Джоанн Макгрегор - Закон высоких девушек [litres]

Вчерашний день углубил мои чувства к Джею. Он наверняка был шокирован и потрясен тем, что увидел и узнал о моей жизни, но он с этим справился – спокойно, тактично и сочувственно. Более того, он не кинулся демонстрировать мое грязное белье всей школе и социальным сетям. И он был прав, я стала доверять ему намного больше после того, как мне стало нечего скрывать – ну, по крайней мере, не так много. Мне все еще надо было рассказать ему о пари, но по сравнению со вчерашним огромным разоблачением пари было ерундой, просто глупой шуткой.

Но даже при всем этом редкие мгновения с Джеем между уроками и за ланчем были слегка неловкими, и этого хватило, чтобы пробудить мои страхи. К тому времени, как я приехала в театр в тот вечер, за два часа до поднятия занавеса для премьерного выступления, я уже была туго скрученным клубком нервов. Мне нужно было удостовериться, что между нами с Джеем все было хорошо, но я сдержала порыв вызвать его из мужской раздевалки, хотя мне очень этого хотелось. И продолжала сдерживаться, нанося макияж, пришивая лямки нижней майки к лямкам верхнего топа, а после гудя, шипя и сворачивая во время вокального разогрева.

Когда же даже глубокие вдохи и медленные выдохи во время дыхательных упражнений оказались бессильны успокоить меня, я приперла его к стенке в тихом месте за кулисами.

– И что теперь? Хочешь войти в роль, попрактиковав сцены поцелуев? – спросил он, когда я схватила его за предплечья и развернула так, чтобы его лицо было напротив света и можно было видеть его глаза.

– Нет.

– Нет? – разочарование на его лице было умилительным, но я не собиралась отклоняться от своей цели. Потому что, как писал Шекспир, «я желаю знать, любой ценой, все, что грозит мне вновь» [92] Цитата из пьесы «Макбет» У. Шекспира в переводе М. Лозинского. .

Так как слова были из «Макбета», я не произнесла их вслух на случай, если нарушение суеверных догм и вправду может принести неудачу. Сегодня она была бы особенно некстати.

– После вчерашнего вечера мне необходимо знать, что происходит у тебя в голове, – и сердце. – Пожалуйста, будь честен, Джей.

– Ты хочешь знать правду?

О, боже, наверно, нет. Его лицо было таким серьезным, что вряд ли вести могли быть добрыми. Я с трудом сглотнула и выдавила:

– Да.

– Ну, тогда ладно. Правда в том, что вчера мое мнение о тебе изменилось.

Я знала. Я знала . Так почему же, хотя я оказалась права, я чувствовала себя так ужасно? Мое сердце сжалось. Я опустила глаза и уставилась на оторванную пуговицу, лежавшую на досках сцены, стараясь сдержать слезы, застилающие мне глаза.

– Ладно, – прошептала я, – я понимаю.

– Я так не думаю, – сказал Джей. Он обхватил ладонями мое лицо и нежно поднял его, чтобы заглянуть мне в глаза. – Я стал еще больше уважать тебя, – сказал он в тот же момент, когда я произнесла:

– Я пойму, если ты…

Я заморгала.

– Подожди… Что?

– Я имею в виду, я уже знал, что ты красивая, сексуальная, веселая и талантливая.

Он знал?

– Но теперь я знаю, что ты еще и сильная, храбрая и несгибаемая. И ты потрясающе изобретательная – ты нашла способ жить своей жизнью, несмотря на обстоятельства, наперекор им. Плюс ты помогаешь маме…

– Не помогаю, – я покрутила головой, отрицая. – Я подлая и неблагодарная. Я всегда злая с ней. Я первоклассная стерва.

– Болезнь твоей мамы украла у тебя детство, но ты изо всех сил старалась сохранить семейный секрет. Ты заботилась о своей маме и защищала отца от правды, чтобы он мог быть свободен. Такое самопожертвование рождается из любви, Пейтон. И только в добром сердце.

Земля снова затряслась у меня под ногами. Я словно была кем-то, сознающим, что в нем есть нечто, о чем он даже не знал. В этот момент я почувствовала себя настоящей, полной – не набором разрозненных кусочков, а единым целым. Теплое сияние любви к нему в глубине меня превратилось в яркий белый жар, пульсирующий по моему телу, излучаемый моими глазами, когда я заглянула в золотисто-зеленые глубины его глаз.

Мне хотелось остаться с ним только вдвоем, наедине, но другие актеры уже поднимались на сцену, и я слышала, как Дуг раздает последние инструкции где-то рядом.

Так что я приподнялась на носочки, прижала свою щеку к его щеке и выдохнула ему в ухо:

– Я люблю тебя.

Я чувствовала щекой, что он улыбнулся, а потом он снова прикоснулся своими губами к моим, и они беззвучно произнесли четыре слова, которые ни с чем нельзя было спутать:

– Я тоже люблю тебя.

– По местам! – Резкий крик помощницы режиссера позади нас заставил нас подпрыгнуть. Мы рассмеялись и разошлись по разным сторонам сцены.

Я ожидала, что мои страхи ограничат влияние его слов, что знакомый голос сомнения пошатнет мою веру в него, но вместо этого чувствовала, как из груди по телу распространяется спокойствие, наполняя меня радостью и уверенностью. Надеждой.

Даже язвительный вопрос Рен: «Уверена, что сможешь сыграть сегодня, Большая Пи?» – не смог пробить брешь в моем позитивном настрое и уверенности в себе.

– Пейтон, – взмолился Дуг перед самым поднятием занавеса, – вложись сегодня полностью, ладно? Прошу тебя, пожалуйста, выложись на все сто.

И я это сделала.

Я стала Джульеттой. Я чувствовала себя одурманенной восторгом и счастьем. Я была той самой окрыленной, беззаботной юной девушкой на балу, танцующей и флиртующей. В первый раз за все это время я чувствовала себя Джульеттой.

Я все еще подспудно ощущала остатки осторожности и скрытности, но лишь в разговорах с мамой и папой Капулетти и остальными, как это и должно было быть. В то же время, играя с Джеем, когда Джульетта была с Ромеро, я могла легко – без малейших усилий – полностью раскрыться, показать реальные эмоции, довериться ему без остатка.

Я была влюбленной девушкой. Мое лицо сияло, а голос дрожал от эмоций. Мое тело без труда расслаблялось в руках Джея, а руки без смущения касались его. Связывавшая нас химия между нами едва ли не искрилась. Я думала, что видела лучшую игру Джея, но сегодня – когда я отдавалась больше, отдавала все, что могла, плюс зрители вкладывали свою энергию, – он просто парил. И впервые он играл не вокруг меня, улучшая мое выступление своей магией. Мы играли вместе, преумножая энергию друг друга, доводя до совершенства наше выступление.

Мы были несчастными юными влюбленными, пребывающими в блаженном неведении о приближающейся трагедии.

Я настолько погрузилась в роль, что, когда мы добрались до страстного поцелуя в последней сцене, я полностью потеряла себя в этом мгновении. Я забыла, что нахожусь на сцене, и огромные экраны показывают меня крупным планом; совершенно перестала понимать, что на меня смотрят зрители. Я жила этим мгновением, забыв обо всем, кроме этого потрясающего, безумно сексуального парня, который, казалось, тоже был от меня без ума.