Анна Морозова - Фанатка [СИ]

Альбине я про него не рассказывала. Не было такой потребности — откровенничать. В общем-то, этот «роман» ничего для меня не значил. Мои мысли были заняты совсем другим.

Точнее, другой.

Помню, как впервые увидела Кет. К тому времени я жила у Пумбы уже седьмой месяц. Кет заскочила к родителям, на минутку, без предупреждения. Ввалилась в свою комнату. И обнаружила, что в ней живу я.

Я была дома одна, сидела за столом. Готовилась к докладу по истории, но большую часть времени занималась «художественной росписью» учебника: пририсовывала египтянам члены.

— Ты кто? — спросила Кет.

Я назвалась.

— А, точно, — вспомнила Кет. — Моя сменщица. Попытка номер два.

И, глянув мельком на мои художества, добавила:

— Неудачная.

У Кет были длинные растрепанные волосы, черные с темно-синими прядями. Поджарая, мальчишеская фигурка. Смуглая кожа. И обжигающе красивое лицо.

Не снимая ботинок, она запрыгнула на мою кровать и стала рыться в коробках на шкафу. Запрятала там, среди хлама, какой-то сверток. Весело подмигнула мне:

— Это будет наш с тобой секрет.

И умчала.

С тех пор я только и ждала, когда она снова нагрянет. Изучила сверток: внутри была пухлая пачка баксов. Не долго думая, я умыкнула сотню.

Спустя несколько месяцев Кет благополучно забрала свой «секрет». Объявилась примерно в это же время дня, когда матери не было. В награду за молчанье сунула мне упаковку жвачек.

— И это все? — спросила я.

Кет хмуро на меня зыркнула. Но потом, видно, решила не ссориться. Усмехнулась:

— Вот негодяйка. Чего ты хочешь?

В тот раз на ней была футболка: длинная, с замысловатым цветочным принтом, стилизованным под английский флаг. На мой взгляд, просто шикарная. И я кивнула на нее. Кет прищурилась, усмехнулась еще шире, назвала меня «сучкой». Резко стянула футболку и швырнула мне.

Груди у нее почти не было. А над правой лопаткой красовался оскалившийся тигр. Кет отрыла в шкафу какую-то старую майку, по-быстрому ее натянула и, спустя мгновенье, хлопнула входной дверью.

И я стала мечтать о ней. Ласкала себя, лежа в ее постели. Было приятно, но в тоже время дико мучительно. До смерти хотелось, чтобы Кет оказалась рядом, схватила меня, стиснула, впилась пальцами, зубами. Я ревела и кончала.

И так было до двенадцати лет, пока не появился Игорь. Я отдавалась ему до беспамятства, так, что ходить потом было больно. И становилось чуть легче. «Ты меня насилуешь», — говорил он. Вроде бы в шутку.

Все эти годы Кет больше не появлялась дома. Зато стала мелькать в телевизоре, играла девочку-скандалистку в глупом подростковом сериале. Я не могла смотреть на эти кривлянья. Во-первых, Кет была явно старше героини, как минимум, года на три. А во-вторых, чудовищно переигрывала. В ту пору Кет еще плохо владела собой, была диковатой. Местами, даже нелепой. Будто смесь воробья и кошки. Мужские повадки в ней зачастую перехлестывали женские. А в низком голосе всегда сквозил вызов.

Пумба тайком от меня поглядывала на дочь, записывала сериал на кассету. Смешно: она была матерью Кет, но в то же время жутко ее боялась. До дрожи, в прямом смысле.

Я заканчивала десятый класс, когда муж Пумбы загремел в больницу. Какое-то обострение в связи с запущенной язвой желудка — меня мало волновали подробности. Требовалась срочная операция. Официально — бесплатная. Но, разумеется, врачи ожидали поощрения за добросовестность. На тот момент лишних денег в семье не было: начался дачный сезон, практически все сбережения ушли на покупку стройматериалов. И тетя Люба позвонила дочери. С трудом ее разыскала, и, заикаясь от робости, рассказала о проблеме.

Вечером следующего дня Кет привезла деньги. Всучила матери стопку наличных, не переступая порога. Хотела было уйти, но Пумба разрыдалась, вцепилась в нее. Буквально затащила в квартиру.

Я и до этого считала тетю Любу жалкой. И дело было не только в жабообразной внешности и в неопрятности. В ней напрочь отсутствовало самоуважение. Порою она забывалась, начинала строить из себя ученую интеллигентку. Но стоило копнуть чуть глубже, слегка поднажать, и вылезала эта омерзительная трусость, желание лебезить, угождать, пресмыкаться. Пумба прямо-таки культивировала собственную ничтожность. Неудивительно, что родная дочь ее презирала.

Кет просидела на кухне около часа. Молча слушала нервные всхлипы и плаксивые речи матери. Та жутко нервничала, суетилась. По-быстрому собрала на стол, открыла коньяк. Сыпала трогательными историями о том, какой славной Кет была в детстве. Вспоминала, как они всей семьей отдыхали в Крыму, и прочее. В общем, давила на жалость. И все подливала, себе и дочери, рюмку за рюмкой.

Я сидела с ними, на противоположном углу стола. Ужинала, бесконечно ковыряясь в тарелке. И все ждала, когда же Пумба заткнется.

И вдруг — спасение. В прихожей затрезвонил телефон. К тому времени тетя Люба была уже сильно не трезвой. И, не глядя на меня, гаркнула:

— Кристинка, сходи, Христа ради!

Я не пошевелилась. Будто и не слышала. Между тем телефон все не унимался.

— Вот, приютили дармоедку, — пожаловалась Пумба дочери. — Ни стыда, ни совести.

Встала и, заметно покачиваясь, поплелась в прихожую.

Кет сидела слегка ссутулившись, опираясь на локти. Все вертела двумя пальцами недопитую рюмку. Не отрывала от нее взгляда. И вдруг спросила.

— Как ты с ними живешь?

Я не ответила.

Из коридора послышались причитания Пумбы. Она говорила с матерью мужа. Та жила в деревне, в Нижегородской области. Была глуха как тетерев.

— Найди мужика, и сваливай, — сказала Кет, продолжая изучать рюмку. Потом глянула на меня мельком, и добавила. — Или бабу.

Не знаю, догадалась ли она. А может, просто — наобум ляпнула. Как бы там ни было, я решила не скрывать. Какой смысл? И я посмотрела на Кет, ну, так: просто и откровенно. Также, как однажды на Игоря, помогая ему осмелиться.

И Кет отлично все поняла. Пробежалась было по мне цепким беззастенчивым взглядом. Но тут же осеклась, будто на полпути раздумала. Отвела глаза. А потом залпом осушила рюмку и встала.

— Доченька, да что же ты?.. — воскликнула Пумба, оторвавшись от трубки. — Постой!

Но Кет уже хлопнула дверью.

Я выждала минуту, и пошла следом за ней. Не бежала: ноги были как будто чужие. Едва не потеряла ее. Кет топталась возле остановки, через два дома, ловила тачку. Я встала неподалеку.

Кет заметила меня, но решила игнорировать. Повернулась спиной. Ей не везло: машин было мало, никто не останавливался.

Спустя какое-то время она не выдержала. Обернулась и бросила раздраженно:

— Вали домой!

Я не двинулась с места.

— Иди на хер, говорю! — гаркнула на меня Кет.

Потом все-таки поймала тачку, и укатила.