Хизер Берч - Сад надежды [litres]

– И уже подана одна заявка. – Чарити была почти в эйфории.

Гарольд побледнел. Наверное, следовало его сначала усадить.

– Пуговка, я же сказал, что не хочу возвращать студию.

– А мы ее не покупаем. Ее покупает твой адвокат. По всей видимости, история как-то просочилась в местные новостные издания, и этого Эфраима Коннера разоблачили. Он хочет продать студию за шесть тысяч шестьсот долларов, которые выдал тебе в качестве первого взноса, прежде чем обманом заставил передать права собственности.

Гарольд устало приложил руку к груди.

– Твой адвокат… Это она позвонила на телевидение?

– Нет, – лукаво усмехнулась Чарити. – Это было бы неэтично. Тем не менее у Эмили мама занимается политической деятельностью. А политиков хлебом не корми, дай возможность слить в прессу жареные факты. Я не утверждаю, что так и было. Просто мои предположения.

Гарольд сел за обеденный стол.

– Значит, Фил покупает студию. Отлично. Он познакомился там с Митци, своей будущей женой.

Чарити устроилась напротив.

– Это еще не все. Он намерен сделать тебя пассивным компаньоном. То есть ты будешь каждый месяц получать выплаты, но работать не должен. Гарольд, твое имя – лучшая реклама для студии. Люди приходили туда снова и снова не только ради уроков танцев, их привлекала созданная тобой атмосфера.

Гарольд сжал губы, но его голубые глаза улыбались.

– Помнишь, ты говорил, что все хорошее в твоей жизни быстро уходило? Может быть, это не так? Может быть, ты просто не замечаешь плоды своих трудов?

Он погладил ее руку:

– Хорошая моя.

Чарити тихонько засмеялась:

– Спасибо. А ты мой милый старичок.

Его улыбка вдруг погасла.

– Гарольд, в чем дело?

– Наверное, пришло время поговорить о прошлом. Мэрилин и я…

В последние два месяца Чарити наблюдала, как он разрывается между прошлым и вновь разгорающимися отношениями с Луизой. Конечно, ей хотелось понять отношения между ним и Мэрилин, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом вопросе.

– Дядя Гарольд, что бы ни произошло между тобой и бабушкой, это давняя история. Все прошло, бабушки нет в живых. Зато здесь Луиза, и она к тебе привязана. Если ты не отпустишь прошлое, боюсь, ты можешь ее потерять.

– Луиза особенная. Она дала мне второй шанс. Она лучше, чем я заслуживаю. – Он даже охрип от волнения. – Когда я приезжал к Джорджу и Мэрилин на остров Газовых фонарей, Луиза составляла мне компанию. Мы вчетвером отлично развлекались. Стоило мне позвонить, и она тут как тут, готова запрыгнуть в машину и поехать на материк на танцы, или отправиться порыбачить, или просто пообедать где-нибудь на острове. Она стеснялась своей хромоты и шрамов. А я их не замечал.

– Так вы встречались?

Он потер шею.

– Дурак я был. Не уделял ей того внимания, которое принято уделять своей женщине. Звонил, когда приезжал на остров.

– А когда не был на острове? Никогда не звонил?

– Я думал, если меня устраивает такое положение дел, то и Луизу тоже. Она ни разу не дала понять, что хочет большего. Но однажды вечером позвонила и сказала, что больше так не может. Я как раз был в пути. – Гарольд уставился на мраморный пол.

– И что случилось?

Его стыд ранил Чарити в самое сердце.

– Когда я узнал о ее чувствах, я ответил, что и она много для меня значит. И что нам нужно попытаться соединить наши судьбы. Мы договорились встретиться на пирсе.

– Что же пошло не так?

Гарольд отвел взгляд, однако Чарити успела увидеть, как его глаза заволокло туманом.

– Сложилась такая ситуация… Я собирался… я должен был пойти на пирс. Но не пошел. А она ждала меня, как ждала всегда. Я бросил ее. Она меня так и не простила… Да я и не заслужил ее прощения.

– А теперь простила?

– Простила. И раз уж мы заговорили о прощении, то как у тебя дела с мамой?

Чарити провела ладонью по волосам, вытряхивая комочки глины. Все утро она провела за гончарным кругом – не по необходимости, просто успокаивала нервы. К балу в честь Дня учредителей она решила устроить в Бакстер-хаусе выставку своих изделий и два месяца трудилась не покладая рук. Получив наследство от дедушки, она могла больше не работать, но гончарное искусство было у нее в крови. Стоило ей коснуться кончиками пальцев прохладной глины, взять в руки пропитанную водой губку, как она ощущала целительное воздействие. Однако в отношении ее чувств к матери даже эта терапия оказывалась бессильной.

– Пуговка? – Гарольд помахал перед ней сухой старческой рукой.

– Прости. Ушла в себя и забыла вернуться.

Он приподнял брови и выставил вперед подбородок, будто готовился к спору.

– Я спросил тебя о матери.

– Когда она приезжала, мы неплохо пообщались. – По правде говоря, даже лучше, чем неплохо. Мама не заламывала драматически руки, не заявляла, что от стресса у нее разыгралась мигрень, а своим участием действительно помогла исправить ситуацию. – Я подумала, что, может быть… может быть… – От раздражения у нее забурлило в животе. – А потом услышала ужасный разговор Дэйзи с ее матерью.

Гарольд слабо улыбнулся:

– И это напомнило тебе то время, когда твоя мама…

Ее глаза вспыхнули.

– Отвергала меня. Моя мать отвергала меня всю жизнь. – Чарити словно окаменела. – Не так открыто, как мать Дэйзи, зато в течение всей жизни.

Гарольд положил руку ей на плечо.

Стоило Чарити позволить разуму свернуть на тропу горьких воспоминаний, как боль и негодование овладевали всем ее существом.

– И вот она приехала, проявила капельку участия, и мне едва не показалось, что ничего подобного между нами не было. Однако то, что случилось с Дэйзи, разбило мне сердце.

– И ты впервые увидела ситуацию со стороны.

– Я не могу заставить себя простить ее. Хотя пыталась. По крайней мере, думаю, что пыталась.

– Понимаешь, прощение – это не всегда вещь, которую можно носить, а можно снять и убрать в шкаф. Иногда легче прощать постепенно, как бы слой за слоем.

Может быть, в этом ее проблема? В том, что она хочет решить все одним махом?

– А ты знаешь, как съесть слона? Правильный ответ – по кусочкам.

Пожалуй, смысл в этом есть. Оставалась одна проблема.

– Я не уверена, что хочу простить ее.

Гарольд сжал плечо Чарити.

– Хочешь, Пуговка. Я уверен. Ты не из тех, кто способен испытывать ненависть к другому человеческому существу.

– Не могу сказать, что ненавижу ее.

– А разве непрощение не сеет зерна ненависти? Непрощение порождает обиду, а обида ведет к ненависти. Может быть, ты подойдешь к плакучей иве и подумаешь над этим?

Чарити застонала. Плакучая ива. Она пыталась подойти к ней – в тот раз, когда стояла у кроны и плакала, а ива положила веточки ей на плечи.

– Я пыталась, – безнадежно вымолвила она. – Но стоит приблизиться, как что-то меня отталкивает. Что-то внутри меня.