, что она чувствует что-то… А я ничего не чувствовал. На следующий день я попросил друга поехать к ней. Мы приехали, а там нарядная елка, огоньки горят, у детей новые игрушки, вкусно пахнет. Миша трезвый. Я решил, что все хорошо. Сказал: «Я уезжаю». Она: «Забери нас». Я уехал. Она позвонила: «Забери, прошу, мне страшно…» Я говорю другу: «Давай, возвращаемся». Он остановился и говорит: «Ты же сказал, что все решил! Она ведь тебе изменяет!» Я ему: «Да, ты прав, давай домой». Она снова позвонила… Мы снова остановились. И так еще два раза – и два раза он убеждал меня держаться своих слов: мол, все – так все… А ночью мне приснился сон… Перед отъездом, – он запнулся, сглотнул, – перед отъездом она нарядила елку. И вот мне снится, что елка эта падает, и я знаю, что это неспроста. Я проснулся, смотрю на елку, и вдруг она наклонилась и упала… Было двадцать пять минут шестого. Я тут же позвонил Кате. Она обрадовалась, сказала, что все нормально. Я сказал, что приеду за ними. Она засмеялась. Больше я ее не слышал, – он сжал голову руками, – я не слышал ее! Галя, сестричка, я во всем виноват! Только я. Ты говорила мне, что у нее солнечная душа, что я больше никогда не встречу такую женщину, а я не слышал тебя! Я видел только свою ревность! Я оттолкнул ее, и она умерла… Я убил ее! Ее сердце остановилось! Это я его остановил! Галя, как мне жить?! Мы хотели пожениться! Галя, помоги мне!! – заваливаясь на бок, он подтянул колени к груди и зарыдал.

Она хотела обнять его, но как только ее пальцы коснулась его головы, он воскликнул: «Не надо! Не трогай меня! Уходи! Оставь меня!..»

Она оставила. Вышла в морозный вечер, яркий, веселый, сверкающий разноцветными гирляндами, наполненный смехом, музыкой, счастьем и любовью…

«О Боже, почему ты так сделал?! Почему вокруг меня нет любви?!» – она подходит к кафе… За стеклом парни и девчонки, беззаботные, радостные, в одной руке бокал, в другой сигарета, словно нарочно разбиваются по парам. Галка стоит на заснеженной улице… Едва коснувшись разгоряченного лица, снежинки покалывают, тают и стекают к шее. Тоненькими ручейками устремляются под распахнутый ворот куртки, под кофточку…

Женщина порывисто проводит рукой по волосам, по вороту распахнутого пуховика, по мокрой шее. Глотает снежинки, и ее сердце останавливается: вкус талой воды уступает место привкусу поцелуя, его поцелуя… К горлу подступает ком. Она не замечает, как роняет перчатку – она уже вся там, у темно-коричневой двери, она еще не успела нажать кнопку звонка, а дверь уже распахнулась, и на пороге он… Улыбается, руки к ней тянет.

Она забывает о перчатке и бежит.

Дверь стеклянная, маятниковая, надо толкнуть. Ступеньки. Жетон… Черт, где же жетон? Нет жетона. Она шарит по карманам, достает кошелек из сумки, сумка падает в черно-серую жижу. Она подхватывает сумку, поскальзывается на жиже, взмахивает руками. Устояла! И дальше бегом… Рука на дне сумки. Нашла! Турникет, снова ступеньки. Восемь минут ждать! Да, целых восемь минут. Вагон полупустой, но она не садится, она топчется у дверей, ее толкают, ею недовольны. Плевать… Станция… Бегом наверх… Еще немного. Вот здесь направо, снова наверх. Темно. Хрум… хрум под ногами. Хрум… хрум… Это снег или хрустнуло что-то внутри? Горло жжет… Ах, да, это мороз. Ничего, сейчас будет тепло, сейчас он откроет дверь. Подъезд, ступеньки. Задрав голову, она хватается за горло – ее сердце сейчас здесь… Она не может оторвать взгляд от света в его окнах. Снова чертовы ступеньки. На площадке она останавливается, кровь стучит в висках. Еще один шаг… Она тяжело дышит, поправляет растрепавшиеся волосы. Давит на кнопку звонка. Где-то в глубине квартиры голоса. Она испуганно и тихо вскрикивает, хочет убежать, но не может, ноги не слушаются…

– Вам кого? – на нее смотрят поросячьи глазки кругленького мужчины в толстой на крупных пуговицах кофте и бесформенных спортивных штанах.

Галя знает мужчину, но не помнит, кто это, и не понимает, о чем он ее спрашивает. Это потом она все вспомнила – смех, крики, доносящиеся из глубины квартиры. И даже новогоднюю песню. А тогда она не мигая смотрела в коридор за спиной мужчины и ждала…

– Вам кого, женщина? – повторяет мужичок, буравя Галку пьяненькими глазками.

Она не отвечает – язык не шевелится…

– Эй, дамочка, вы что, глухонемая?!

– Юру… – она закашливается.

– Юру? Эй, тут Юру спрашивают! – кричит через плечо хозяин толстой кофты.

Борясь с приступом удушающего кашля, но не в силах бороться с нелепостью происходящего, Галка бочком отступает к лестнице. Но ноги изменили своей хозяйке – они не хотели уходить.