Настя Чацкая - Ничего страшного [СИ]

Стилински рывком открывает дверцу водительского сидения и захлопывает за собой с такой силой, что стекло вздрагивает. Он хочет укатить в закат с бутылкой виски в одной руке и толстой вонючей сигарой — в другой. Его заебало всё настолько, что держаться за руль просто не будет необходимости.

Он даже не говорит ни слова в ответ Скотту. На Дерека вообще не смотрит — заводит машину и жмёт на газ, смаргивая идиотскую резь из глаз.

Когда сам себе вытягиваешь жилы, наматывая их на кулак, это вдохновляет на мысли о том, что пора бы что-то менять.

Скотт не прилипает с разговорами, он подозрительно тихий и тактичный. Стайлз не хочет замечать этого, потому что считает, что его лучший друг не переживёт, если они заведут разговор о том, что Дерек в течение нескольких последних месяцев присовывает Стилински. Он считает, что такие разговоры должны располагать определёнными преимуществами. К примеру, отсутствием девушки или определёнными догадками со стороны слепого, как крот, МакКолла.

Догадок, разумеется, не было. Девушка была. Стайлз не видел Малию в течение тех суток, что прошли с момента разговора с Хейлом.

Сейчас Стайлз чувствует себя так, словно в его грудной клетке жарится кусок жирного ростбифа. Что потроха заливает кипящим маслом, и если он прямо сейчас встряхнётся, как мокрая собака, продавца за прилавком обдаст дождём раскалённого мясного сока.

— И банку колы, — невнятно добавляет Стайлз.

— А выглядишь так, будто надо чего покрепче.

— Банку колы, Том, — вяло улыбается он тощему парнишке за стойкой, о которую Стилински упирается обоими локтями и подпирает ладонью собравшуюся в морщины щёку и уехавший вверх уголок губы. — Это мой сраный катализатор, — говорит он краем рта.

— Проблемы?

— Проблем не существует, чувак. Вся хуйня от хорошей жизни. Я в это верю, ты в это верь. Это по Фрейду.

Том нихрена не понимает, Том жмёт плечами и бросает в пластиковое углубление сдачу. Стайлз кивает и сгребает её в карман. Щёлкает жестяным ушком колы и присасывается к банке.

За пыльным окном около заправочного бака греется на вечернем солнце и глотает из шланга бензин его любимый джип. Его синяя детка восьмидесятого года. Стайлз думает, что с собственной машиной у него отношения лучше, чем со всем окружающим миром. И думает, что разница в возрасте не рушит их иллюзорную идиллию.

Стайлз давится шипучкой, когда замечает чёрную спортивную тачку, залетающую на парковку с присущим одному только мудаку этого города понтом. После того, как уехал Джексон, конечно. Сердце неприятно жмёт.

— Вот же блин, — Стайлз отставляет банку. Косится на Тома, который оживляется при виде Камаро. — Если спросит, где Стайлз, скажи, что я оставил джип здесь и съебал.

— Куда? — бросает Том в спину Стилински. Тот уже мчится в сторону туалетов.

— На Аляску. В Зимбабве. Или скажи, что я в Амстердаме, торгую жопой.

Только захлопнув за собой дверь и остановившись около умывальника, Стайлз осознаёт, насколько это глупо. И насколько сильно у него дрожат руки. Дерек начал сводить его с ума. То есть — серьёзно, всё ещё хуже, чем было до его появления. Даже сейчас он ловит себя на том, что напряжённо прислушивается, но слышит только стук в ушах. Чувство такое, что кровь херачит прямо по барабанным перепонкам.

Он открывает воду и умывается.

Он говорит себе, что Дерек не такой мудак, чтобы искать встречи с ним.

Он смотрит на свои мешки под глазами в отражении зеркала и думает, что выглядел лучше, когда хотел убить своих друзей и стал пристанищем для тёмного духа.

Он ещё раз умывается и как раз срывает из пластиковой навесной коробки бумажное полотенце, когда дверь туалета открывается, и взгляд Дерека натурально вдавливается в мозг. Твою мать.

— О. Какая неожиданность. Приветики, — севшим голосом частит Стилински, отворачиваясь обратно к зеркалу. Комкая полотенце в пальцах.

Дерек делает пару шагов вперёд, складывая руки на груди.

— Значит, Зимбабве.

На нём, как обычно, белая майка, расстёгнутая куртка, джинсы и кеды. Интересно, возможно хотя бы один раз не начинать его рассматривать, когда он появляется?

— Ага. Решил отлить перед долгой дорогой, — Стайлз растягивает губы в кривой усмешке, отводит взгляд от отражения и отправляет влажный бумажный ком в урну у стены. — Ладно, серьёзно, Дерек. Я не в настроении.

— Для чего?

— Разговоры и всё это. Мне больше нечего сказать, я и так уже много чего нагородил тебе. Вчера, и вообще, и я знаю, что ты всё знаешь без моих пиздостраданий, так что… Блин, слушай, я пошёл.

Дерек перехватывает его у двери и тащит в ближайшую кабинку, пока Стайлз старательно пытается заехать ему по морде локтём или кулаком. Это невольная борьба, практически на уровне рефлексов. Потому что когда щёлкает щеколда, Стайлз замирает, тяжело дышит, ударившись лопатками о стену, и сверлит взглядом сжатые губы Дерека. Кабинка небольшая, им вдвоём здесь тесновато: расстояние до этих губ — меньше шага.

Стайлзу хочется обмотаться в колючую проволоку.

— Серьёзно? Захотелось потрахаться на толчке? Или тебе подержать? Не смешно, Дерек, завязывай с этой хернёй. Поигрались, и хватит.

— Вчера мы не договорили.

— И ты нашёл местечко поуютнее? Здесь пахнет лимонным освежителем, это не очень вдохновляет для новых мыслей, — Стайлз упирается затылком в стену и медленно выдыхает, закрывая глаза. — Я сказал тебе всё, что хотел. Вчера.

— Я слышал, — спокойно говорит Дерек. Это даже как-то нелепо, если брать в расчёт десяток дюймов между ними. — Я хочу убедиться, что ты всё правильно понял.

— Да, да, я знаю, дело не во мне, дело в тебе. Чувак, если бы за каждую эту фразу я получал доллар, у меня бы уже было три бакса. Делок из меня так себе.

Губы Дерека сжимаются ещё сильнее перед тем, как разжаться и произнести:

— У меня есть Джейн. Это кое-что значит.

Да. Значит, что ты — двуличная задница.

— Я помню, чувак. У вас там всё серьёзно. Она готовит тебе завтрак, ты читаешь ей стихи и колешь щетиной в нежных местах. Я могу идти?

— Я не гей.

— Ну, даже не знаю. Пойди, наклей это себе на бампер.

— Стайлз .

— Зачем ты припёрся? — психует Стилински, отталкиваясь от стены. — Я, нафиг, не понимаю тебя. Никогда особенно не понимал, а сейчас — вообще пиздец. Дерек. Можешь въебать мне, но я ни хрена не въезжаю, почему бы тебе не оставить меня в покое сейчас.

Дерек еле слышно рычит. Стайлз готов заткнуть себе ноздри туалетной бумагой, чтобы не ощущать запах его долбаного мыла, или шампуня, или геля для бритья. Этот запах ассоциируется с контактом тел. С горячей кожей и солёным потом.

— Потому что решил, что мне и тебе нужно поговорить, как нормальным людям.