Николай Липницкий - Два одиночества

— Да что я такого делала? Для бизнеса имидж имеет огромное значение. Из песни слов не выкинешь. И так старалась, где лестью, а где обманом, а он, как чурбан. Упёрся и всё.

— А тебе хотелось бы из чурбана марионетку сделать? Бизнес, имидж… Слова то какие! А за этими словами человек как-то взял и потерялся.

— Но что делать, если так действительно надо. Его фронт работы был настолько важен, что он в своём копеечном костюмчике на стареньком «Москвичонке» только дело бы испортил. Понимаю. Опять я о бизнесе. Но ведь это был бы наш семейный бизнес. Я столько сил вложила в него, что терять тоже не намерена. И почему, в угоду его гордости, я должна терпеть убытки? Ведь я не унижала его, не попрекала ничем.

— А тебе не приходило в голову, что нужно было просто сесть вечерком, за чашкой чая, да поговорить о том, что необходимо сделать, что приобрести, а что может и подождать. Совместно спланировать покупки, а не лезть с этими твоими проклятыми сюрпризами?

— Да. С сюрпризами я перегнула. Но я не ожидала такой реакции.

— Да что там. Со снятой головой по волосам не плачут. Я тебе вот что скажу. Ты, конечно, можешь здесь заночевать. Но мой тебе совет: езжай-ка к его матери. Вы теперь для него два самых близких человека. И боль эту должны вместе перенести. Вместе то оно полегче, чем поодиночке.

— Спасибо, мама. Мне действительно стало легче. Ты права. Во всём права.

— Вот то-то и оно. Вы, молодые что думаете, старики из ума выжили? Нет. Мы ещё пригодиться можем. А раньше бы со мной поделилась, многих бед бы смогла избежать.

— Да, наверное. Ну, я поехала?

— Езжай, доченька, езжай. И удачи тебе.

Мать поцеловала Юльку в щёку. И ещё долго, по пути к матери Макса, она ощущала тепло материнских губ на своей щеке.

— А вот здесь ему семь лет. — Вероника Антоновна, мать Максима, показала на фотографию маленького лопоухого Макса в шортиках и в рубашечке с корабликом на кармашке. Они смотрели семейный альбом, и Юльке казалось, что она уже триста лет знает эту немолодую женщину.

— Ты чай пей, а то остынет. А то давай, я тебе лапши налью. Мою лапшу Максимка очень любит.

— Нет, что вы. Не беспокойтесь. Кушать совсем не хочется.

— Что же это доктор не звонит? Может, забыл? Максим не может так долго быть без сознания. Он, наверное, уже пришёл в себя.

Юля была уверена, что, если Макс очнётся, ей перезвонят. Однако для успокоения Вероники Антоновны позвонила врачу. Никаких изменений. Они проговорили до поздней ночи. Мать говорила о Максиме, вспоминала его детские годы, юность. Рассказывала, как трудно было ей одной поднимать сына.

— Он ведь у меня непутёвый был. Всегда какие-нибудь коленца выкидывал. Ничего-ничего, а потом как отчебучит что-нибудь. А к шестнадцати годам с плохой компанией связался. Курить начал, домой ночевать не приходил иной раз. Нервы мне потрепал, не дай бог кому. Из техникума со второго курса выгнали. Пошёл на химический завод работать. А там совсем взрослым себя почувствовал. Вообще от рук отбился. Друзей себе завёл: все ребята после армии. Спасибо, на заводе заставили его в вечерней школе аттестат о среднем образовании получить. Когда его в армию призвали, я вздохнула свободно. А потом сердце стало болеть: как там он, не бьют ли? Про дедовщину то все слышали. Да и переживала, что бы в Афганистан не отправили. Слава Богу, пронесло в тот раз. Но спасибо армии. Там ему мозги вправили. Какие письма он писал! Ты бы видела. Прощения просил. К концу второго года службы поступил в военное училище. Я не знала, что он надумал. Писал, что в служебной командировке. А потом приходит письмо: «Мама, поздравь меня. Я курсант». Он всегда скрытный был. Никогда ничего не просил. Джинсы куплю ему, он рад до потери пульса. А, спрашивается, чего молчал. Это я сама догадалась. Смотрю, вся молодёжь в джинсах ходит. Гитару по случаю недорого ему в подарок на 23 февраля купила. Знаешь, как он прыгал от радости! А ведь ни слова, что давно хотел. Недавно узнала, что он, оказывается, всегда магнитофон желал и мечтал в тайне. А сказать не мог. Так и в Нагорном Карабахе. Всё писал, что в командировке. Про первый раз в госпитале я вообще ничего не знала, а во второй раз сказал, что на машине перевернулся. Только потом узнала, когда его из армии списали. Чувствовать то я чувствовала что-то неладное. А знать не знала. И про тебя долго молчал. Видела, что его что-то гложет. А попробуй, вытащи из него. Ну, ладно. Уже поздно. Заболтала я тебя. Идём, постелю тебе.

Юлька легла спать, но ещё долго ворочалась с боку на бок. Наконец глаза закрылись, и она забылась глубоким сном без сновидений. Звонок сотки разбудил её рано утром.

— Алло! Говорите же!

— Юлия Сергеевна. Это врач из реанимации. Максим очнулся.

— Я еду! Его можно забрать? В каком он состоянии?

— Не торопитесь. Заведующий отделением придёт к девяти часам и сразу уходит на планёрку. Вопрос о выписке Максима решится не раньше десяти часов. Раньше вас всё равно к нему не допустят. А насчёт его состояния, вы лучше сами посмотрите.

Юля отключила телефон. Хоть какое-то изменение.

— Он очнулся? Я всё слышала. Звук в телефоне слишком громкий.

В проёме двери в ночной рубашке стояла Вероника Антоновна.

— Да. Собирайтесь. Без пятнадцати девять мы должны быть возле больницы.

— Юленька, вы же слышали. Нас не пустят к нему. До десяти часов там появляться бесполезно. К чему душу травить?

— А это уже мои проблемы.

Юлия опять схватила сотку и набрала номер семейного врача.

— Олег Сергеевич, Максим пришёл в себя. Палата готова?

— Готова. Он где? Его уже выписали из реанимации?

— Сегодня выписывают.

— Ну тогда время ещё есть.

— Времени нет. Я не хочу ждать до десяти часов. Если не ошибаюсь, главврач больницы ваш друг?

— Да. Мы дружим семьями.

— Я хочу забрать Максима сразу же, как только главврач переступит порог своей больницы.

— Юлия Сергеевна, я постараюсь сделать для вас всё возможное, но…

— Я жду вас без пятнадцати девять у главного входа. — Юля отключила сотку.

— Извините, Вероника Антоновна, но больше ждать я не хочу.

В больнице, благодаря Олегу Сергеевичу, вопрос о выписке Максима из реанимации решился быстро. Юлька стояла у дверей, ожидая, когда в проёме появится каталка. Вышел Олег Сергеевич.

— Юлия Сергеевна, прежде, чем вывезут вашего протеже…

— Это мой муж!

— Не торопитесь. Дослушайте, пожалуйста. Так вот, прежде, чем его вывезут, я хотел бы ввести вас в курс дела.

— Не тяните, говорите скорее.

— Дело в том, что Максим, так сказать, очнулся, но не пришёл в себя.

— Говорите яснее.

— Это сложный медицинский термин, но скажу просто. Он жив и, если не считать перелома ноги, практически здоров. Конечно, нужно ещё сделать томографию мозга, но, похоже, гематомы нет.