Николай Липницкий - Два одиночества

— Вы, Максим Петрович, не уволены, а находитесь, так сказать, в творческом отпуске. Поэтому ни о каком расчете речи быть не может. Зайдите в бухгалтерию и получите свою зарплату. И, пожалуйста, быстрее решайте свои проблемы и приступайте к работе.

— Я не на коротком поводке и работать на тебя не буду. Не дождёшься!

Макс как ошпаренный выскочил из кабинета. Какой дурак! Он ещё хотел пойти на примирение. Да она в человеке ничего не видит, кроме подсобного механизма для зарабатывания денег. Боже мой! Угораздило же влюбиться в бизнес-леди! Макс отъехал от офиса и сразу попал в оживлённый поток машин. Обычно ездил он очень осторожно и даже придумал для себя основное правило, благодаря которому умудрялся обходиться без аварий: три Д — Дай Дураку Дорогу. Однако сейчас злость притупила его осторожность. Проезжая перекрёсток, он не заметил несущуюся на красный цвет «Волгу». Удар был сильным. Уже теряя сознание, он успел подумать: «Это мне за всё».

Юлька сидела за своим столом, всё ещё приходя в себя от разговора с Максимом, когда влетевшая в кабинет продавщица закричала истошным голосом: «Юлия Сергеевна, Максим Петрович разбился!»

— Что ты мелешь? Он только что вышел от меня живой и здоровый.

— Я сама видела. На перекрёстке. Ужас какой!

Юлька выскочила из-за стола и помчалась на улицу. На перекрестке гудели клаксонами машины, и собралась довольно внушительная толпа. Она пробилась сквозь плотную гущу людей и влетела в самый центр событий. В груде смятого металла с трудом угадывались «Москвич» и «Волга». На обочине лежал Макс. Юльке показалось, что он умер. Она бросилась к нему, однако чьи-то сильные руки удержали её.

— Поосторожнее, дамочка. Нельзя его трогать. Вдруг позвоночник повреждён, или череп проломлен. Врачи приедут, разберутся. Скорую уже вызвали.

— Так он живой?

— Живой, только без сознания. Вон, джигит стоит, любитель на красный цвет ездить. Убивать таких надо. И надо же, ни одного серьёзного повреждения. Так, одни царапины. А человека угробил.

В стороне, дрожа от страха, стоял паренёк лет восемнадцати, жалкий как побитая собака.

— Что вы говорите? Он же живой!

— Ну, это пока. Посмотрите, что с машиной. Да не бледнейте вы так. Может и обойдётся.

Раздалась заунывная сирена, и скорая помощь пробилась сквозь толпу. Врач наскоро осмотрел Максима и кивнул санитарам. Те привычно перегрузили его на носилки и понесли в машину. Юлька рванулась к врачу.

— Доктор, что с ним?

А вы кто будете?

— Я его… жена.

Пока ничего конкретного сказать не могу. Визуально — перелом ноги. Но нужен рентген. Столкновение серьёзное, могут быть ещё травмы.

— Вы куда его повезёте?

— В больницу скорой помощи. Мы всех туда отвозим. Вы с нами?

— Нет. Я сейчас туда подъеду на машине. Мне надо одеться. — Только сейчас Юлька почувствовала, что замёрзла в своём костюме.

Она опрометью помчалась в офис, накинула на себя плащ, взяла свою сумочку и прыгнула за руль. Приехав в больницу, она влетела в приёмный покой. Макса не было. Уже на грани истерики Юлия узнала, что его увезли на рентген. Отсутствующим голосом она называла данные Максима, не отрывая глаз от дверей. Наконец показался врач.

— Не волнуйтесь. Всё не так уж плохо.

— Говорите правду.

— А я и не собираюсь ничего скрывать. Вашему мужу невероятно повезло. После такой аварии отделаться только переломом ноги и, скорее всего, сотрясением мозга, это чудо. Правда, ещё необходимо сделать томографию мозга. Может быть гематома, а это уже не очень хорошо. Только у нас такой аппаратуры нет.

— Это не проблема. Скажите, где он сейчас?

— В реанимации. Дело в том, что он никак не может прийти в себя и до сих пор находится без сознания.

— Я хочу к нему.

— Бесполезно. В реанимацию вас не пустят. Езжайте домой и отдохните. Завтра всё станет ясно. Утро вечера мудренее.

Юля поехала на работу, но всё валилось из рук. Успокоение не принёс и косметический салон. Долго не могла решиться позвонить матери Максима, но всё-таки сделала это. Дома она, как тигрица в клетке, меряла шагами квадратные метры своей квартиры, пока, обессилев, не свалилась в кресло. Постель стелить она не стала, а уснула на диване, накрывшись пледом. Утром, чуть свет, она помчалась на работу, раздала указания и прямиком — в больницу. Его мать тенью сидела возле двери в реанимацию. Макс в себя не пришёл. Взяв телефон реанимационного врача, Юлька с трудом уговорила её поехать домой, пообещав держать в курсе, и сама же отвезла. Потом села в машину и стала бесцельно колесить по городу. На работу не хотелось. Чтобы как-то себя занять, проехалась по магазинам, потом опять заскочила в больницу. Без изменений. Врач только развёл руками.

— Делаем всё, что в наших силах. Не волнуйтесь. Как только появятся изменения, я вам обязательно позвоню.

Юля достала сотку и набрала номер своего семейного врача. На том конце мучительно долго не снимали трубку. Наконец ответили. Она сбивчиво рассказала доктору о Максе.

— К сожалению, Юлия Сергеевна, пока его не выпишут из реанимации, я ничего не могу сделать. Как только это произойдёт, я к вашим услугам. Сделаю всё, что смогу.

— Тогда пока приготовьте для него палату в вашей клинике. Как будет возможно, я сразу привезу его к вам.

Разговор успокоения не принёс. День близился к вечеру. Дома опять ждало холодное стылое одиночество. Она заехала к маме. Мать, увидев на пороге дочь, обрадовалась и захлопотала вокруг неё.

— Привет, мам. Домой не хочется. Я заночую у тебя?

— Давно не заезжала ко мне. Я вижу, случилось у тебя что-то. Конечно, не хочешь, не рассказывай. Ты у меня всегда своенравной была, из тебя слова клещами не вытащишь. Только, когда выговоришься, легче станет. Уж поверь мне.

Юлька никогда не делилась с мамой своими проблемами, всегда предпочитая их решать сама. Однако сейчас, неожиданно для себя, разговорилась. Она рассказала всё, периодически отхлёбывая чай и вытирая слёзы. Всё, начиная от первой встречи в москвиче, заканчивая реанимацией. Мать долго молчала, и было не понятно: одобряет он дочь, или осуждает. Наконец она заговорила.

— Знаешь, дочь, ты уже слишком взрослая. Однако и взрослые люди ведут себя, порой, как дети. Так и вы с Максимом. Он — мальчишка. По-другому не назовёшь. Мальчишество и бравада чистой воды. Да и ты от него недалеко ушла. Решила за месяц человека переделать? Забыла уже, как сама на базаре, что подешевле, выбирала? Ты в начале в себе разберись, любишь его вообще, или нет?

— Да что тут думать, мама! Люблю. Сильно люблю.

— А каким ты его полюбила? Вот таким. А сейчас строгаешь из него неизвестно что. Не боишься любимые черты отсечь и эдакого болванчика смастерить? Нельзя человека под себя сгибать. Особенно если любишь.