Евгения Серпента - Господа гусары, молчать!

Он поторопился. Содрал этот пластырь с еще не поджившей раны. Так какой смысл жаловаться или винить Алену? Это была ее защита. Он ведь даже не знал толком, чего хочет от нее. Увидеть. Снова сжимать ее в объятьях, целовать, заполнять ее собою. Сходить с ума от ее запаха и вкуса. Но чего было в этом больше — желания обладать или желания разделить с Аленой жизнь? Он хотел быть с ней — но что мог предложить ей, кроме секса?

Ничего. Вот и ответ на все. Вернулись к тому, с чего начали.

Сколько прошло времени, Стас не представлял. Может, неделя, может, больше. Дни слились в бесформенный комок. Утро, вечер, ночь… Он просыпался и лежал, тупо глядя в потолок. Вставал, что-то жевал, не чувствуя вкуса. Одевался, выходил в магазин, покупал какую-то еду, какое-то бухло. Пил. Отрубался. Чтобы на следующий день все началось сначала. По кругу.

Позвонил Виктор, управляющий. Поинтересовался, собирается ли Стас выйти на работу.

— На хуй! — лаконично ответил он и нажал на отбой.

Не прошло и десяти минут, как телефон ожил снова. Самохин — кто бы сомневался.

— Мальчик, — начал почти ласково, — я в этом бизнесе с его российского нуля. И с бабами, и с мужиками. И таких, как ты, навидался — хоть жопой жуй. Ты что, думал, никто ничего не видит, не знает? Девка твоя кайф ловила, что тебя все хотят, а трахаешь ты только ее. А как узнала о твоих платных шалостях за бортом — так и тебя бортанула. Что, нет?

Стас молчал. Самохин с коротким смешком продолжил:

— Или ты думал, незаметно, как ты изменился на сцене? Нате, выкусите, бабы, я не ваш. А сейчас наверняка ломанулся ее вернуть, но не вышло. Короче, Нестеров. Даю тебе три дня. Или ты собираешь себя веничком на совочек и выходишь, или забудь дорогу навсегда. Думаю, ты в курсе, что других женских клубов в городе нет, а на lady’s nights много не заработаешь.

Прошло три дня. И еще три. И еще сколько-то там. Надо было что-то делать. С собой, со своей никчемушной жизнью. Но депра вцепилась крепко. Когда-то он вместе с Муму читал про стадии принятия горя. Отрицание. Гнев. Торг. Это он уже прошел. После депрессии наконец должно было прийти собственно принятие. Но это выглядело как океан, который предстояло переплыть по-собачьи.

Незаметно началась зима, подобрался Новый год. Как-то вечером Стас стоял у окна и смотрел на падающий снег. Крупные пушистые хлопья падали медленно, торжественно, и грязный серый город преображался, как по волшебству. Если бы любую грязь можно было скрыть так просто…

Телефонный звонок заставил вздрогнуть.

Элла. Вот только ее для полного счастья и не хватало.

Стас сбросил несколько звонков, сообщения удалил, не читая. Черный список пополнился еще одним номером. Но через пару дней позвонил Виктор.

— Стас, тебя твоя англичанская мадама разыскивает, — ехидно доложил он. — Говорит, что на звонки не отвечаешь. Требует подать тебя на подносе.

— Пошли на хер, — равнодушно предложил Стас. — И сам иди туда же.

Не прошло и часа, как заверещал домофон. Можно притвориться, что никого нет. Ах да, свет в окнах. Ну, тогда мертвым. Но Элла, похоже, была настроена решительно.

Интересно, сколько бабла потребовал с нее Витюша за его адрес? Впрочем, какая разница? Возможно, даже и безвозмездно. В качестве ответки за посыл в пешее эротическое.

Кстати, одну бабу он тоже вот так послал. Ну, не матом, но недвусмысленно. И чем это обернулось? Элла оставалась последней клиенткой, с которой он еще не распрощался. Так, может, стоит сделать это прилично, без хамства? Нет, не бонусным бесплатным сексом, но просто по-человечески.

Он нажал на кнопку, открывая дверь парадной, повернул ключ в замке. Элла вышла из лифта — как королева, по прихоти судьбы оказавшаяся в фавелах. Шуба, высокие сапоги, длинный белый шарф.

— У вас есть какая-то поговорка, — сказала она вместо приветствия. — Про гору, которая идет к пророку.

— К Магомеду, — Стас посторонился, позволив ей пройти в прихожую. — Тебе не говорили, что я больше по вызову не работаю?

— Говорили. Но не сказали, по какой причине. Мне стало интересно. ВИЧ? Импотенция?

— Нет.

— Значит, женщина. Я помню насчет девушки, которую мы встретили в театре. Надо думать, она все-таки узнала, чем ты занимаешься. Может, угостишь меня кофе — и поговорим?

Он молча пожал плечами и пошел на кухню. Элла за ним. Шубу она повесила на вешалку, сапоги снимать не стала. Стас равнодушно посмотрел на цепочку мокрых следов. Плевать. Вспомнить бы, когда делал уборку. Наверно, еще до Будапешта.

— Да… — протянула она, сев за стол и оглядевшись по сторонам. — Не думала, что ты живешь в такой грязи. Да и сам… Интересно, когда ты в последний раз стригся? Когда брился и принимал душ, не спрашиваю, и так ясно. Неужели все так серьезно?

— Серьезно, — буркнул Стас. — Кофе только растворимый.

— Ничего, переживу.

— И сахара нет.

— Не страшно. Может, расскажешь?

— Зачем? — он поставил на плиту чайник, на стол — банку кофе и чашку с ложкой.

— Затем, что по возрасту я тебе в матери гожусь. Если бы в восемнадцать лет мне сказали, что когда-нибудь я буду покупать любовь за деньги у глупого мальчишки, только посмеялась бы. Кто знает, может, чем-то смогу помочь. Я, знаешь, всякого навидалась.

— Не думаю. Но если хочешь…

На самом деле именно Стасу вдруг мучительно захотелось вывалить все на кого-то. Всю свою боль и тоску. На человека, который очень скоро исчезнет из его жизни навсегда. Как случайный попутчик в поезде. Унесет часть этой боли с собой и тут же стряхнет ее с себя, как капли дождя с зонта.

Он рассказал Элле все. С самого начала. С того момента, как Муму только заподозрила неладное и ей понадобились деньги на дорогостоящее обследование. И заканчивая другими деньгами — на тумбочке будапештской гостиницы.

— Может, я, конечно, и ошибаюсь, — задумчиво протянула Элла, — но почти уверена, что девочка пожалела об этом раньше, чем вышла в коридор. Это была не месть, Стас. Это такой крик отчаяния. «Почувствуй, как мне было больно узнать правду!» А еще это желание сжечь все мосты. Любовь может понять и простить все. А вот принять — нет. Во всяком случае, не так быстро.

— Я поторопился, — обреченно кивнул Стас.

— Да. Ты поторопился. Иногда нужны годы. А иногда и вечности недостаточно. Я своего мужа простить так и не смогла. Хотя сейчас и не уверена, любила ли. Или той любви, которая была у меня, не хватило. А теперь поздно, он умер. Знаешь, пока все живы, всегда есть шанс. А потом уже все. Остается только сожалеть. И, кстати, я действительно могу тебе помочь. Нет, не с девушкой, конечно. Ты должен полностью изменить свою жизнь. Иначе ничто другое тоже не изменится. Да, ты покончил со стриптизом, с проституцией. Но ничего другого взамен не появилось. Так и будешь пить и валяться на кровати? Не надо, думаешь, я не вижу, что ты пьешь? Потом и до наркотиков дойдет, если уже не дошло.