Ульяна Соболева - Твои не родные

— Аня…Аня, постойте. У меня нет злых намерений, Анечка, я вас прошу подождите. Я просто помочь хочу… пожалуйста. Остановитесь. Аняяяя… у меня больше ничего и никого осталось. Я вас умоляю. Я только смотреть, только помогать…ни претендовать, молчать. У меня дочь два года назад умерла…Больше нет никого. Я сирота сама.

Сама не поняла, как остановилась и медленно к ней обернулась….

Я налила ей чай с крепкой заваркой, заглянула в спальню — Маша расположилась на коврике и что-то рисовала. Как ни странно, она обрадовалась Регине. Я всегда считала, что она ее ненавидит… а оказывается все наоборот было.

Регина отпила кипяток из чашки, ее руки дрожали и голос срывался по мере того как она говорила.

— Лилечка была красивой девочкой, одаренной. В художественную школу ходила, на музыку, училась хорошо. Пока с эти не познакомилась. Знаете, как бывает я вся в работе еле концы с концами сводили, а я и учителем и вечером репетиторство. Все деньги-деньги для нее все. Когда поняла, что упустила ее поздно уже было. Она и музыкальную школу бросила и художественную только гуьки ее интересовали. Потом наркотики у нее нашла. Отругала в комнате закрыла. Так она через окно удрала. Месяц домой не возвращалась. Меня в полицию вызвали ее пьяную где-то на вокзале задержали. Телом торговала. За дозу. Пока я искала ее, фото развешивала она…она себя продавала.

Регина лицо руками закрыла, а я ее плечо стиснула и еще чаю подлила.

— Пытались лечить ее. В клиники вощила. Квартиру продала, на три работы устроилась. А она из клиники сбежала и все. И больше никто найти не мог. Нашлась только когда уже с пузом была приходила ко мне за деньгами. На себя уже не похожая. Понимаете, был ребенок и не стало его. Улица отобрала. Какие-то пару месяцев и все. И время было упущено. Она в ту ночь спать у меня осталась я ее выкупала, расчесала. Сказала, чтоб она оставалась вырастим ребеночка, справимся. Обещала остаться…я уснула, а утром ни ее, ни денег. Все украла до последней копейки. Даже колечко мое и крести вынесла. Потом уже в роддоме ее нашла…У меня там подруга работала медсестрой. Она мне потом все про ребенка и рассказала…только не сразу, а после смерти Вали моей. Я тогда жить не хотела, веревку на батарею повесила и…она с утра пришла как раз и буквально с петли достала. Тогда мне про подмену и рассказала и кому отдали.

Я вас много лет искала…

Мы просидели до самого утра. Другой она мне теперь казалась. Личное горе меняет человека. Когда он о нем рассказывает. Теперь она мне больше не казалась вороной в черном…она мне казалась истощенной, несчастной женщиной, потерявшей дочь и внучку. Она мне даже чем-то напомнила мою маму.

— У меня остались кое-какие сбережения. Я все эти годы ничего не тратила работала с проживанием. А мне одной много и не надо. Вы мне позвольте за внучкой присматривать. Я буду заботливой и внимательной. Мне ничего не нужно. Только помогать и быть рядом. Пожалуйста…заклинаю вас всем чем только можно, позвольте. Это смысл моей жизни. Я ничего ей не скажу. Я обещаю. Пока вы сами не решите, она ничего не узнает от меня.

Я медленно выдохнула, а потом сжала ее руку.

— Присматривайте. На самом деле мне не кому…а работать нужно.

— Я буду приходить во сколько скажете и уходить и…

— Оставайтесь. Здесь две комнаты. Места всем хватит.

Регина вдруг схватила меня за запястье и прижала мою руку к своим губам.

— Вы святая женщина…святая. Таких не бывает. Вы даже не представляете, что сейчас сделали для меня. Вы вернули меня к жизни.

Моя жизнь вливалась в русло постепенно, но очень уверено, когда живешь ради кого-то. Я посвятила всю себя Маше. Я даже начала смеяться и чувствовать себя живым человеком. И не вспоминать о той части себя которая так и осталась омертвевшей. Я даже научилась почти не плакать о нем. Справляться с приступами острой тоски. То услышав нашу музыку, то пройдя по улице где вместе бывали когда-то. Вначале захлестывало, а потом отпускало. И я ждала, когда это пройдет.

Но пока не слышу, не вижу так легче. Словно выстраивать между нами стену через которую ему не перебраться и тут же смеяться над собой, истерически хохотать. Он не переберется? Да надо будет из-под земли достанет. Только я хотела, чтоб он меня забыл. Просто оставил в покое…какая-то часть меня мечтала об этом, а какая-то захлебывалась в агонии от мысли что так и будет. И ненавижела себя за то, что все равно думаю о нем, за то что все чаще возвращаюсь в прошлое, где девочка в белых носочках влюбилась в мальчика из совершенно другого мира и поверила в свое счастье…самое страшное, что эта девочка все еще жива внутри меня и что она точно знает. Что больше никогда и ни с кем не будет так счастлива. Даже если это счастье принесло столько невыносимых страданий…

Я устроилась работать в частную стоматологическую клинику и в магазин одежды. Конечно же на уборку. Но платить обещали хорошо. И там, и там. Первое время уставала как собака, приходила и валилась с ног. Не знаю, если бы не Регина я бы, наверное, сошла с ума и не смогла заботиться о Маше. Но эта женщина была каким-то даром небес. Ничего подобного я не замечала в ней раньше, в доме Егора. Она там, словно, играла какую-то роль. А здесь и успевала убрать, и с Машей погулять и обед сварить. Через какое-то время я уже не представляла, как жила без нее раньше. Она еще умудрялась мне денег занимать и конечно же не брать, когда я возвращала.

— Когда я жила у Егора Александровича Машу возили в какую-то клинику…Я так понимаю там ничего не вышло?

— Тогда я не знала, что Маша не моя биологическая дочь, а для назначения лечения нужны были генетические проверки. Я понятия не имела где искать ее родственников. Да и денег таких у меня нет…А Егор Александрович не ее отец и оплачивать нам лечение не обязан, да и я б не взяла.

— Я понимаю….

— А если бы все же он помог вам с лечением и…

— Нет. Я не хочу. Я попробую обратиться в фонды, собрать что-то сама.

— Но ведь это здоровье Маши, Анечка, тут можно гордость немного убрать.

— Я опаздываю на работу. Мы еще поговорим об этом, хорошо? Вы помните у Маши сегодня рисование.

— Да, конечно помню. А вы допоздна там не убирайте, ведра старайтесь ногой двигать не то спину надорвете.

Я не сразу заметила, что за мной едет машина. Не сразу обратила внимание потому что бежала к остановке, попала под дождь и махала отчаянно руками, когда маршрутка уехала у меня из-под носа. Выругалась топая ногами и подула на замерзшие ладони. Перчатки дома забыла или потеряла в магазине. Уф. Теперь минут сорок тут стоять. Холод собачий и дождь мерзкий, колючий поздне-осенний.

Переминаясь с ноги на ногу, дую на руки, как вдруг вижу напротив остановки джип тормозит. Стекло опускается и у меня все внутри тоже опускается. Радость мгновенная, глупая, запредельная потому что лицо ЕГО увидела. И тут же схлынула и меня захлестнуло до бледноты и мороза по всей коже. Зачем он здесь…как ножом полоснуло предчувствием боли. Потому что с ним только она…только все ее оттенки. И время словно застыло вокруг нас, воздух перестал двигаться, а у меня все закрутилось внутри, завертелось… я не могла перестать смотреть в его светло-серые глаза и ощущать, как начинает печь в горле, как больно глазам его видеть снова. Сердце то билось, то снова замирало. Оно было радо видеть его снова, пожирать его лицо…и наслаждаться каждой секундой позабыв на мгновения о ненависти. Егор смотрел на меня очень долго, пока вдруг тихо не сказал: