Альберто Альварес - Роза и Рикардо

Старенький отец Игнасио, служа мессу, преображался. Его дрожащий голос набирал силу, а движения становились широкими и внушительными, как у молодого. Во время службы его посещало вдохновение.

Сегодня, однако, что-то у него не клеилось, несмотря на то что он всей душой почитал двух святых апостолов. Но ему никак не удавалось полностью сосредоточиться на тонкостях торжественной службы.

Посторонняя навязчивая мысль все время отвлекала его, не давая покоя: «Тайна исповеди. Нельзя нарушить тайну исповеди. Но если от этого зависит человеческая жизнь?»

Он никак не мог выбросить из головы исповедь Лус, в которой она поведала ему о том, что произошло с ее сестрой-близнецом в Акапулько, какая опасность нависла над Дульсе и как она, Лус Линарес, настояла на том, чтобы не обращаться в полицию и скрыть от всех страшную правду. Скрыть от всех, но не от священника, который никогда не разгласит тайны.

Быть может, впервые в жизни священные слова богослужения он произносил автоматически, не вдумываясь, не пропуская их через свое сердце:

— Святые Первоверховные Апостолы Петр и Павел, учителя вселенной, молите Верховного Владыку мир вселенной даровать и душам нашим милость Господню...

Само звучание божественного языка — латыни — скрашивало огрехи священника. Для молящихся месса протекала так же гладко и слаженно, как обычно.

Падре глядел на свою паству и видел в основном женские лица. К сожалению, сегодня для большинства мужчин футбольный матч оказался притягательнее, чем церковная служба. А женщины тут были самые разные — молодые и старые, богатые и бедные. Но отцу Игнасио в каждой из них виделись лишь два лица — нет, скорее даже одно: Лус-Дульсе, Дульсе-Лус...

У входа в базилику, в уголке, падре Игнасио увидел мужскую фигуру и порадовался этому от всей души, тем более что это был молодой парень.

«Видно, не все сыновья Адама такие уж заблудшие, — подумал священник, — не все беснуются сейчас перед экранами телевизоров, кто-то предпочел поклониться Господу!»

Мужчиной, случайно забредшим в церковь, был Пабло. Ему не сиделось дома, а что предпринять — он не знал.

Внезапно его озарило:

«Надо вознести молитву Господу, и, быть может, я получу какую-то подсказку. Тем более что я сегодня именинник, ведь Пабло и Павел — это одно имя».

И он отправился в ту базилику, которую, как он знал, часто посещала Лус.

Жан-Пьер тоже был нынче именинником: Пьер — французский вариант имени Петр.

Когда он был маленьким, мама всегда пекла ему в этот день именинный пирог со сливками. В их семье день Петра и Павла считался особенным, праздничным.

Сегодня пирога, конечно, не было, зато можно было зайти в церковь. Как хорошо, что Мексика такая же католическая страна, как и Франция! Несмотря на свою журналистскую беготню и вечную нехватку времени, Жан-Пьер никогда не пропускал главных религиозных праздников, выкраивая хоть часик, хоть полчасика для посещения мессы.

Быть может, его вела безошибочная интуиция профессионального журналиста, а возможно, и сами святые Петр и Павел незримо протянули свои указующие персты, но факт остается фактом. Жан-Пьер брел по незнакомым ему улицам Мехико до тех пор, пока ноги сами собой не занесли его в район Густаво-Мадеро, прямо к воротам базилики Нуэстра-Сеньора-де-Гуадалупе.

Перекрестившись, он вошел в храм.

«Какой старенький и симпатичный кюре» - вот что било первым впечатлением Жан-Пьера от мексиканского богослужения.

А падре Игнасио бросил взгляд на вновь вошедшего и едва заметно улыбнулся:

«Вот и еще один, хвала Господу!»

Жан-Пьер, несмотря на свою религиозность, все-таки был истинным парижанином. Ему сразу бросилось в глаза, что на скамьях сидят сплошь женщины.

«Мексиканки очаровательны, — подумал он. — Но как им всем далеко до моей Дульсе!»

Он огляделся в поисках хоть одного мужчины. И он его увидел. Но что это? Лицо показалось ему знакомым. Где он мог его встречать?

Цепкая профессиональная память на лица подсказывала ему: «Да нет же, ты не встречался с ним». И все же…

И вдруг перед глазами всплыло: парижские улицы, асфальт, художники, сидящие на корточках и рисующие цветными мелками... Дульсе, набросавшая на мостовой портрет незнакомого красавца. В глубине души он надеялся, что она просто хотела его позлить, вызвать его ревность.

Выходит, он ошибался. Это тот самый парень. Точь-в-точь. Дульсе — умелая портретистка.

Пабло почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял глаза от молитвенника.

Какой-то щеголь — судя по всему, иностранец — уставился на него в упор. Это было не слишком приятно.

«Какого черта ему от меня надо? — раздраженно подумал Пабло и тут же перекрестился. — Ну вот, чертыхнулся в церкви. Господи, прости и помилуй!»

Пабло старался отвлечься и молиться, но назойливый изучающий взгляд иностранца мешал ему. Почувствовав себя не в своей тарелке, парень пошел к выходу. Иностранец последовал за ним.

Отойдя на некоторое расстояние от базилики, Пабло вдруг резко развернулся. Иностранец, не успев затормозить, едва не налетел на него.

Пабло сжал кулаки и приготовился к драке.

Жан-Пьер моментально это понял. Он не знал испанского языка, зато за время работы в газете в совершенстве изучил язык мимики и жестов.

Он протянул парню открытую ладонь для рукопожатия, демонстрируя свое дружелюбие.

Это не помогло. Пабло не разжал кулаков и глядел на него враждебно, исподлобья.

Но Жан-Пьера не так просто было напугать. Ему нужно было наладить контакт с этим человеком, который мог дать необходимую информацию. И уж что-что, а вытягивать из людей информацию журналист парижской вечерней газеты был мастер!

Он решился на удар ниже пояса: в качестве пароля использовать имя любимой девушки. Они были, как ему казалось, соперниками — ну и что же! Посмотрим еще, чья возьмет!

Жан-Пьер постучал себя пальцем по сердцу, пылко вздохнул, показывая, как страстно он влюблен, и произнес:

— Дульсе!

От изумления с Пабло мигом слетела вся его враждебность.

— Дульсе? — переспросил он.

— Дульсе, Дульсе! Любовь!

Пабло отрицательно покачал головой:

— Не Дульсе. Лус — любовь! Лус!

Жан-Пьер просиял. Лус - это же имя сестры его возлюбленной! Значит, это парень сестры, а не самой Дульсе!

Но тут же он вновь нахмурился:

— Дульсе — опасность!

Пабло напрягся:

— Дульсе? Нет. Лус — опасность.

И только тут Жан-Пьер вспомнил, что Лус и Дульсе — не просто сестры, а сестры-близнецы. Они похожи как две капли воды.

— Лус и Дульсе — опасность! Обе! Две! Понимаешь, друг?

— Понимаю, — сказал Пабло и схватил Жан-Пьера за руку. — Идем!

...Мигель Сантасилья неслышно спрыгнул из окошка на землю и, совсем как настоящий ягуар, неслышно подкрался к людям, охранявшим здание.