Кристал Сазерленд - Наши химические сердца

– Ты знаешь Pixies? – спросил я после первого припева.

Грейс оторвалась от компьютера, взглянула на меня через плечо и ответила не сразу.

– «Мы встретились в очень странный момент моей жизни», – наконец произнесла она.

А когда я не ответил, склонила голову набок и сказала:

– «Бойцовский клуб»? «Where Is My Mind?»

– Ага, понял. Это же один из моих любимых фильмов.

– И моих.

– Правда?

– Ага. А что тебя так удивляет?

– Ну, большинство девчонок…

Тут Лола подняла руку.

– А вот с этого момента, Генри Пейдж, хорошенько подумай, прежде чем продолжать, – сказала она. – Фразы, начинающиеся со слов «большинство девчонок», не предвещают ничего хорошего.

– Точно, – согласилась Грейс.

– Ух, ладно. Я просто хотел сказать, что многие – не большинство, а многие – мои знакомые девчонки терпеть не могут «Бойцовский клуб».

– Мне нравится «Бойцовский клуб», сексист хренов, – обиделась Лола.

– Значит, большинству девчонок не нравятся умные фильмы? – спросила Грейс. – Или девчонки, которым все-таки нравится «Бойцовский клуб», – редкий вид, эволюционно превосходящий остальных женщин?

– О боже, я вовсе не то хотел сказать. Просто здешние девчонки… они, наверное, даже не смотрели «Бойцовский клуб», понимаешь, о чем я? Даже не слышали о таком фильме.

– Я девчонка, и я смотрела «Бойцовский клуб», – возразила Лола.

– Видишь? Из двух присутствующих в этом классе девчонок обе – то есть сто процентов – смотрели «Бойцовский клуб». Советую добавить в выборку эти статистические данные.

– Все, я молчу, – сдался я, – а то ляпну очередную патриархальную хрень.

Грейс улыбнулась.

– Генри, мы прикалываемся.

Последовала секунда тишины – со временем такие секунды станут постоянными спутниками наших отношений, – и в это мгновение я спешно придумывал способы продлить разговор, хотя тот уже умер естественной смертью.

– А почему ты передумала? – выпалил я.

Грейс подняла глаза, и остатки улыбки стерлись с ее лица.

– Не знаю, – наконец ответила она.

В тот самый момент раздался звонок на первую пару. И хотя нам не надо было идти на урок – ведь это было время, отведенное под факультатив, – Грейс Таун встала, собрала вещи и ушла.

– Слышала? – спросил я Ла после ее ухода. – Ей нравятся Pixies и «Бойцовский клуб».

– Мне тоже нравятся Pixies и «Бойцовский клуб», ты, гигантский мешок дерьма, – ответила та.

– Да, но ты-то – хитрая лесбиянка, которая целует парней, а потом навсегда портит их мужскую репутацию, заявив о своей ориентации через две недели после поцелуя.

– Кстати, забыла сказать. На днях Мэдисон Карлсон на полном серьезе спрашивала, правда ли, что ты так ужасно целуешься, что девчонки после тебя перестают смотреть на противоположный пол.

– Надеюсь, ты вежливо объяснила ей, что сексуальная ориентация предопределена биологически и ты уже была лесбиянкой, когда мы поцеловались?

– О нет, я сказала, что у тебя кривой пенис и одного взгляда на него хватило, чтобы больше никогда не захотеть видеть пенисы в принципе.

– Спасибо на добром слове.

– Пустяки, – ответила Лола и тоже встала и взяла рюкзак. А на пороге остановилась и взглянула на меня, кивнув в сторону, куда ушла Грейс: – Она мне нравится, Генри. Есть в ней что-то такое… даже не знаю.

Я кивнул и ничего не ответил, но Лола была моей лучшей подругой, мы знали друг друга всю жизнь, и она улыбнулась. Без слов поняла, что означал мой кивок: «Мне тоже она нравится».

В ТОТ ДЕНЬ ПОСЛЕ УРОКОВ я вышел из класса со звонком и, запихивая учебники в рюкзак, чуть не столкнулся лбом с Грейс Таун. До меня только потом дошло, что она, наверное, спросила у Лолы, где мой шкафчик. По крайней мере, я ей точно об этом не говорил и не видел, чтобы она общалась с кем-то, кроме мистера Хинка. А ему-то откуда знать?

– Генри, – поздоровалась она.

– Привет, – медленно проговорил я.

– Хочешь, подвезу тебя домой?

– Давай.

– Только тебе опять придется сесть за руль.

– Ох. Ну ладно.

Не говоря больше ни слова, Грейс повернулась и пошла по коридору, не оборачиваясь, чтобы проверить, иду ли я за ней или нет (я-то, конечно, шел). На футбольном поле она ускорилась, и ее хромота стала более заметной. Двигалась она как человек, который немного не в себе; больше всего это напоминало походку Грозного Глаза Грюма. Чтобы угнаться за ней, мне приходилось через каждые четыре шага бежать вприпрыжку. У школьного забора я оглянулся и увидел Лолу и Мюррея: те, как всегда, стояли в очереди на автобус, собираясь ко мне домой. Я им помахал. Они подняли правые руки и синхронно помахали мне. К счастью, Грейс Таун ничего не видела.

Мы вышли на улицу. Тишину нарушали лишь звуки моторов и стук трости по асфальту. Наконец Грейс заговорила.

– Так расскажи о себе, Генри Пейдж. (Мне снова показалось, что она на меня злится, как будто я ее чем-то разочаровал.) И не стесняйся. Хочу знать все грязные подробности.

– Ну, я… хм. – У меня вдруг отнялся язык. – Я люблю «пина коладу» и мокнуть под дождем, – неуверенно ответил я.

– Тебе не кажется странным, что, когда тебя просят рассказать о себе, на ум ничего не приходит? Казалось бы, что может быть проще, ведь ты – это ты. Но нет.

– Ага, точно. Наверное, это то же самое, что спросить у человека, прожившего три месяца в Европе: «Ну и как там, в Европе?». Слишком много рассказывать.

– Да уж. Так, может, сузим тему? Можно задать вопрос?

– Валяй.

– Вопрос очень личный, поэтому если не хочешь отвечать, то не надо.

– Э-э-э… ладно, – я приготовился услышать вопрос о своей сексуальной ориентации или о том, почему я ношу папину черную куртку даже в жару. Обычно незнакомых людей именно это интересовало больше всего.

– Какой твой любимый цвет?

Этого я не ожидал.

– Хм…

Вообще-то у меня никогда не было любимого цвета. А может, наоборот, их было слишком много. Как по мне, так все цвета равны и лучшего среди них быть не может.

– Я не ставлю один превыше других. А у тебя?

– Голубой, как платье Алисы из «Алисы в стране чудес».

– Небесно-голубой?

– Нет-нет. Небесно-голубой, младенческий голубой, незабудковый – все это отстойные цвета. А вот цвет платья Алисы идеален.

– А это официально так цвет называется? На палитре красок так и написано?

– Ну, его еще можно назвать цветом голубых ретроавтомобилей 1950-х. Но мой вариант проще. Васильковый мне тоже нравится, но уже с натяжкой.

– Кажется, ты много думала над этим вопросом?

– Мне нравится иметь ответы наготове. Ведь если я не знаю, кто я, как об этом узнают другие?

Я пораскинул мозгами, пытаясь выудить хоть что-нибудь из чернушной пустоты, в которую превращалась моя голова, когда Грейс Таун находилась в радиусе трех метров.