Таня Винк - Нет ничего сильнее любви [litres]

– Юра, иди сюда! – зовет мужчина.

И тут на бесформенной штанине повисает мальчуган лет четырех.

– Папа, тут тетя тебя спрашивает, – кричит он.

Кашель проходит сам собой, сердце становится на место, и Галка облегченно вздыхает, как человек, внезапно понявший, что неизбежной опасности не миновать. Лицо становится тяжелым, ей кажется, оно стекает куда-то вниз. На плечи тоже давит что-то невыносимо тяжелое. Ты? И вдруг…

– Галя? Ты? Привет…

Толстяк пьяненько хмурится. На его заплывшем жиром лице ходят желваки.

– Привет… – из обожженного горла раздается Галкин писк.

– Ты… ты ко мне? – Юрины брови вопросительно ползут вверх.

А из глубины квартиры раздается:

– Милый, кто там?

И вот она, Лара. С неизменной ухмылкой на губах.

Сумка снова выпадает из рук, но Галка этого не замечает. Касаясь рукой стены, она поворачивается к лестнице. Она хочет одного – уйти.

– Галя, сумку возьми…

Не поднимая глаз, она протягивает руку, и сумка тяжелым камнем повисает на ней и тянет, тянет вниз…

«…Если она родилась, она будет жить. Она нам не подчиняется. Она… Она сильнее нас, сильнее самой жизни. И если ты думаешь, что закрыла свою любовь в коробку и зарыла в землю, будто похоронила, то ты сильно ошибаешься…»

– Галя…

Кто-то трогает ее за плечо.

– Галя, доченька, ты стонешь! Проснись! Тебе снится плохой сон!

Галка с трудом открывает отяжелевшие веки. О, как больно… Больно лежать, больно дышать… Веки снова опускаются.

– Кризис прошел, – слышит она голос Вадима.

Кризис? Какой кризис?

– Мама, – шепчет она и заходится кашлем.

На ее щеке мамина ладонь, теплая, сухая.

– Мама, что со мною? – шепчет она.

– У тебя двухстороннее воспаление легких, – чеканит Вадим, – острый период миновал. Мы решили не отвозить тебя в больницу. Прости, но с позволения мамы я взял все на себя.

Мама бледная, похудевшая. Озабоченный Вадим. Зина в переднике, подбородок в муке.

– О! Наконец! – бодро восклицает Зина, наклоняется, целует Галку в лоб. – Лоб холодный. А была температура будь здоров!

Воспаление легких? И вдруг вспышки, одна за другой – морг, Андрей на диване калачиком, Лара… Галя упирается руками в постель, ей нужно подняться, но сил еще маловато. Бросает в пот, сердце колотится.

– Давай помогу, – Вадим приподнимает ее, мама подсовывает под спину еще две подушки.

Сквозь распахнувшуюся дверь в комнату вбегает радостная Настя.

– Галя пласнулась! – и к дивану.

– Настюша, не подходи близко! – Вадим бросается ей наперерез, хватает за плечи.

Она испуганно сжимается, она растеряна.

– Настенька, к Гале пока нельзя, она может заразить тебя.

Огромные синие глаза становятся еще больше:

– Галя не залазит меня, она халосая. Галя, я соскучилась, – юркая, она пытается обойти Вадима.

– Я тоже соскучилась по тебе, мое солнышко, – слезы застилают глаза, Галя закрывает их ладонями.

– Настенька, – Зина ловит девочку за руку, – идем пирог печь.

Пироги с того дня пеклись едва ли не каждый день – Зина с детства считала, что запах пирога является неотъемлемой, если не главной составляющей счастливого дома. Но пироги пирогами, их съедали – и снова разбредались по комнатам. И только дети были связующим звеном в этом крошечном мирке, пришибленном страшным горем и никак не приходящем в себя. Пятого числа, в день, когда Вадим разрешил Галке принять душ, пришел Андрей. Дверь ему открыла Лена, она купала Галку и не сдержалась, ахнула – на него было больно смотреть. И до этого худой, он сейчас был похож на тень… Он ковырял пирог с маком, когда на пороге появились гости, о которых никто даже не подумал. Это были представительницы службы социальной помощи и защиты несовершеннолетних. Переступив порог как свой собственный, они сунули под нос слегка опешившему Вадиму две корочки и поинтересовались, здесь ли живут сироты.

– Они не сироты, – запротестовал выскочивший из кухни Андрей.

В коридор выглянули Тимоша и Настя и, испуганно втянув головы в плечи, снова спрятались за дверью.

– А, вон и они, – та, что постарше, потеснила плечом Вадима и зашагала к двери, – эй, дети, идите-ка сюда!

Андрей схватил ее за рукав пальто:

– Послушайте, вам здесь нечего делать! Это мои дети!

– Мужчина, ведите себя прилично, – рычит гостья, осторожно высвобождая рукав.

К ним подскакивает вторая представительница, помоложе.

– Эй, уважаемый, – в ее голосе, голосе уставшего человека, которому надоело каждый день пререкаться с непонятливыми и несознательными гражданами, звучит угроза. – Если вы не отдадите нам детей, мы сообщим в милицию. Вы нарушаете закон и препятствуете работе органов попечительства.

– Я не препятствую, – Андрей тяжело вздыхает, – это мои дети, я их отец.

– А у нас другая информация!

– Какая информация?

– Что здесь живет убийца.

Эти слова вывели Инну из ступора. Она бросилась на середину комнаты и теперь стояла между дорогими сердцу существами и олицетворенными органами попечительства.

– Пожалуйста, уходите, – просит она, прижимая руки к груди, – пожалуйста…

– Уходите немедленно! – Зина сжимает кулаки.

– Вы чокнутые? Вы что, думаете, мы не найдем на вас управу?! – гремит старшая.

– Это наши дети, – хрипит Галка, едва добравшаяся до коридора.

– Да, наши! – басит Вадим.

И тут дети заплакали. Громко, с надрывом. Андрей бросился к ним, стал на колени, сгреб в охапку.

– Папа, мне страшно! – голосит Тимоша.

– Сыночек, не бойся, все будет хорошо.

Настя вцепилась в его рубашку:

– П-па-па, н-не от-т-давай нас, – она захлебывается рыданиями и дрожит. Вся, от головы до пяточек.

– Да вы тут все сумасшедшие! – вопит старшая. – Вы что, не понимаете? Мы – представители закона! И вы ничего не сделаете, вы не имеете никакого права…

– А ну убирайтесь отсюда! – рычит Лена, наступая на нее.

Она неуклюже, спиной, пятится к входной двери.

– Лена, остановись! – кричит Андрей. – Не нужно! – он обходит Ленку, распахивает входную дверь.

– Мы еще вернемся! – грозит старшая, выскочив на площадку.

– Да, мы еще вернемся, – вторит ей молодая.

Андрей закрывает дверь, прижимается к ней спиной. Смотрит на Вадима, на маму. Его лицо искажается страданием и он, тяжело шагнув вперед, падает в их объятия…

Обнимая друг друга за плечи, не сдерживая рыданий, не стесняясь слов прощения, в эти несколько мгновений они сбросили в бездонную пропасть обиды, раздоры, непонимание и нелюбовь. И никогда больше нелюбовь не придет в их дом, а любовь… Любовь поможет побороть самые неожиданные препятствия на пути, потому что теперь они с ней заодно. Заодно с ними была Ксюха: она помогла составить заявление на опекунство от имени Галки. Оля не подходила для этого – она была прописана в одной квартире с Мишей, стоящим на учете в милиции и наркодиспансере. А когда представитель этих органов спросил у детей, не хотят ли они жить с бабушкой Олей, Настя заплакала в голос, а Тимоша обнял ее и, насупившись, прогундосил: