Нермин Безмен - Курт Сеит и Шура

– Я воевал в артиллерийской бригаде на Прусском фронте. И замолчал, так как не хотел рассказывать им больше ничего. Все открылось, но он не знал, перед кем. Сеит понял это:

– Вы можете говорить свободно, Степан. Не бойтесь нас. Мы в таком же положении. У нас, должно быть, много общего. Мы никому не выдадим вашу тайну, уверяю вас.

– Прошу прощения, сударь, но настали такие дни, что мы все перестали понимать, кому можно доверять, а кому нельзя. На фронте я был предан своими же солдатами. Со мной один поручик и четыре подпоручика. Мы единственные, кто спасся, остальных растерзали в клочья. Они сделали с нами то, что не смогли сделать враги.

Сеит с Джелилем знали, что человек говорит правду. Сеит, вставая, спросил:

– В каком вы звании, Степан?

Степан вскочил по стойке «смирно». В крестьянской одежде он теперь выглядел нелепо.

– Хорунжий, сударь!

– Добро пожаловать в наш отряд, поручик Степан!

В этот момент лед между ними треснул. Уверившись, что они все на одной стороне, они завели доверительный разговор.

– Значит, вы казак и тоже, наверное, пробираетесь на юг? – поинтересовался Сеит.

Степан вздохнул и утвердительно кивнул головой: до его родных краев было еще очень далеко.

– Что делается в Ростове?

– Мы собираемся присоединиться к армии генерала Африкана Богаевского. Они сопротивляются красным. Наша единственная надежда остановить большевиков, прежде чем они доберутся до Кавказа, – это Белая армия. Так мы можем спасти хотя бы юг.

– Вы собираетесь в Ростов?

– Нет, там мы встретим некоторых друзей и двинемся в Екатеринодар. А куда направляетесь вы, сударь?

– Мы пытаемся добраться в Алушту.

– Тогда поезжайте с нами. Поезда теперь небезопасны.

План Степана отличался от их плана, но, по крайней мере, обещал возможность перемещаться безопасно. Они приняли его.

Ранним утром на следующий день из глубин тульского леса выехала на нагруженных телегах группа крестьян и отправилась на юг, к Дону.

Путешествие было совсем не таким простым, как они рассчитывали, потому что большевики тоже стремились на юг всеми способами, что делало дорогу трудной. Иногда им приходилось прятаться целыми днями и неделями в убежищах, которые они считали безопасными: в лесах, полях, казацких станицах, где они пополняли припасы. Иногда они ложились спать на пустой желудок. Татьяна была единственной женщиной, но она не жаловалась. Она держалась так же мужественно, как и мужчины вокруг нее. Жизнь в Мариинском театре и роскошные салоны Петрограда остались далеко в прошлом.

Они достигли Ростова в декабре, когда зима уже показала свои зубы. Из Петрограда они уехали в середине лета, и теперь им казалось, что они путешествуют всю свою жизнь.

В Ростове они сняли два номера в старой гостинице. Степан организовал для Сеита и его друзей дорогу до Алушты. Они решили ехать через Керченский полуостров – так было безопаснее, хоть и долго. После того как план был выработан, Сеит изменил намерения: он передумал ехать в Крым, но не хотел, чтобы его решение повлияло на Джелиля и Татьяну. Однажды ночью они обсуждали детали поездки, и Сеит сказал:

– Джелиль, вы с Татьяной поезжайте в Алушту, найдите моего отца и ждите меня там. Я приеду к вам позже.

– О чем ты, Сеит Эминов?

– Я ужасно тоскую по Шуре, хочу знать, как она. Посмотрите на карту. Видите, как близко мы к ней. Я хочу использовать эту возможность, я не могу ее упустить.

– Сеит, вокруг война и революция, – ответил Джелиль. – Не сходи с ума. Неизвестно, сколько теперь нужно времени, чтобы добраться до Кисловодска. Мы даже не знаем, там ли Шура или давно уехала. Посмотри на нас, мы в пути уже много дней. Я уверен, что путь в Кисловодск будет таким же трудным.

– Джелиль, мое решение принято. Я должен найти ее.

Джелиль знал, насколько Сеит упрям, и сдался.

– Тогда мы поедем все вместе.

– Это невозможно, Джелиль, потому что ты отвечаешь за Татю. Мы не можем подвергать ее опасностям.

Тут они услышали голос Татьяны и оба повернулись, чтобы послушать, что она скажет. Она стояла, скрестив руки на груди:

– Ты не отвечаешь за меня, Курт Сеит Эминов. Если судьба вела всю дорогу нас сюда, так близко к Шуре, не наша ли это общая судьба? Я согласна с Джелилем. Мы будем держаться вместе.

Сеит посмотрел на них с признательностью и улыбнулся:

– Хорошо! Я сдаюсь. Вижу, что не смогу переспорить вас обоих. Согласен. Мы поедем вместе.

30 декабря 1917 года, за день до Нового года, дом Юлиана Верженского в Кисловодске был почти полностью погружен во тьму. В отличие от прошлых лет только одно или два окна на верхнем этаже светилось, и то тускло.

Шура металась между чемоданами и своими вещами на кровати, в гардеробе, в шкафах. Ее мама и няня помогали ей выбирать самую нужную одежду и складывать чемоданы. Екатерина Николаевна осмотрела чемоданы опытным взглядом, выбрала самый большой и отодвинула в сторону:

– Этот тебе не нужен, Шурочка, чем легче поедешь, тем лучше.

За час Шура упаковала самое необходимое в два саквояжа и сумку и была готова к отъезду. Ее соболиная шапка и муфта были в саквояжах. Когда извозчик остановился перед парадной дверью, в доме началась грустная церемония прощания. В слезах Шура обняла мать, Екатерина Николаевна тоже с трудом сдерживала слезы. Она обнимала младшую дочь, затем целовала в щеки снова и снова:

– Не плачь, Шурочка, не плачь. Скоро все наладится и наша семья снова будет вместе. Зато ты будешь в безопасности у дяди.

Шура попрощалась с сестрой Валентиной и няней. Пока ее багаж грузили в экипаж, она обняла мать и сестру еще раз. Грохот канонады раздавался совсем близко. Оглянувшись, они увидели, как пламя взрывов освещает темное небо. Екатерина Николаевна подтолкнула дочь к экипажу:

– Доченька, торопись! Не то опоздаешь на поезд.

Как только она села, лошади рванулись вперед. Шура обернулась, чтобы помахать семье, и смотрела на дом, пока он не скрылся. Она уже тосковала по семье и по счастливым дням детства. Если бы не возница, она бы заплакала. Она подняла воротник пальто. Она не могла больше сдерживаться, и улицы расплылись в ее глазах.

Они ехали по тихим улицам Кисловодска. Когда приехали на станцию, Шура не поверила своим глазам, увидев огромную толпу. Очевидно, не она одна собиралась бежать из города. Множество людей толпилось на перроне, придерживая чемоданы с самым дорогим и необходимым, дожидаясь поезда в надежде, что он увезет их от приближающихся врагов. Шура покинула уют отцовского дома и тепло материнской груди: теперь она была одной из тысяч людей, бегущих от почти неминуемой смерти к возможной жизни, не зная, что готовит будущее. Между ними не было различий. Как только они услышали свисток поезда, вокзал превратился в хаос. Люди, тащившие своих детей, толкавшиеся, пускавшие в ход локти, поразили ее. Шура не была готова к такой борьбе. Она схватила свой багаж в страхе потерять его и последовала за возницей, прокладывавшим ей дорогу. Начальник станции пытался установить хоть какой-то порядок, но безуспешно. Поезд, который прибывал к вокзалу, чтобы отправиться из Кисловодска в Новороссийск, был товарным, но он уже был плотно набит людьми на предыдущих станциях.