Дженнифер Арментраут - Если завтра не наступит

Когда я вышла из кабинета, где проходили мои сеансы, улыбка доктора Перри была такой же реальной, как и все предыдущие, но при этом она слегка изменилась.

В ней появилась уверенность.

Не надежда или одобрение, а уверенность . Во мне.

Уверенность, что я обрету некоторое подобие мира. Быть может, я уже нащупала это чувство. Сейчас я была более спокойной, чем могла себе представить.

Себастьян сидел в старом шезлонге, подпирая ногами перила. Я присела сбоку у него на коленях, обвив ногами подлокотник. Мы были накрыты мягким одеялом.

Мы читали. Вместе. И в нашем занятии было что-то настолько занудно-идеальное, что я могла влюбиться заново. Закрыв книгу по парапсихологии, я опустила ее на колени и посмотрела на Себастьяна. Он выглядел сконцентрированным: брови нахмурены, а губы сжаты. Это было мило, даже больше, чем просто мило. Себастьян читал роман в комиксах, одной рукой держа его открытым. Другой рукой он обнимал меня под одеялом за талию. Его пальцы непрерывно двигались по моему бедру, медленно вырисовывая круги. Себастьян как будто давал мне знать, что, несмотря на роман, он полностью осознавал мое присутствие. Однако мне хотелось больше внимания.

Я прижала губы к его гладкой щеке и улыбнулась, услышав звук закрывшейся книги. Себастьян обнял меня крепче.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Ничего, — я поцеловала напряженную линию его подбородка.

Он повернулся ко мне.

— Мне нравится это «ничего».

На этот раз я поцеловала его в губы, и он ответил так, что я пожалела, что мама дома. Я отодвинулась ровно настолько, чтобы все еще касаться лбом его лба.

— Во сколько ваш ужин завтра?

— В шесть. Уверена, что не хочешь прийти?

Его семья отправлялась на День благодарения к бабушке и дедушке.

— Тебе будут более чем рады.

— Знаю, — я провела пальцем по его подбородку. — Я хочу, но завтра приедет папа. Мама разозлится, если я уйду.

Себастьян поцеловал уголок моего рта.

— Верно.

Еще одна пауза, и он поцеловал другую сторону рта.

— Я слегка удивлен, что твоя сестра не пялится на нас, рисуя в воздухе сердечки.

Я засмеялась.

— Это только потому, что они с мамой на кухне пекут пироги.

— Думаю, нам нужно посетить эту кухню, — заявил Себастьян после небольшой паузы.

— Думаю, ты передумаешь, как только попробуешь выпечку моей сестры.

Он усмехнулся, а я прижалась щекой к его плечу.

— Не знаю, почему мама позволяет ей печь. Это похоже на наказание.

— Я принесу тебе пирог моей бабушки.

— Тыквенный?

— Тыква и пекан.

— М-м-м, — произнесла я, чувствуя, как заурчал мой живот. — Звучит потрясающе. И захвати взбитые сливки. Мама покупает полуфабрикаты, а это совершенно не…

Вдруг балконная дверь отворилась, и я с удивлением подняла голову, ожидая увидеть сестру или маму. Но там появился папа.

Папа .

Он вышел из моей спальни, а я лежала на коленях у Себастьяна.

Святые угодники.

Все мое тело дернулось, и я подпрыгнула, чтобы встать. Запутавшись в одеяле, я чуть не свалилась с колен Себастьяна и не ударилась лицом о пол. Последнее, чего я хотела, — это увидеть своего заочного отца, лежа на коленях у моего парня.

Себастьян помог мне выпутаться из одеяла. Я знала, что он скрывает улыбку, так что у меня возникло желание дать ему подзатыльник.

Карие глаза отца переместились с меня на Себастьяна.

— Мама упомянула, что вы встречаетесь.

Вот как он поприветствовал меня — нас.

Я не разговаривала с ним с того дня, когда он навестил меня в больнице. Неужели это первое, что пришло ему на ум?

Хотя меня это не удивило.

Себастьян обошел стул и протянул моему отцу руку.

— Здравствуйте, мистер Уайз.

Папа ответил на рукопожатие, слегка улыбаясь.

— Себастьян, дружище, рад тебя видеть.

— Взаимно, — ответил Себастьян, приобняв меня.

Наши пальцы переплелись, и он нежно сжал мою ладонь.

Щеки мгновенно запылали.

— Я не знала, что ты здесь. Думала, приедешь завтра.

— Я недавно приехал. Надеялся пообщаться, пока твои мама и сестра разрушают кухню.

Я засомневалась, хотела ли я остаться с ним наедине.

Я коротко кивнула, ведь у меня появилась возможность раз и навсегда разобраться в отношениях с отцом. Папа никуда не денется, по крайней мере, в ближайшее время.

— Хорошо. — Я взглянула на Себастьяна. — Я напишу тебе позже, ладно?

— Уверена? — забеспокоился он.

— Да, — ответила я тихим голосом. — Все нормально.

Казалось, Себастьян не хотел уходить, и я не могла его винить. Он знал, что даже слово «напряженный» не описывало наших с отцом отношений, однако он опустил голову и поцеловал меня в щеку.

— Хорошо. Буду ждать.

Попрощавшись с отцом, Себастьян спустился по лестнице, оставив нас на балконе. Не зная, что сказать или сделать, я принялась складывать одеяло.

Я столько времени потратила на рассуждения об аварии, что совсем забыла про признание мамы.

— Как дела? — спросил отец, прислонившись бедром к перилам.

— Нормально.

— Вы с Себастьяном действительно встречаетесь? — засмеялся он. — Ну, надеюсь, это так, учитывая, чем вы тут занимались.

Мои щеки покраснели. Мне захотелось напомнить ему, что моя личная жизнь никак его не касалась… Но как же я устала быть злой и обиженной. Мы с доктором Перри никогда не говорили об отце, и все же я прекрасно понимала, что мне придется найти с ним общий язык и принять как факт, что он… такой, как и в случае с августовской аварией.

— Да, мы не так давно начали встречаться, — наконец произнесла я, уставившись на потертые кроссовки отца. — И мне с ним хорошо.

Вспышка вины пронзила меня словно стрела. Признавать свое счастье было трудно. Наверное, еще очень долго будет так.

— Он отличный парнишка. Не могу сказать, что я удивлен. Всегда думал, что вы двое будете вместе.

Мои брови поднялись.

— В самом деле?

— Ну, я надеялся , что вы сойдетесь, — пояснил папа. — Как я уже сказал, он хороший мальчик и будет хорошим мужчиной.

Я переместила свой вес с одной ноги на другую.

— Ты выглядишь намного лучше, — заметил он, сменив тему. — Гипса нет и синяков. Стоишь на ногах и двигаешься. Я рад это видеть.

Держа одеяло у себя на груди, я посмотрела на папу. По-настоящему посмотрела. Он выглядел так же, как и тогда, когда пришел ко мне в больницу в августе. Немного старше и слегка уставший, но такой же напряженный. Разговор все еще был неестественным.

Честно говоря, так было всегда.

Лори была папиной дочкой.

Я была маминой девочкой.

Мы всегда разделялись, когда ходили в ресторан, зоопарк или парк развлечений. Она уходила с отцом, а я держалась рядом с мамой. Мы с папой никогда не поддерживали связь, и это не только его вина. Я ведь могла ответить на звонок, когда он звонил, особенно после того, как мама призналась мне, почему он ушел. А папа, вероятно, мог быть лучшим отцом и не отступать, когда я плохо себя вела.