Силвиу Абреу - Новая жертва

Утром он смущенно поблагодарил ее за помощь и поковылял домой — работать в тот день на рынке ему было не по силам. Голова у него раскалывалась от боли, и сейчас Жуке больше всего на свете хотелось как следует отлежаться. Но войдя в дом, он увидел... Элену. Жозе и Нина уже знали, где провел ночь Жука однако не хотели говорить этого гостье и вели с ней пустячную, ничего не значащую беседу.

При виде Жуки Элена тотчас же бросилась к нему, стала умолять о прощении, говорить, что это было недоразумение. Жука же проследовал в свою комнату молча, даже не взглянув на нее. Совсем отчаявшись, она заплакала, и Жозе вызвался проводить ее до дома. Элена от его помощи не отказалась, а у Нины сразу же испортилось настроение — она не сомневалось, что Жозе просто пользуется случаем, чтобы повидать Ирену, и женское чутье не подвело ее. Всю дорогу до Морумби Зе Балашу думал только о том, как увидится с Иреной и что скажет ей при встрече.

Войдя в дом, Элена сразу же приказала Алсине приготовить кофе для гостя, а Ирену попросили развлечь его. Сама же, извинившись и пожаловавшись на головную боль, поспешила в спальню, где собиралась выплакаться без свидетелей. На вопрос Ирены: «Что случилось?» — молча кивнула в сторону Зе Балашу — дескать, он все объяснит.

Это был подарок судьбы! Остаться с Иреной наедине, пусть и ненадолго — да об этом можно было только мечтатьі Окрыленный такой удачей, Жозе заговорил в своей излюбленной витиевато-возвышенной манере:

— Элена и Жука мучаются от любви друг к другу, потому что не понимают самой сути этого благословенного чувства. Любовь — это дар небесный, это редкий цветок, который надо бережно выращивать, чтобы он раскрыл лепестки и явил взору свою первозданную, чистейшую и нежнейшую красоту...

Увлекшись столь высокопарной речью, Жозе вновь, как когда-то на ипподроме, ослабил над собой контроль, и руки его сами потянулись к возлюбленной. Крепко обняв Ирену, он поцеловал ее в губы со всей страстью, на какую только был способен.

Она замерла, на мгновение подчинившись его страсти, а затем в испуге отпрянула.

— Не смей больше никогда так делать, — вымолвила она глухо, но твердо. — Я люблю Диего!

— Прости. Прости меня, — тотчас же повинился Жозе. — Я потерял голову. Прости. Я ухожу. Прощай...

Он торопливо покинул гостиную, а вскоре туда вошел Лукас, и Ирена не сумела скрыть от него своего смятения.

— На тебе лица нет! Что случилось? — подступил к ней с расспросами Лукас.

— Ничего не случилось, — вынуждена была изворачиваться Ирена. —Тебе хорошо известно, отчего я маюсь: оттого, что ты не хочешь лечиться и распространяешь чудовищные слухи о нашей маме.

Лукас посмотрел на сестру с сочувствием и, пожалев ее, впервые попытался объяснить, почему он отказывается идти к врачу:

— Понимаешь, я боюсь! Боюсь восстановить в памяти то, что из нее стерлось. Почему-то я уверен, что где-то был и что-то делал, а потом все это забыл. Наверное, такой провал в памяти случился неспроста: мне кажется, я то ли видел что-то ужасное, то ли сам это делал.

В тот день, когда Филомена подтвердила свое согласие на продажу акций компании «Парадизу», Алфреду, как доверенное лицо Романы, позвонил ей и доложил о случившемся. Реакция Романы была молниеносной: она попросила передать Филомене, что она звонила и уже завтра будет в Бразилии.

Экстренный приезд сестры не на шутку встревожил Филомену: ей показалось подозрительным то, что Романа вздумала появиться здесь именно теперь, после крупной биржевой сделки.

— Только что я продала пятнадцать процентов своих акций, а раньше перевела еще пять на имя Марселу — как приданое Изабеллы, — объясняла она мужу суть своей тревоги. — Если теперь Романа станет показывать свой норов, то у меня не будет полного контроля над предприятием. А кроме того, ей очень не понравится, что часть ее денег я использовала... ну, скажем так, по своему усмотрению. Если уж Романа решила нагрянуть сюда внезапно, значит, она непременно потребует от нас полного финансового отчета. И ты подготовишь его! На это у тебя есть ночь и завтрашний день. Романа не должна узнать, куда уходили ее деньги!

— Но я только экономист, а не волшебник, — напомнил ей Элизеу. — Ты ставишь передо мной непосильную задачу.

—А я не могу доверить это деликатное дело никому кроме тебя, — развела руками Филомена. — Так что принимайся за работу!

В отличие от старшей сестры, Кармела обрадовалась предстоящему приезду Романы.

— Я соскучилась по ней, — сказала она Адалберту. — К тому же Романа всегда умела поставить Филомену на место.

— Надо постараться привлечь ее на нашу сторону, — сразу же сориентировался он в ситуации. Не дай бог, если эти две гадюки объединятся против нас с тобой.

Кармела ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула: ей были противны всяческие интриги, на которых испокон веков держался клан Феррету. А с тех пор как фамильную эстафету подхватила ее собственная дочь, Кармеле и вовсе стало нечем дышать в этом ненавистном доме.

Изабелла же, наблюдая за матерью, поняла, что та в любой момент может сорваться и рассказать о ложной беременности Филомене или Адалберту. Все попытки вымолить у матери прощение были напрасными, отец тоже смотрел на Изабеллу с нескрываемым осуждением, и ей стало ясно, что он знает о ее тайне.

Злясь на мать за то, что та не сумела сдержать обещание, Изабелла решила отомстить ей, а заодно и отцу, оказавшемуся таким чистоплюем. Вернувшегося с работы Марселу она встретила со слезами на глазах и взмолилась:

— Помоги мне! Только ты сможешь это сделать! Мои родители ненавидят меня, презирают! Я больше не могу жить с ними под одной крышей! Уговори тетю Филомену, чтобы она выставила их из дома.

— Как?.. Как ты можешь?.. — растерялся от такой просьбы Марселу. — Кармела любит тебя!

— Она любила меня раньше, — согласилась Изабелла. — А теперь ненавидит! Они оба были против нашего брака. И сейчас, когда я потеряла ребенка, считают это Божьей карой. Говорят, Господь наказал нас за то, что мы обманывали тетю Франческу.

— Ужас какой-то! — возмутился Марселу. — Возможно, это было сказано сгоряча!

— Нет! Они всерьез так думают. Я не могу их видеть. Пусть убираются отсюда и живут хоть на улице! Мне все равно!

Ночь, проведенная у постели Жуки, еще больше расположила сердце Аны к этому человеку, ибо любовь, которую она в себе, наконец, осознала, теперь усиливалась жалостью. «Как же он страдает, бедняжка! — с болью думала Ана. — Видать, и вправду очень любит Элену, если способен переживать из-за нее такие страсти».

Подобные мысли конечно же угнетали Ану, не оставляя ей никаких надежд на будущее. Она почти смирилась с тем, что навсегда потеряла Жуку, и попыталась сосредоточить свое внимание на детях и на работе.