Дейзи Уитни - Пересмешники

– Вряд ли.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Как играть Гершвина

– Хочешь пропустить обед?

Джонс посмотрел на меня, вскинув с вопросом брови от моего вопроса в конце английского.

– Ты хочешь пропустить обед именно сегодня? – с подозрением спросил он.

Я кивнула.

Он знал, что произошло. Мы не говорили об этом, но он знал.

Он покачал головой в потрясении.

– Разве ты не этого так ждала?

– Нет, я не поэтому это сделала, – сказала я, но ничего не добавила, потому что мне не нужно было объяснять причину, даже Джонсу, даже моему другу, который не верил в Пересмешников, который верил во что–то другое, в свое понимание правильного и неправильного. Может, к этому всем нам нужно было стремиться – к своему пониманию правильного и неправильного – и действовать, исходя из этого.

– Куда пойдем, если не на обед?

Я закатила глаза.

– Ты не понимаешь?

– Нет.

– Думай, Джонс. Это не сложно.

– Актовый зал?

Я кивнула.

Перед обедом они ждали меня на крыльце кафетерия. Мартин, Майя, Т.С., Сандип и Эми с Иланой. Они ждали, что я присоединюсь к ним.

– Я не пойду, – сказала я.

– Опять? – расстроилась Т.С. – Я думала, что теперь уже можно обедать.

– Я думала, мы для этого все и делали, – сказала Илана с ноткой возмущения, словно я была неблагодарной. Но дело было не в этом.

Мартин молчал, его взгляд был тихим. Зеленые вкрапления не сияли сегодня. Я знала, почему. Он думал, что я пропала прошлой ночью. И пропадала теперь.

– Я не против кафетерия. Но я не хочу. Мне не нужно, – сказала я. – Увидимся позже.

Я пошла по двору, зная, что Картер скоро поступит по примеру Пола Око, сообщит, что по своей воле уходит из команды по водному поло, и, если кто хочет знать причину, ответ в книге. Через пару минут все побегут в библиотеку. О нем уже будет написано чернилами. Навсегда.

Я толкнула дверь актового зала, Джонс был там со скрипкой. Он не задавал вопросы. Он не спрашивал, как я себя чувствовала. Ему не нужно было.

– Я думала, ты принесешь свою гитару, – я прошла к пианино, покачивая бедрами.

– Я не знал, что ты такая, – сказал он.

– Посмотрим, успеешь ли ты со скрипкой.

– О, я могу успеть за всем.

Я ухмыльнулась ему, промолчала, и музыка говорила за меня. Как только Джонс услышал, что я задумала, он понимающе улыбнулся.

Потому что он мог играть Гершвина, как он хотел. В стиле хип–хоп.

Мы играли весь обеденный перерыв, играли «Рапсодию в стиле блюз» как пара реперов, в быстром ритме, который Гершвин не задумывал, но он вряд ли был бы против. И мне не нужно было сидеть в кафетерии или где–нибудь ее, музыка уносила меня туда, где я хотела быть. В место, которому я принадлежала, где я была целой, где я молилась.

И все было хорошо, мы с Бетховеном помирились, ведь эта часть меня не изменилась. В этот миг на меня не влияло то, что произошло, что я не выбирала. Эта часть всегда определяла меня. Это я выбирала сама.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Оплата вперед

После французского днем Мартин постучал меня по плечу.

– Эй, ты, – сказал он.

– Привет.

– Как ты?

– Хорошо, – сказала я.

Я знала, что он хотел сказать больше, но не знал, что сказать. Я тоже не знала. Теперь остались только мы, без суда, дела, защиты.

– Эми хочет увидеть тебя вечером, – сказал он.

– Да?

– Да, мы все там будем. Управляющие, по крайней мене. Прачечная. В восемь?

Я кивнула.

– В этот раз нужно брать монеты?

– Я поделюсь, – сказал он.

Я должна была сама все делать, так что сказала:

– Ничего, я принесу их.

Вечером я сунула четыре четвертака в карман джинсов. Но я не взяла белье. Сушилки работали одинаково с бельем или без него.

Я пересеклась с Т.С. на лестнице. Она поднималась, была в футбольной форме.

– Мне в голову пришла лучшая идея! Я буду гонцом в следующем году. Хоть попробую.

– Для Пересмешников? Правда?

Она радостно закивала.

– Да. Я тренировалась скрывать эмоции на лице, когда управляющие говорят мне наказать того, кто отсутствовал на уроке, – она показала каменное лицо.

– Тебя точно возьмут, – сказала я.

– И я опровергну стереотип, что этим занимаются только первый и второй курс. Я буду старшекурсницей, начну с малого. Буду гонцом, – она взбежала по лестнице.

Я добралась до прачечной, словно вернулась в прошлое. Эми была на диване, Мартин и Илана – на полу. Игра была на полу. Я прошла к ним. Эми была в темно–зеленой футболке с V–образным вырезом и джинсах.

– Привет, – Эми широко улыбнулась. Я не знала, злилась ли она из–за моего отсутствия на обеде. Если да, я могла с этим справиться.

– Привет, – сказал я.

– Как ты?

– Неплохо.

– Почему же не пошла на обед? – спросила Илана.

– Я не хотела там быть, – заявила я. – Я не думала, что это нужно.

– И не нужно, – сказала Эми. – Хорошо, что тебя там не было. Ты хочешь услышать, как все прошло?

Я покачала головой.

– Не интересует.

Эми задумчиво кивнула.

– Вот и молодец.

Да? Ладно.

– Сыграем? – спросила я, указав на игру.

– Да, – Эми бросила кубик. Два. Она подвинула фишку на категорию музыки. – Алекс, музыка! Твое любимое.

Она перевернула карточку, но не задавала вопрос. Она сказала:

– В первую очередь, я хочу поблагодарить тебя за смелость. Ты хорошо справилась, и ты – отличный пример. Ты – рок–звезда.

Она продолжила, голубые глаза загорелись:

– Хоть у нас было несколько сюрпризов, – она пронзила Мартина взглядом, – все получилось, и традиция справедливости продолжилась, – она рассмеялась и сказала. – Но какой же гад этот Картер!

Илана тоже рассмеялась. Мартин – нет.

– И я думаю, что ты помогла всем женщинам школы, выступив с этой проблемой, – добавила Эми, отклонившись на диван, скрестив ноги и рассеянно покачивая ступней в черном конверсе, пока говорила. – Когда мы начинали, ты спросила меня, почему я это делаю. Почему я в Пересмешниках.

Я кивнула, вспомнив ночь, когда она принесла в мою комнату макароны с сыром.

– И я сказала, что это сработало, – добавила Эми. – Знаешь, откуда я знала это?

– Нет, – сказала я.

Эми развернулась на диване, оказалась спиной ко мне. Она оглянулась на меня, глядела мне в глаза, пока задирала блузку. Над ее черным лифчиком было слово Квир, изображенное курсивом на ее коже. Первые две буквы были шрамом, еще розовым, а не побелевшим. Последние буквы были татуировкой. Я поежилась, ощущая призрак боли в своей спине. Но настоящий нож вонзался в ее спину для первых двух букв. Она опустила блузку и повернулась ко мне.

– Знаешь Эллери Робинсон?

Я покачала головой, но имя звучало ужасно знакомо.

– Она была старшекурсницей в прошлом году, – сказала Эми. – Она это сделала. Первые две буквы. Я закончила то, что она начала, татуировкой прошлым летом.