Ви Киланд - Фривольные письма [litres]

– Да. Мне всегда тяжело исполнять эту песню, но не думаю, что сегодня вечером я смог бы произнести эти слова. Пускай они прозвучат в другом городе, потому что я не могу позволить себе отменить еще один концерт.

– Что ж, вполне приемлемо время от времени проявлять заботу о себе. Не тревожься о поклонниках, которых ты разочаровал. Дай себе время восстановиться.

– Господи, я сейчас думаю, звонил я вам ради нее… или ради себя.

– То и другое мне подходит. Ты – хороший человек, Гриффин. Я не хотел бы видеть мою Луку рядом ни с кем другим. Доверю тебе один секрет. Возможно, я ее доктор… но, если быть честным… она мне все равно что дочь. Наши взаимоотношения выходят далеко за пределы отношений между врачом и пациентом. Ничего я не хочу так сильно, как увидеть, что все между вами наладилось. И у меня тяжело на сердце от того, что я знаю, как вы оба страдаете.

– Вы тоже хороший человек, Док. Пожалуйста, позаботьтесь о ней. – Я взъерошил пальцами волосы.

– Ты можешь на это рассчитывать. – Он помолчал. – Гриффин?

– Да?

– Может, ты сумеешь направить чувства, которые переживаешь, на благое дело? Может быть, пришло время для новой песни? По моему представлению, если ты выразишь себя в музыке, тебе это принесло бы пользу. Это просто предположение.

Я ответил:

– Не могу представить, что стану сейчас писать музыку. Мое сердце разбито.

– Я чувствую, что ты не должен сбрасывать Луку со счетов. Я совершенно уверен, что однажды она поймет, что ошиблась, но это, возможно, случится очень не скоро. Полагаю, с моей стороны было бы нечестно просить тебя подождать.

– Я бы ждал ее вечно, если бы чувствовал, что она придет в себя. А сейчас я слишком разбит, чтобы поверить в это. Я никогда не думал, что она и вправду отпустит меня, Док. Если быть честным… я убит наповал.

– Верь в судьбу, Гриффин. Посмотри, как далеко она завела вас обоих. Живи своей жизнью, но верь в то, что вам с Лукой суждено быть вместе… в то, что однажды космос, который соединил вас, снова явит свое волшебство.

– Вы – хороший друг, Док. Не только для Луки, но и для меня. Если я что-то смогу сделать для вас, прошу вас, дайте мне знать.

Мысль о том, что я не в состоянии писать музыку, оказалась ошибочной. Следующие два дня, пока мы ехали до очередного пункта назначения – Де-Мойн, – я как одержимый писал стихи и сочинял к ним музыку. В конечном счете это пошло мне на пользу, и, хотя бóльшая часть написанного никуда не годилась, я доработал песню, которую намеревался исполнить на последнем концерте, если группа сумеет достаточно быстро разучить ее.

Как же трудно было не звонить и не писать Луке, но я думал, что, если снова выйду на связь, мне не станет легче. Честно говоря, я все еще чертовски злился на нее за то, что она опустила руки, и не хотел выплескивать на нее свою злость. Со временем я позвонил бы, чтобы узнать, как она, но приходилось ждать для того, чтобы начать действовать. Я потерял не только любимую, я потерял лучшего друга. Опять.

После ужина, перед тем как отправиться в путь, я зашел в наш автобус. К моему крайнему удивлению, я увидел, что на моей кровати сидит девушка, на которой не было надето ничего, кроме нижнего белья.

– Хм… что ты здесь делаешь? – спросил я.

– Бадди сказал, что, возможно, ты захочешь провести эту ночь в компании.

Твою мать!

Откуда она только взялась? Была ли она в автобусе с тех пор, как мы уехали из Миннеаполиса? Бадди – наш гитарист и единственный в группе человек, которому я доверял. После отмены шоу он потребовал от меня объяснений, и в конце концов я рассказал ему о том, что случилось. Вероятно, он решил, что трахнуться и выбить Луку из головы стало бы для меня наилучшим способом провести эту ночь. Но все это ни к чему. Слишком рано. Может быть, через некоторое время, когда я не почувствовал бы себя обманщиком. Но в данный момент моему телу все еще казалось, что оно принадлежит Луке. И это, конечно, хреново.

– Что ж, Бадди ошибся. На самом деле я хотел бы побыть один, но спасибо за заботу.

Девушка казалась разочарованной.

– Ты уверен?

– Да.

Скатившись с кровати, она исчезла в другой секции автобуса, и вскоре мы двинулись в путь. Я выключил внутреннюю подсветку и просто вырубился.

После разрыва с Гриффином я не спала нормально ни одной ночи. Меня одолевали мучительные мысли о том, что он топит свою печаль в женщинах и алкоголе. И кто бы мог винить его за это после того, что я сделала с ним? Теперь я постоянно пребывала в странном настроении, точнее, в полной апатии. Когда я лишилась возможности с нетерпением ожидать звонков или писем Гриффина, слышать его голос, ощущать его прикосновения, я почувствовала себя так, словно меня вообще ничего не интересует. Мне стало наплевать на все вокруг, мне стало все равно, рушится мир вокруг меня или нет.

Впрочем, пребывая в таком состоянии, я сделала то, что много лет откладывала на потом. Я поехала в ближайший тату-салон и сделала татуировку на внутренней стороне предплечья с изображением солнца, луны и звезд, на которую меня все время подбивала Изабелла. В последнее время я чаще «разговаривала» с Иззи, и мне показалось, что пришло время наконец действительно сделать эту татуировку.

Док только что приехал ко мне домой и должен был увидеть ее впервые.

– Я хочу показать вам кое-что, – сказала я, когда он уселся за кухонный стол.

– Вам, наконец, удалось написать атлантического тупика?

– Нет. Он все еще ждет своей очереди, как и вообще живопись в данный момент. Засучив рукав, я продемонстрировала новое произведение искусства на своей коже. – Я сделала татуировку.

Его глаза округлились.

– Ух ты!

– Мы с Изабеллой придумали эскиз вместе. Мы собирались сделать одинаковые татуировки. До недавнего времени я не могла даже смотреть на этот эскиз, не говоря уже, чтобы подумать о том, чтобы сделать ее. Пару дней назад я пошла и сделала.

Док наклонил голову, рассматривая татуировку.

– Очень красиво. Как думаете, почему вы вдруг сочли возможным сделать ее?

– После того как я отпустила Гриффина, все изменилось, может быть, это побочный эффект разбитого сердца. Мне кажется… что мне больше нечего терять.

– Что же, навсегда оставить на своей коже напоминание об Изабелле – это, разумеется, огромный шаг к выздоровлению и принятию. Я очень горжусь вами.

– Да. Согласна. Я тоже горжусь собой.

Я улыбнулась.

– Что касается вашего нового отношения к жизни после того, как вы порвали с Гриффином, не думаю, что мы всегда понимаем, как повлияют на нас травмирующие события до тех пор, пока они не произойдут.

– Серьезно, мне кажется, что меня больше ничего не волнует, как будто мне безразлично, живу я или умерла.