Нина Морено - Не встречайся с Розой Сантос

Мама и Мими сидели вместе и тихо о чем-то разговаривали. Свет был приглушен, по-прежнему горели свечи. Воздух между ними звенел, наполненный жизненной энергией и любовью. Это было так сложно и так по-настоящему. Их отношения напоминали запутанный, но очень красивый узел. Вместе они были как песня в битве: одновременно радостные и печальные, затерянные и обретенные; они находились здесь и сейчас и где-то далеко отсюда.

Они поглядели на меня, и тревожное выражение появилось на их лицах.

– Что случилось? – Мама тут же выпрямилась.

– Он предложил мне поехать вместе с ним в путешествие на лодке, – сказала я, бессильно опустив руки. – И я ответила «нет», потому что не хочу, чтобы он утонул.

Они сразу все поняли. На их лицах отобразилась глубокая печаль, и плечи сразу опустились от тяжелого веса нашего прошлого. Я упала между ними. Мими запустила руку в мои волосы и принялась нежно поглаживать по голове, а мама мягкими движениями гладила меня по руке.

– Нела говорила мне, что я не должна уезжать с Альваро, – сказала Мими.

Я замерла:

– Tía Нела?

Мими строго посмотрела на меня:

– Все такая же нетерпеливая. Да, Tía Нела.

– Это с ней ты ездила в Гавану на свой день рождения?

– Нет. Нела была как всеобщая tía. Сложно объяснить. Она знала Кубу лучше, чем все те агрессивные мужчины, которые пролили так много крови. Она знала душу нашего острова и знала, что эта душа страдает. Она сказала, что остров истекает кровью и что море захочет взять жертву. Но я все равно уехала.

– Из-за меня, – с болью сказала моя мать. Она так устала быть для всех плохим предзнаменованием.

– Из-за любви. – Мими протянулась через меня и взяла ее за руку.

Что бы я ни планировала, эти ветра несли нас по пути, определенному давным-давно. Это были те же ветра, что трепали волосы двух женщин, стоявших на берегу, готовясь отправиться в неизведанное. Что это означает для меня? Дочери продолжают нести заветы предков и их проклятья – это столь же неизбежно, как и наши общие беспокойные сердца. Слишком хрупкое и утомительное равновесие.

– Расскажи еще, Мими. – Я уткнулась лицом в ее шею, чувствуя успокаивающий запах лимона и розмарина. Она расчесала пальцами мои волосы и коснулась губами макушки в нежном поцелуе. – Uno más [88] Еще одну. .

И мы, три проклятые женщины семейства Сантос, сгрудились плотнее рядом друг с другом, а Мими начала рассказывать.

Свернувшись клубком, я поспала всего пару часов, а потом просто лежала и ждала, пока начнет светать. Наслаждаясь утренней прохладой, я наблюдала, как небо приобретает нежно-голубой цвет, и думала о синей глади, изображенной на карте Алекса.

Я уже по нему соскучилась, а ведь меня еще ждет новый день. Нужно только найти в себе силы выбраться из кровати.

На кухне никого не было, но на столе стоял уже остывающий кофейник. Я согрела кружку и остановилась на пороге оранжереи. Мими там не было, и я уселась в ее кресло и стала ждать.

Тут висели для просушки пучки розмарина, шалфея и чабреца. Я раскрыла блокнот, собираясь наконец разработать план на май. Он наступит всего через две недели, и я была твердо намерена встретить его с готовым решением.

Я сняла колпачок с маркера и вспомнила свой самый первый блокнот. Его мне подарила Мими. «Важно все записывать», – сказала она, вручая мне толстую тетрадь в твердой обложке в тот день, когда мама в первый раз уехала. Ее пустые страницы наполнили меня надеждой. Я спряталась в оранжерее и покрыла их рисунками ее диких растений, заросли которых дарили мне чувство безопасности.

Я сделала колонку дней и колонку планов, провела между ними черту по линейке и подумала о своем дедушке. Что он хотел преподавать? Какие книги и каких писателей любил больше всего? Загибал ли он уголки страниц и жестикулировал ли, когда его охватывали эмоции? Ветряные колокольчики покачивались, их звуки складывались в негромкую песню.

Уверенными движениями я набросала между страницами стебельки розмарина. Если бы мой отец тогда вернулся, хватило бы мне смелости поехать с Алексом? Песня колокольчиков становилась громче. Небо снаружи было ясным и голубым, без единого облачка. Идеальный день. Но ветряные колокольчики моей бабушки словно сходили с ума.

Я покрылась холодным потом. Где-то в глубине мой памяти прозвучал голос матери: «Предчувствия. Слушайся их».

– Мими? – позвала я. Тишина. Я медленно встала, глядя на ветряные колокольчики. – Мими! – Я помчалась в дом. Наверняка она в кухне мешает кофе и рассердится на меня за крик. Но на кухне никого не было. – Мими!

Я обнаружила ее в спальне. От облегчения ноги подкосились, и я оперлась о дверной косяк. Мими собиралась сесть на край кровати, но вдруг упала. Я бросилась к ней, и мы встретились глазами. Этот взгляд длился всего секунду, а может быть, всю мою жизнь или обе наши жизни, а потом ее неподвижное хрупкое тело оказалось у меня в объятиях на полу. Через мгновение в комнату ворвалась моя мать, отпихнула меня в сторону и принялась делать бабушке искусственное дыхание.

Я словно оледенела, но она даже не растерялась. Ее движения были уверенными и сильными – нажим, еще нажим, еще и еще.

– Роза! 911, быстро!

В глазах ее появились непролитые слезы. Но она не остановилась. Словно яростная, неумолимая буря, вступила в схватку с сердцем Мими.

Я выскочила из комнаты и набрала 911. Когда оператор ответил, я словно из-под водных глубин умоляла их немедленно приехать. «Сердце, – сказала я. – Оно у нее было очень сильное, но что-то пошло не так». Я выскочила из дома, бросилась через дорогу и принялась колотить кулаком в дверь Дэна и Малкольма. Открыл Дэн с Пенни на руках, и раздражение на его лице сразу же сменилось беспокойством.

– Роза, что случилось?

Я не могла произнести это вслух. Должна была, но не могла. Наконец я просипела:

– Мими.

Выражение лица Дэна тут же изменилось. Наш сосед, всегда спокойный и расслабленный, превратился в собранного сотрудника скорой помощи. Он отдал мне Пенни, помчался в дом и через секунду снова появился, держа в руках нечто похожее на спортивную сумку. Я побежала следом за ним. В комнате Мими он упал на колени рядом с моей матерью и бабушкой и сам стал делать ей искусственное дыхание. Мама сперва пыталась сопротивляться, но он не стал ничего объяснять. На это не было времени. Моя мать свернулась клубочком и заплакала. Я не могла даже подойти к ней. Не могла пошевелиться. Мне нужно было держать Пенни. Чтобы она не утонула.

В окнах показались сине-красные вспышки, и парадная дверь распахнулась. Мимо меня промчались пожарные и санитары, и кружевная пахнущая лавандой комната моей бабушки наполнилась толпой людей и их таким чужеродным оборудованием.