Кристал Сазерленд - Наши химические сердца

Мы снова стали целоваться, и, стягивая с нее чулки, я провел рукой по рубцовой ткани. На ее бедрах краснели два больших прямоугольника.

– Здесь брали кожу для пересадки, – сказала она, когда я дотронулся до них. – Первый лоскут не прижился. Пришлось срезать еще.

Я снял чулки и швырнул их в угол. Самые страшные шрамы были на голени: там как будто с мясом вырвали кусок, а затянувшаяся кожа напоминала шкуру ощипанной курицы. Поврежденная нога была примерно вполовину тоньше здоровой и выглядела так, будто вот-вот сломается. На здоровой коже темнели свежие синяки и рубцы – «сувенир» с последней пробежки на школьном стадионе.

Странно, что она вообще могла ходить.

– Штифты уже один раз меняли. Через несколько лет их можно будет вынуть. Не знаю, может, когда-нибудь Шалтая-Болтая смогут собрать.

Я наклонился и поцеловал воспаленную кожу на ее голени.

– Ты совершенство.

Тогда все и началось.

Никакой неземной романтики я не ощущал. Не было музыки, и свечи не горели. Все оказалось совсем не так, как в романтических комедиях, где показывают кусочки голых тел и руки, вцепившиеся в белоснежные накрахмаленные простыни. Было даже не так, как в порно. Мы потели сильнее, чем в кино, и вели себя тише, и более страстно, и более неуклюже. Только я, она и никакого пространства между нами.

Я все утро гуглил «как заниматься сексом», но сейчас мне эти знания не пригодились. Я забыл обо всем, что прочел на сайте спросикрутогопарня.ком , и делал то, что казалось правильным.

А потом все вдруг кончилось. Я официально перестал быть девственником. Не было ни громких стонов, ничего такого, но, наверное, я все-таки не слишком облажался, потому что она сказала: «Это было в тысячу раз лучше, чем я ожидала». И я не знал, то ли мне радоваться, потому что получилось неплохо, то ли обижаться из-за того, что она ожидала худшего. Грейс опустила голову мне на плечо, я поцеловал ее в лоб, и так мы и лежали, голые, в темноте, не разговаривали и не могли уснуть.

Наконец, решив, что я заснул, Грейс Таун заплакала. Я чувствовал, как она дрожит, пытаясь сдержать всхлипы, и ощущал теплые слезы на коже – они падали мне на грудь. Она всхлипнула всего раз, потом вытерла глаза, ее дыхание успокоилось, и она прошептала: «Я скучаю по тебе». А потом постепенно уснула.

Я не спал еще примерно с час, смотрел в потолок, пока ее слезы высыхали на моей груди, и пытался понять: меня тошнит потому, что я пьян, или потому, что девчонка, только что ставшая моей первой девушкой, возможно, все это время думала о своем мертвом парне.

КОГДА Я ПРОСНУЛСЯ, Грейс уже встала и успела облачиться в несколько слоев одежды Дома. Лишь один вечер побыла бабочкой и теперь вот вернулась в кокон. Я притворился, что сплю, а сам смотрел, как она кладет костюм вампирши в пакет и бросает его в мусорную корзину у стола. Она ушла, не попрощавшись.

Вечером я написал ей:

ГЕНРИ:

Привет, Таун. Я тут решил сходить на новый пиксаровский мультик 6+. Немного мультяшного насилия, грубого юмора – все, как я люблю. Ты в деле?

Я отправил сообщение в 7.58. Грейс сразу его прочла, начала писать ответ, стерла написанное. Прошло десять минут, потом еще десять – ни ответа, ни привета. Значило ли это, что мне нельзя приглашать ее на свидания, хотя мы переспали? Или я преступил какую-то невидимую грань в наших отношениях? Или еще что-нибудь?

Я поужинал. Проверил сообщения. Ничего.

Она передумала со мной встречаться, передумала встречаться, передумала встречаться.

Принял душ. Проверил сообщения. Ничего.

Передумала, передумала, передумала.

Попытался сделать математику. Проверил сообщения. Ноль.

О боже, боже, боже, боже, боже, неужели она передумала?

Я лег спать с ощущением, что у меня в груди раскрылся черный зонтик. Легкие повисли где-то в горле, а под ними зияла дыра, где прежде были внутренности. Наконец в 23.59, когда я уже засыпал, Грейс прислала ответ.

ГРЕЙС:

Пиксар? Конечно, в деле. Заметано. Спокойной ночи.

Безумный прилив эндорфинов, который я ощутил, когда мой телефон завибрировал и ее имя появилось на экране, меня даже испугал. Я никогда раньше не замечал за собой зависимостей, но сейчас понял, что так, наверное, чувствует себя наркоман, остро нуждающийся в дозе.

– Эдвард Каллен, сукин ты сын, – пробормотал я, выключил телефон и уставился в потолок. – Зря я судил тебя так строго.

В понедельник после школы мы с Грейс прошли мимо ее дома и сели в автобус, идущий в город. В парке проходил осенний пивной и гастрономический фестиваль. У меня накопилась куча заданий и сочинений, да и газете не мешало бы уделить внимание. Но Грейс была счастлива, даже причесалась, а я хватался за любую возможность побыть со счастливой Грейс.

В парке между деревьев разбили маленькие белые шатры, и в каждый можно было зайти и попробовать разные виды пива и еды. Это был рай для хипстеров: столы из деревянных ящиков, антикварные чайники, развешанные на деревьях на джутовых веревках, мастер-классы «укрась свой хулахуп». Здесь были даже «Месть пластикового степлера», которым каким-то образом удалось прорваться на фестиваль, и парк оглашался их заунывной акустической музыкой (увы, в песнях не было ни слова о мстящих степлерах).

– Что возьмем, Таун? – спросил я, но меня заглушил чей-то крик.

– Грейс! – раздался незнакомый мужской голос.

Мы обернулись и увидели того, кому он принадлежал, – высокого, довольно привлекательного блондина с компанией таких же рослых и симпатичных друзей.

– Линдон! – воскликнула Грейс и бросилась к нему сквозь толпу.

Он подхватил ее на руки вместе с тростью, а я проследовал за ней, сунув руки в карманы и думая, какое противное это имя – Линдон – и все, кого так зовут.

Я стоял рядом с Грейс минут пять, пока она болтала с Линдоном и он наконец меня не заметил, а Грейс не вспомнила о моем существовании.

– Ох, Генри, прости! Это Генри. Мы вместе работаем в школьной газете. Генри, это Линдон, мой кузен.

Я пожал ему руку, решив, что не такое уж это противное имя – Линдон. Монстр, скребущийся у меня в груди с тех пор, как он ее окликнул, уполз обратно в клетку.

Ого, подумал я, оглядев его повнимательнее и заметив, что они действительно похожи, никак и правда родственники. Неужели я ревнивый? Наверное, трудно понять, ревнивый ты или нет, пока не испытаешь это чувство. Как невозможно понять, смелый ты или нет, пока не случится что-то ужасное и не вынудит тебя действовать. Я всегда считал себя бесстрашным, спокойным, собранным, как Чесли Салленбергер [21] Американский пилот, сумевший посадить самолет на реку после столкновения со стаей гусей в воздухе. Об этой истории сняли фильм «Чудо на Гудзоне». . Думал, я из тех, кто держится до последнего, идет на дно вместе с судном и так далее. Но теперь я засомневался.