Уинтер Реншоу - P.S. I Hate You

– Это… действительно странно. Ты что-нибудь ему сказала?

Покачав головой, я отвечаю:

– А что я должна была сказать? «Привет, ты помнишь меня? Мы с тобой спали несколько месяцев назад…», так, что ли?

– Ты сообразишь, что нужно сказать. Сейчас ты просто в шоке. – Она гладит меня по плечу, сочувственно склонив голову, потом направляется обратно в зал.

Взяв с конфорки полный кофейник, я возвращаюсь к столику Исайи и переворачиваю книзу донышком его пустую кофейную кружку.

– Две порции сливок и полпакетика сахара? – спрашиваю я, ненавидя это воспоминание о том, как он пьет кофе. Сдвинув брови, он смотрит на меня.

– Вы угадали.

«Угадала?»

– Да, иногда мне кажется, что я экстрасенс или что-то вроде того, – говорю я, даже не пытаясь скрыть едкую горечь в голосе.

– Спасибо. – Он придвигает кофе ближе к себе и тянется за сахарницей, стоящей у окна.

– Вы хорошо выглядите, – говорю я. И имею в виду именно это. Как бы мне ни хотелось вцепиться ему в волосы, ударить по этому красивому лицу и сказать ему, какой он негодяй, отчасти я радуюсь тому, что он вернулся домой живым и невредимым. – Красивый костюм. Вам к лицу.

Моя мать всегда говорила, что ты никогда не ошибешься, если будешь вести себя достойно.

Он хмурит лоб, поворачивается ко мне и внимательно смотрит на меня.

– Спасибо.

– Ваша яичница скоро будет готова. – Я отхожу и проверяю три других своих столика, потом прибывает его заказ, и когда я приношу ему завтрак, он говорит по телефону. Когда я ставлю перед ним тарелку, он не утруждается поблагодарить меня хотя бы кивком или коротким взмахом руки. Он просто тянется за вилкой.

Мне кажется, что в желудке у меня лежит холодный камень.

Для завершения отношений это как-то чересчур.

Я сейчас в еще большем замешательстве, чем прежде.

Следующие пятнадцать минут я полностью погружена в работу, даже убираю посуду с пары столиков, закрепленных за Рейчел, – и все ради того, чтобы у меня не было времени размышлять, почему он здесь и почему притворяется, будто не помнит меня.

Когда он наконец подзывает меня и просит счет, меня окатывает волна тревожного жара, и я пытаюсь найти правильные слова, которые должна сказать ему, прежде чем он уйдет.

– Спасибо, – говорит он через минуту, когда я протягиваю ему кожаную папку со счетом. Его завтрак стоил тринадцать долларов и пятьдесят восемь центов, и я вижу, как он кладет в папку купюры – десять и пять долларов, – и протягивает мне со словами:

– Сдачу оставьте себе.

Доллар и сорок два цента – это весьма далеко от стодолларовых чаевых, которые он мне когда-то оставил.

– Почему вы пришли сюда сегодня? – спрашиваю я, уперев руку в бедро и склонив голову набок.

– То есть, простите?

– Почему вы пришли сюда сегодня? – Я повторяю вопрос как можно отчетливее, выговаривая каждый слог.

Исайя хмурится.

– Это какой-то рекламный опрос?

– Почему вы запросили обслуживание у меня? – спрашиваю я.

– Я… не запрашивал.

Сделав глубокий вдох, я потираю виски, потом прижимаю ладонь к неистово бьющемуся сердцу.

– Это какая-то бессмыслица.

– Вы сердитесь насчет чаевых? – спрашивает он. – Обычно я оставляю больше, но вы заставили меня ждать счет в течение пятнадцати минут, и теперь я опаздываю на встречу с клиентом.

– О, так теперь мы намерены притворяться, будто это из-за чаевых, а не из-за того, как ты обращаешься со мной? – спрашиваю я, плотно сжимая губы и ощущая, как щеки наливаются яростным жаром.

– Как я обращаюсь с вами? – Он хмурится, поднимается со своего места и выпрямляется во весь рост. – Мэм, мне кажется, вы меня с кем-то спутали.

Мэм.

Он снова называет меня «мэм».

– Ты что, ударился головой? – спрашиваю я. – Или с тобой случилось что-то вроде того? Я не издеваюсь, это законный вопрос. У тебя амнезия?

Исайя усмехается, словно сочтя это милым, потом качает головой.

– Мы закончили? Меня уже ждут в моем офисе.

В офисе?

Он вернулся достаточно давно, чтобы получить работу в офисе, для которой требуется носить этот костюм…

Он вовсе не только что демобилизовался. Ни в коей мере. И я уже начинаю гадать, был ли он действительно в армии. Это мог быть ложный предлог; может быть, он говорит это всем девушкам, чтобы уложить их в койку, и потом никогда больше с ними не встречаться? Или, возможно, он актер, который таким способом вживался в роль?

Но, опять же, письма, приходившие из воинской части… это не подделаешь.

Бабушка постоянно говорит: «В мире всякой твари по паре», – но до этого момента я не понимала, что она имеет в виду. А сейчас передо мной стоит одна из худших «тварей», которых я имела несчастье знать.

– Прошу прощения, – говорит он, протискиваясь мимо меня и касаясь сильными ладонями моих плеч. Расправив свой пиджак, он бросает на меня еще один взгляд – словно считает меня сумасшедшей, и поворачивается, чтобы уйти.

Я собираю с его стола грязную посуду и отношу на кухню, ругая себя за потраченные впустую дни и бессонные ночи, когда я тревожилась за этого эгоистичного подонка.

Я говорила, что мне необходимо завершение ситуации, но я не знала, что это будет ощущаться так. Я не знала, что такое возможно: не значить ничего – даже меньше, чем ничего, – для того, кто значил для меня так много.

Часы на моем ночном столике показывают 2:41.

Я верчусь в постели с десяти часов вечера, когда приняла снотворное и мелатонин, думая, что это заставит меня погрузиться в глубокий сон без сновидений.

Я хотела лишь унять свой разум на пару часов, остановить это безумное вращение мыслей и вопросов, которое творится у меня в голове с того момента, как Исайя вчера утром явился в наше кафе и притворялся, будто никогда в жизни меня не видел.

Наконец-то смирившись с тем, что сегодня ночью мне не суждено уснуть ни на минуту, я сажусь, включаю лампу и достаю из ящика прикроватной тумбочки ручку и блокнот с письмами, которые я писала Исайе в тот короткий период времени, когда он, предположительно, был на боевом задании – до того, как он замолчал.

Открыв пустую страницу в середине блокнота, я пишу письмо, которое никогда не будет отослано, но, по крайней мере, если я перенесу это из головы на бумагу, может быть, мне удастся урвать хоть немного сна перед рассветом.

Дорогой Исайя.

Восемь месяцев назад ты был всего лишь солдатом, которого вот-вот должны были отправить в зону боевых действий. А я была всего лишь официанткой, которая тайком принесла тебе бесплатный блинчик и надеялась, что ты не заметишь мой взгляд, слишком долго задержавшийся на тебе.

Но ты заметил.

Прежде чем ты уехал, мы провели вместе неделю, изменившую все. А на восьмой день, буквально в последнюю минуту, попрощались и обменялись адресами.