Барбара Фритти - Время безмолвия

Перед глазами возникла новая вспышка.

Человек вытащил значок из своего внутреннего кармана. Она была потрясена, узнав, что он не тот, за кого себя выдавал. Он солгал ей. Теперь ее ожидали проблемы. И дело было не в значке, а в его самодовольном выражении и взгляде в глазах, что говорили – она теперь там, где он и хотел ее видеть. Загнанной в угол, испуганной и совсем одинокой.

– Мисс, с вами все нормально? Может, мне позвать медсестру?

Голос помощника вернул ее к реальности. Она взглянула на него, задаваясь вопросом, действительно ли он хочет помочь ей, или же он что-то скрывает. Не тот ли это человек, возникший в ее памяти? Или он тот, кем представился, – офицер, расследующий аварию? Как ей узнать? Она посмотрела на закрытую дверь, что позади него, и ей стало интересно – а есть ли за ней тот, кто придет ей на помощь.

Когда молчание затянулось, полицейский нахмурился. Он не предложил бы позвать медсестру, если бы беспокоился о том, что его обнаружат в палате. И, похоже, он уже встречался с врачом. Кажется, она становится параноиком.

– Я в порядке, – ответила запоздало.

– Что вы вспомнили?

– Ничего, – произнесла она быстро, задумываясь, почему ее первым инстинктом было соврать. Но у нее нет времени на анализ собственного поведения, офицер ждал. – Я ничего не могу вспомнить о себе или своей дочери. Но, Боже, как бы мне этого хотелось.

– Мне тоже, – тяжело выдохнул помощник шерифа.

Она услышала глубокую озабоченность в его голосе.

– Что вы не договариваете? – спросила она.

Он долго смотрел на нее, после чего ответил:

– Мы нашли детский ботинок в нескольких метрах от машины. Быть может, он вылетел во время столкновения, учитывая, что задняя дверь, пусть и была покорежена, но открыта. Или…

– Или что? – поинтересовалась она, когда пауза затянулась. Ее охватил жуткий страх. – Или что? – повторила свой вопрос.

– Смотря сколько лет девочке. Возможно, она выбралась из детского кресла и побрела куда-нибудь. Поэтому мне важно понять, была ли она с вами на момент аварии.

– Господи!

– Успокойтесь, – быстро проговорил офицер. – Прямо сейчас в каньоне продолжаются поисковые работы. Делается все возможное. И единственное, что от вас нужно – это как можно больше информации о вашей дочери.

От отчаяния ей захотелось кричать. Конечно, ему нужны ответы, но ей нечего сказать. Зная, что ее ребенок пропал, и где-то там один в глуши… нет, она не могла этого вынести – несусветный страх поглотил ее.

– Вы помните, как оставались в машине после того, как съехали с дороги? – поинтересовался Мэннинг.

– Что? – спросила она, паника мешала думать.

– Машина. Вы помните, как оставались в машине после столкновения? Если бы вы были в сознании, вы должны были поговорить со своей дочерью. Вы могли слышать ее плач.

Она ненадолго задумалась.

– Не думаю. Но, погодите, разве человек, ставший свидетелем моей аварии, не смог увидеть, был ли в ней ребенок?

Офицер покачал головой.

– Ваша машина оказалась в глубоком каньоне. На улице была непроглядная тьма, к тому же наблюдался сильный ветер. Автомобиля с дороги видно не было. Если бы свидетель не заметил, как вы пересекли разделительную полосу и врезались в ограждение, могло бы пройти несколько дней прежде, чем кто-нибудь нашел вас. Минут пятнадцать прошло до приезда парамедиков и еще десять-пятнадцать до того, как им удалось спуститься с крутого холма к вашей машине. Я не знаю, сколько лет вашей дочери, но у меня есть дети, и, исходя из этого, я бы сказал, что обувь подойдет для однолетнего или двухлетнего малыша. Поэтому маловероятно, что ребенок в данном возрасте способен отстегнуться от автокресла и вылезти из машины.

– Но не невозможно, – проговорила она.

– Не невозможно, – подтвердил полицейский. – Вы уверены, что ничего не помните о той ночи? Совсем ничего? Это важно.

– Я знаю, что важно! Но черт возьми! – она резко вздохнула, пытаясь совладать с истерикой. Ей нужно подумать, сосредоточиться на том, что знает. – В общем… прежде чем проснуться здесь, в этой кровати, я думала, что вижу сон, но получается, все случившееся реально. Я, скорей всего, пережила то, что произошло, – она остановилась, вылавливая то малое, что могла вспомнить. – За мной ехала машина, я видела фары и чувствовала страх, словно кто-то преследовал меня. Помню, что мне нужно было прибавить скорости, я пыталась сбежать.

– Полагаю, вы не видели номеров и не заметили, какая марка машины?

– Было темно. Все, что я знаю, – это огни. А свидетель? Он что-нибудь видел?

– Сказал лишь, что за вами ехала машина, но она продолжила свой путь после того, как вас занесло. Номеров он тоже не видел.

– Наверное, этот автомобиль и столкнул меня с дороги, иначе остановился бы.

– Не обязательно. Прошлой ночью было настоящее безумие из-за шторма и не каждый остановился бы, пусть даже он увидел аварию. Некоторые люди не желают впутываться во что-либо. В любом случае мы дали ваше описание и описание вашего автомобиля в СМИ, к тому же в местных вечерних новостях о вас были репортажи. Нам пришлось сделать фотографию, учитывая, что при вас не было документов. Надеемся, кто-то узнает вас и расскажет нам все необходимое.

Его слова должны были подарить надежду, но все было наоборот. На каком-то подсознательном уровне она понимала, что ее фото в новостях не самое лучшее решение. Она от кого-то бежала. Что, если этот человек увидит ее? Что, если этот человек приедет в больницу?

– Я вернусь позже. – Офицер Мэннинг вытащил свою визитку и положил ее на столик рядом с кроватью. – Если что-то вспомните, наберите меня.

После ухода полицейского девушка старалась размеренно дышать. Ее первым инстинктом было встать с постели и отправиться на место аварии, но у нее снова всё закружилось перед глазами, а голова пульсировала от боли. Она понимала, что самым логичным сейчас было остановиться и сосредоточиться на выяснении того, кто она такая и что непосредственно произошло перед этим несчастным случаем. К сожалению, она не смогла вызвать в своем сознании ни одной детали. Она не могла вспомнить лицо своего ребенка, но чувствовала материнскую любовь, выжженную в самом сердце.

Положив руку на живот, она почувствовала, как когда-то впервые ощутила в своем утробе крошечные удары. Она слышала первые визги своей малышки, держала дочь на руках, тех самых руках, что теперь страдали от глубокого чувства потери. Беспомощность поглотила ее. Почему она не может вспомнить, был ли с ней ребенок в машине?

Слезы страха и разочарования стекали по ее щекам, но плач не принес облегчение, скорее слабость. Она вытащила платок из тумбочки и вытерла лицо; сделав несколько глубоких вдохов, откинулась на подушки и закрыла глаза. Она отчаянно молилась за безопасность своей дочери, и хоть была не в состоянии видеть лицо своего ребенка, в ее голове послышались ужасные детские крики, звавшие мать.