Настя Чацкая - Ничего страшного [СИ]

Он подходит к Дереку и останавливается за его спиной, а тот практически не дышит, только плечи напрягаются сильнее. Руки сводит от желания прикоснуться. Тело ломит от желания протянуть ладонь и провести по спине вверх, сминая ткань, сжимая её в кулаках.

Но Стайлз не может. Прикасаться к Дереку нельзя.

Ему это необходимо до боли, но… запрещено.

Он просто немного наклоняется и закрывает глаза, когда носа касается запах горячей кожи. Так близко, что если покачнуться вперёд, губы прижмутся к границе свитера и шеи. Если покачнуться вперёд, он тут же умрёт от разрыва сердца. Потому что невозможно желать чего-то настолько сильно, а, получив, остаться в живых. Это разорвёт его на куски.

Он просто стоит, просто стоит и дышит.

Наполняет Дереком лёгкие, практически стонет от нежелания выдохнуть его. Случайно выдохнуть его — раз и навсегда. От этого страшно и прекрасно одновременно.

Ведь это должно закончиться.

Когда-нибудь это закончится.

И Дерек тянется к нему всем своим существом, затягивая на глотке поводок всё туже и туже. Ведь нельзя позволить себе. Ведь самоконтроль у него вылит из железа.

— Чего-то хотел?

Стайлз жмурится, сцепляя зубы. Сердце колотит так, что больно груди. Сколько раз он слышал этот вопрос. Сколько же раз этот вопрос загонял его лицом в тупик. В глухой и тёмный угол.

И так хочется ответить. Я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты прекратил делать вид, что тебе комфортно с Джейн. Я хочу, чтобы твои глаза смотрели на меня без напряжения. Я хочу, чтобы у нас было по-настоящему, а не словно бы ничего. Чтобы необходимость быть с тобой не тяготила настолько сильно. Я хочу, чтобы ко мне вернулось моё безразличие.

Я хочу обнимать Малию, не думая о тебе.

Я хочу быть счастливым.

И он скорее затянет на кадыке петлю, чем скажет. Поэтому:

— Нет… нет.

Поэтому:

— Там просто шумно.

И сейчас, когда в нём гремит апокалипсис, Стайлз так больно ощущает, как он меняется рядом с Дереком. Здесь так сложно находиться, что ему вовсе не хочется шутить. Ему хочется забрать из Дерека всю тяжесть, которую тот на себя взвалил.

— Возвращайся к стае, Стайлз.

— Ты нужен мне.

Хейл обмирает, и Стайлз практически чувствует ледяной холод. Он понятия не имеет, что Дереку хочется разодрать его на части и размазать по этой огромной кухне. Он понятия не имеет, что Дерек хочет выдернуть его из собственной глотки, как застрявшую там кость. Что это всё настолько осточертело. Что волк в Дереке тащит его к Стайлзу за шкирку, ни на секунду не расслабляя челюстей. Не давая даже надежды на то, что вырваться возможно.

— Проваливай, я сказал.

Въебать больнее невозможно.

Даже если бы Дерек сейчас разломал о его физиономию работающую кофемолку, это было бы терпимо. Всё познаётся в сравнении.

Стайлз думает, что когда-нибудь он соберёт себя по частям и покажет всей этой херне средний палец. У него есть план. Это первый его абсолютно, идеально провальный план. Когда он возвращается в лофт, берёт свою куртку и коротко целует Малию в затылок, чувствуя, как отмирают губы. Когда он спускается вниз и рушится за руль своего джипа. Когда жёсткий руль давит ладонь, а от рывка ключа зажигания на пальцах вспухает царапина. Когда он не успевает ударить по педали газа, потому что дверь открывается и его выволакивают наружу, схватив за ткань футболки.

В сознании происходит небольшой коллапс.

— Отъебись. Пожалуйста, Дерек.

Затылок ноет от удара о крышу машины. Взгляд Хейла из темноты такой прямой, что чешется мозг.

— У тебя там кофе, и Джейн, и стая, и твоя жизнь, Дерек, помнишь? Так вот просто иди в неё и дай мне не рассыпаться тут по частям, потому что этого унижения я не переживу.

— Куда ты собрался.

— Домой. К отцу. Заеду в бар. Куплю бутылку газировки и буду пить её, смотреть «Фореста Гампа», рыдать от жалости к нему, к нам обоим. Пусти, а. Пусти, твою мать! — Чтобы ударить по комкающим воротник футболки рукам нужна не дюжая сила, которой нет. Стайлз думает, что Дерек не имеет права на всю эту хренотень.

Мучить его вот так — это всё равно что медленно убивать того недоразвитого паренька, которого играет Том Хенкс. Это же, мать его, живодёрство.

— Ты вернешься в стаю. Сейчас.

— Ты, — Стайлз сжимает губы, а потом бьётся затылком о машину. — Послушай, Дерек, я, мать твою, устал. Я тоже могу устать, я не один из ваших ребят, у меня не железная психика, просто дай мне свалить отсюда. Сейчас я не могу сидеть, обнимать… её и делать вид, что мне заебись. Мне не заебись!

— Я знаю! — громко рычит Дерек ему в лицо и Стайлзу кажется, что он ненавидит эту фразу больше, чем самого Дерека в этот момент.

— Иди ты со своим «знаю».

Наконец-то он бьёт по рукам, и Дерек отпускает. Делает шаг назад.

— Что у нас, а? Что ты сказал им? Зачем поскакал за мной? — Стайлз взмахивает руками. Он готов засыпать себе рот песком, чтобы заткнуться наконец-то, сесть в джип и укатить в закат, оставив себе хотя бы немного себя. Нихуя. Он подлетает к Дереку и пихает его в плечи. Тот на удивление отступает, сжимает зубы, смотрит прямо в глаза.

— Я не могу прикасаться к тебе! — орёт Стайлз. — Я не могу смотреть на тебя! Ты трахаешь меня, когда появляется настроение нагнуть кого-то, у кого есть член, потому что, погоди, у тебя же Джейн, у вас любовь, и я счастлив, дружище, клянусь, я счастлив. У меня тоже, блядь, «любовь». Лидия, помнишь? Напряги память: рыженькая, с зелёными глазами, вот такими глазищами на пол-лица, она сейчас, знаешь, сидит на твоём диване в твоём доме рядом со Скоттом. Только вот знаешь что? Я не предан ей. А значит, и не любил никогда, понимаешь! А ты… — Стайлз судорожно вдыхает в себя горячий воздух, часто моргая. Он думает, что сейчас просто задохнётся от того потока слов и эмоций, что прёт из его рта. — Ты не любишь Джейн. Потому что если бы любил… любовь — это преданность. А это не от слова предательство.

Дерек смотрит слишком спокойно. Его глаза словно за звуконепроницаемым стеклом, которое удерживает внутри ревущий ураган. Виктория, или как там его. Да пофиг. Стайлз тяжело дышит и, качая головой, роняет руки вниз. Ударяет ими по бёдрам.

— Ты можешь что угодно говорить, но не говори «знаю», когда я говорю, как мне хуёво, потому что ты нихера не знаешь. Ты понятия не имеешь. Ты в охуенно прекрасном, абсолютном неведении. Там и оставайся.

Стилински слышит, как сердце даёт перебой, когда Дерек собирается шагнуть вперёд, непонятно зачем. Но…

— Стайлз?..

Это третий голос.

Он здесь лишний, чужой, хоть и знаком практически всю жизнь. Мозг анализирует присутствие Скотта через секунду после того, как тело резко разворачивается, а губы выпаливают: « Что ?!»

МакКолл сосредоточенно хмурит лоб, переводя взгляд от Стайлза к Дереку и обратно. Стайлз не тупой, он понимает, что Скотт слышал их перепалку. Её, наверное, слышала даже его бабуля из Джорджии, а она глухая на одно ухо.